© Сергий Чернец, 2017

ISBN 978-5-4483-9801-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Эти истории рассказала мне давным-давно, еще до Перестройки и до известных изменений нашей страны, моя добрая бабушка, пожилая пенсионерка, всю жизнь проработавшая учительницей в сельской школе. Я передаю её рассказы, как могу и как умею; конечно, мне теперь уже не воскресить забавную прелесть русской сельской речи, ни специфических деревенских словечек и оборотов, ни того спокойного и неторопливого тона рассказов….

Приезжая в далекую от города деревню, более 100 километров (120), я всегда попадал в другой мир: где были другие дома, не из кирпича, «бетона и стекла», как в городе, где мы жили в панельном бетонном доме.

В городе у нас был кирпичный детский садик новый, только что построенный по новому проекту, видимо, где в группах, в игровых комнатах были высокие до потолка и широкие окна, такие, что вся комната, большая, огромная для нас, для детишек, озарялась и наполнялась светом.

В деревне, в большом деревенском доме и все предметы были другие, из старины глубокой. Но не просто так эти старинные предметы стояли и лежали, как я видел однажды в краеведческом музее города в экспозиции «старинная изба», – они использовались по назначению.

Была керосиновая лампа со стеклом бутылкой, которую бабушка зажигала и с которой выходила вечером в хлев и сарай к своей козе и к курам и гусям. Около печи стояли ухват и кочерга, в печи на «приступке» чугунки, в которых варился-парился суп и другие продукты. В углу комнаты, у окна напротив дверей бросалась в глаза прялка с большим колесом, это бабушка пряла шерсть и приводила в движение прялку ногой. Она вязала нам всем шерстяные носки и варежки. Шерсть покупалась два раза в год, весной и осенью и я заставал, когда прялка была в употреблении.

Вместо кроватей были «полати», это такая же широкая кровать из досок, в два яруса, не понимал я всей сути «полатей». «Полати» были и наверху русской печи. Они закрывались занавеской, а чтобы залазить на них, вдоль печи стояла широкая лавка из толстой доски, потемневшей от времени, как я думал, на самом деле покрашенной морилкой, как потом узнал.

И вот, всякий раз вечерами, когда я на «полатях», на широком матраце уже залезал под одеяло, а бабушка сидела под лампочкой за столом и вязала или перебирала ягоды, которые мы собирали в лесу ведрами. В комнате было не очень светло, одна лампочка под старинным абажуром тряпичным освещала только стол, а все углы были в темной тени. Тут в моем мальчишеском воображении в одном из темных углов виделись образы (открывался экран, как телевизор) и я видел все события и всех героев из бабушкиных рассказов и приключения их.

Первая история – древнегреческий миф:

«Я думаю, что всем известны предания греческие о Геракле и других героях мифов. Но далеко не все знают предание старых анатолийских греков о Леандре и Геро.

Леандр жил по одну сторону моря в греческом городе Абидосе; Геро жила по другую сторону в малоазийском городе Сестосе. Леандр был прославленным атлетом на олимпийских играх, одинаково непобедимым в борьбе, беге, плавании, метании диска и стрельбы из лука; Геро была младшей жрицей в храме Артемиды.

Оба они были молоды и прекрасны и телом и лицом и душами, как только могут быть прекрасны невинная девушка в шестнадцать лет и пылкий юноша в девятнадцать.

В один из великих дней, когда в Абидосе устраивались атлетические соревнования, Геро и Леандр увиделись на стадионе и с первого взгляда полюбили друг друга: ведь именно так приходит к людям любовь настоящая, словно искра пробежала из глаз обоих и встретившись искры зажгли пламень любви в их сердцах.

В тот же вечер, покинув роскошный пир, они, незаметно для любопытных взоров, сошлись в цветущей апельсиновой рощице, где сказали друг другу главные слова о любви и обменялись первыми целомудренными поцелуями. Но нет в мире такой радости, на дне которой не таилась бы горькая капля печали.

Во время этого нежного свидания, молодые влюбленные узнали о том, как трудно, почти невозможно было им стать мужем и женой. Геро, как жрица, не могла покинуть Храм раньше достижения двадцатилетнего возраста, не навлекая на себя бесчестие. А отец Леандра был знатный аристократ и первый богач Абидоса, и уже давно было решено им, женить сына на единственной дочери другого, более богатого коринфского купца, с которым он вел торговые дела.

Среди глубоких вздохов, непрерывных поцелуев и соленых горьких слез – возлюбленные решили терпеливо ждать счастливой поры, когда два великих бога – бог любви и бог случая – ниспошлют им радость соединиться навеки, а до этого дня решили неизменно любить друг друга.

– Но как же мы будем видеться? – уныло спросил Леандр. – В обоих городах нас знает каждый человек.

– Тогда будем видеться ночью, – предложила ему Геро.

Леандр покачал головой: Разве тебе неизвестно, о душа души моей (!), что по ночам все гавани загораживаются цепями и ни одна лодка не пропускается в пролив? —

Ну, и что же? – быстро возразила Геро. – Разве ты не лучший пловец в Абидосе, и во всей Греции и во всем белом свете? —

– Ах и правда! Вскричал восхищенный атлет. – Это не пришло мне в голову. Я уже переплывал пролив Геллеспонт четыре раза, всегда без усталости и затруднений.

Они тогда крепко обнялись и условились, что на другой день Леандр переплывет пролив, а Геро около полуночи будет ждать около старой башни, разрушенной временем, потому что построена была еще древними могучими циклопами.

На другой день, ранней ночью, тайно выскользнула прекрасная Геро из жилых помещений Храма. Дрожа от любви и от страха ночного и от ночной свежести, она пришла к старинной замшелой в развалинах башне и стала терпеливо ждать.

Необычайно долго тянутся минуты и часы ожидания. Сердце девушки стучало в ночи так громко, что, казалось, его биение было слышно даже в Абидосе.

Проходило мимо башни козье стадо, а за ними шел пастух, знакомый всему городу Сестосу, высокий, жилистый старик, похожий на большого похотливого козла или на крепкого, лукавого тигра, с сединою в вьющихся волосах и с короткой курчавой бородкой.

– Эй, девчонка! – сказал он низким голосом. – Твой любовник или очень запоздает, или вовсе не придет, а ты, сидя на холодных камнях, заполучишь болезнь в костях. Возьми мою накидку шерстяную, да сядь на нее и закутайся ею.

– Уйди, уйди, противный! – сердито закричала Геро. – Фу! От тебя даже издали пахнет козлом!

– Ха! – усмехнулся мнимый пастух. – А почему ты думаешь, что пахнет козлом, а не богом? – сказал он, потому что это и был бог «Сатир». – Да ты не бойся меня, девчонка. Я ничего не делаю насильно, если сам человек не захочет, я только заманиваю. И притом не люблю я зеленой травы, которой наслаждаются мои козы и козлы! Ну, вот я могу отойти, а чтобы тебе не было тоскливо дожидаться твоего красавца юношу, я сыграю тебе хорошенькую песенку.

И Сатир сел на камень и стал играть на свирели одну песню за другой. Под синим небом, усыпанным крупными и яркими звездами каждая песня была милее предыдущей. И все песни были так нежны, так сладки, так чисты были звуки легкого музыкального инструмента, что заслушавшись, забыла Геро свою тоску.

Она даже сказала:

– Послушай, старый козел, сыграй эту песенку еще раз.

А время бежало и бежало. Стало светлеть вокруг. Пастух всё продолжал играть, играл да играл на своей свирели. Вдруг девушка сказала:

– Эй ты, «сатир»! и правда, дай-ка мне твое покрывало, я вся дрожу от утреннего холода.

Порозовело море от дальней утренней зари, стали ясно видны ближние, а потом и дальние предметы. Опасно было для Геро оставаться дольше вне стен храма, и она печально пошла домой, в ту ночь, так и не дождавшись своего любимого.