– Да по-моему, не ты Татьяну, а она тебя к реке водила. Правда, Танька?

Сестра озадаченно подняла глаза: она не слушала наш разговор – и я махнул рукой.

– Идём за водой? А то этот трудяга-провожатый надорвётся.

Валентин (так немного иронично называли мы нашего товарища) скорчил гримасу обиженного вредного пацана, что ещё более забавно выглядело на лице тридцатилетнего рослого мужика, и продолжил заниматься костром.

Танька же, схватив пузатые бутылки, быстро оказалась рядом, готовая идти хоть в ближайшую деревню. Деревушка в двадцати семи километрах отсюда, но, на счастье, наш путь был куда короче.

И, покинув Валентина с костром в лагере, мы ушли вдоль обрыва на юг. Там примерно в пяти минутах ходьбы находился маленький родник, который уже много лет подряд обещал иссякнуть. Но, как оказалось, родник этот черпает воду из какого-то неведомого нам пресного океана, и струя, бьющая меж обтёсанных водой скал, со временем только усиливалась, что радовало всех походников, бывавших здесь.

По правую руку от нас простиралась белая бездна, на самом деле скрывающая прямую опасность – там была пропасть. Вскоре нас обступили высокие дубы с извилистыми тёмными стволами; здесь, в лесу, становилось страшнее, чем на открытом пространстве. Густая крона деревьев, через которую и в солнечные дни еле пробиваются лучи, изрытая кабанами земля, туман – мрачноватая картина, нечего сказать.

– А когда к нам отряд подойдёт? – спросила Таня, бренча при каждом шаге пустыми бутылками.

– Должен уже, – коротко ответил я, но меня и самого волновал этот вопрос. Кто знает, что могло случиться с неподготовленными туристами в такую погоду. Скорее всего, с нашим другом, обязавшимся провести их до нас, отряд просто задержится часа на три, но это лучший вариант. Возможно, эта несчастная шайка студентов и вовсе осталась в городе, испугавшись дождей, но практику им всё равно проходить надо, поэтому в ближайшие дня три они точно прибудут сюда. Знать бы действительно, когда…

– А если они решили повернуть обратно? – допытывалась сестрица.

– Ну… пробудем здесь дня три, а потом, если отряда не будет, наведаемся в Лисье ущелье, – подмигнул я Таньке, – давно там не были, а на моей памяти, там есть несколько хороших стоянок. Идти, правда, дольше, чем предполагалось с отрядом, но зато на наших шеях будешь только ты, а не орава малолетних биологов.

Танька, хмыкнув, улыбнулась.

– Большой отряд?

– Шестнадцать человек, включая преподавательницу по ботанике и куратора группы, похожего на Энштейна.

Где-то в глубине леса ухнула сова, так недовольно, словно это мы её разбудили.

– В группе пятеро пацанов, а остальные девять – девчонки, которые будут визжать всякий раз, когда увидят клеща.

Я ехидно взглянул на Таньку – она, кажется, была впечатлена не в лучшую сторону. И я решил больше сестру не расстраивать.

– Они пробудут здесь пять дней, а потом мы все вместе вернёмся в город. Яр тоже будет с нами, ему спешить некуда. – И глаза её просияли.

– И Яр останется? Вот здорово!

Надо признать, я и сам был рад, что Яр, обязавшийся привести этих практикантов, останется вместе с лагерем. Он – товарищ здравомыслящий, куда более собранный, нежели Валентин (так часто с успехом выступающий в роли клоуна), и куда более предсказуемый, чем моя сестрица. Предсказуемость, знаете ли, черта замечательная, а здесь, в условиях диких, вообще становится равносильной надёжности и вызывает исключительно доверие. Спорить не стану: и с Валентином, и с сестрой я чувствую себя уверенно – но в компании Яра могу себе позволить расслабиться и временно переложить ответственность на него, к тому же быть убеждённым в том, что, пока я наслаждаюсь природой, с отрядом ничего страшного не произойдёт.

Земля под ногами стала мягче – мы сошли с тропы вглубь леса. Обозначенное синим лоскутком материала дерево осталось позади, провожая нас мохнатыми ветвями. Мы же и оставили здесь эту метку – синий обрывок от заведомо испорченной блузки. Блузка одной недоделанной туристки стала тряпкой, спустя три часа после выхода из города, когда на пути встретились первые заросли смородины – и мы решили, что раз уж кофта всё равно испорчена, пустить её на… метки. В итоге, вполне себе симпатичная блузка стала прекрасным ориентиром на пути от нашей стоянки к роднику.

Начался резкий спуск, и мы с сестрой прибавили шаг. Сумерки леса спустились подобно туману, здесь стало прохладнее, но ветер стих, лишь иногда от лёгких вдохов природы чуть подлетали Танькины тёмные волосы.

– Миш, а почему мне друзей нельзя брать в походы?

– А мы тебе не друзья? – осведомился ехидно я.

– Друзья, но с вами я уже была в походах много-много раз.

– Тань, – с ноткой укора, присущего, скорее, старшим сестрам, чем старшим братьям, сказал я, – ну а ты не видишь разве, по каким местам мы ходим? Тут и связь-то не ловит. Понимаешь, не выдерживают нормальные люди таких путешествий, не выдерживают. А их родители тем более. Люди слабые существа.

– Ну я мальчишек возьму. Они сильнее.

– К сожалению, Тань, принадлежность к мужскому полу вовсе не гарантирует принадлежность к сильным людям, а принадлежность к числу сильных ничуть не мешает быть женщиной. Поэтому, не показатель.

Таня разочарованно опустила глаза. Бедная девочка: она даже понятия не имеет о том, что сильнее пяти своих сверстников, взятых вместе; она не способна пока понять, что кто-то другой не получает удовольствия от таких вещей, которые становятся чем-то бесценным только с приходом мудрости. Видел бы я в её окружении хоть кого-то, кто выдержал бы наш образ жизни, взял бы под свою ответственность и по собственной инициативе, а так… пусть уж лучше носится Танька по обрывам наперегонки с Валентином и купается под водопадами с Яром, а с друзьями из города – дерётся в школе и не жалуется.

– Ты странно к людям относишься, – вдруг выдала сестрица.

– Это почему? – хмыкнул я.

– Тебя послушать, можно подумать, что нигде, кроме гор, нельзя встретить нормального человека. – И более доверительно добавила: – это не только моих друзей касается.

– Это потому что я знаю, что горы – это прекрасная проверка на прочность. Смотришь на человека и представляешь его с нами в походе – и сразу видно, кто он на самом деле.

Танька заведомо победно улыбнулась.

– Но проверка – это своеобразный шанс, не правда ли? – риторически спросила она, глядя на меня исподлобья. – Ведь, проверяя человека, ты уже подразумеваешь, что у него есть возможность стать тебе ближе.

– Допустим, – аккуратно согласился я.

– А как тогда людям заслуживать твоё доверие, если ты даже не подвергаешь их проверке? Ты не даёшь им шанса себя проявить. Ты просто… представляешь, – заключила она, сияя – так сиял я, когда обыгрывал отца в морской бой. Иногда я не замечаю, как в этих детских весёлых глазах, помимо детскости и весёлости, появляется ум. Она отчасти права: я давно уже решил ограничить круг близких мне людей до минимума, и сам упустил тот момент, когда в него стали входить от силы пять человек – не больше, но любое человеческое действие обусловлено жизненным опытом и не просто так я принимал подобные решения – и до этого Татьяна ещё не доросла.

– А зачем людям моё доверие? – саркастично заметил я. – Я и без доверия могу завести их в самую глушь леса и оставить там. Причём за их же деньги.

Таня засмеялась, но всё же осуждающе взглянула на меня.

– А тебе самому никогда не хочется поговорить по душам? – уже менее уверенно поинтересовалась девочка.

– А ты мне на что? – и я потрепал её по волосам.

Родник предстал перед нами полуразрушенным макетом маленького древнегреческого городка, и я, закатив штанины выше колена, подобрался к самой воде. Ледяные брызги пулями касались кожи, после дождя родник бил особенно сильно.

– Подавай бутылки, – не грубо скомандовал я.

Я был рад, что Танька решила более не возвращаться к этой теме. Ведь, вероятнее всего, она, как и я, перестанет тянуться к людям уже в возрасте шестнадцати лет (если не раньше), она меня поймёт, но позже. Но знал бы кто, насколько я хотел бы в этом ошибаться…