Вместо введения

Главные герои сборника рассказов «Невозвращенец» – люди, связанные с природой больше остальных, это путешественники, более свободные и менее приспособленные к обыкновенной жизни. Все они путники не потому, что их постоянно тянет подальше от цивилизации, а по образу мышления, по взгляду на мир. Таким людям сложнее связать себя с системой существования, к которой привыкло большинство, и обстоятельства ответили жёстким отпором на их самоотверженные попытки найти общий язык с внешним миром, заставив их принимать самые нестандартные решения. За любым поступком героев стоит целая жизнь, ведь персонажи данной книги поступают не так, как принято в обществе, а как они чувствуют. Основная идея книги заключается в представлении альтернативного взгляда на извечные проблемы человеческого бытия, а именно в том, что в современном мире крайне сложно определить, что «хорошо» и что «плохо», что именно сейчас настало время переосмыслять правильность нашей привычной жизни, которая нынче бесценна… а иногда не стоит и прервавшей ее пули.

«Невозвращенец» – это сборник рассказов, связанных между собой едва ли уловимо. Каждый из этих рассказов может быть рассмотрен отдельно друг от друга и в контексте целой книги.

Невозвращенец

Мне очень захотелось его толкнуть. Больно! Так, чтобы у него слёзы потекли – но моих сил на такой толчок не хватит. Слёзы по-прежнему одолевали только меня. В горле застрял ком, влажные глаза, наверно, блестели лихорадочно и болезненно, выдавая этому человеку все мои эмоции. Мне очень захотелось его ударить, так, чтобы ему тоже стало плохо, но я чувствовала себя такой маленькой рядом с ним, что лепет пятилетнего ребёнка был бы воспринят с большей серьёзностью. Мне очень захотелось на него наорать, чтобы он уезжал и думал о том, насколько сильно меня расстроил. Но разыгрывать драму было так бессмысленно: я прекрасно знала, что не могу сделать ничего, что могло бы его остановить. Хорошо, что хоть решил попрощаться.

– Я ведь тебя больше не увижу? – спросила я, щурясь от белизны дождевых туч и слёз.

– Не знаю. Никто этого не знает. Может, и встретимся.

– И я ведь ничего не могу изменить? – в отчаянии уточнила я, хотя ответ был очевиден.

– Не знаю, – повторил он, взгляд не отводя. – Разве надо что-то менять?

– Мне очень хочется… что-то менять… – Голос уже срывался, но слёзы ещё не покатились по моим щекам, только с ослепительно белого неба сорвались первые капли.

Неподалёку от храма Святого Николая мы сидели на парапете друг напротив друга, закинув ноги по разным сторонам ограждения. От церкви нас отделял небольшой парк, яркий от осенних красок, но унылый от красок надвигающегося ливня. За парковой аллеей виднелись старые давным-давно позолоченные купола и маленькие кругленькие окошки с рисунками из цветных стёклышек – мне всегда нравились витражи. Я постепенно замерзала, но никуда не собиралась уходить – напротив, судорожно искала способ продлить эти минуты, секунды, мгновения. Отвлекали и осенние краски, и витражи, и старые купола храма Святого Николая, – и сейчас они мне не нравились, просто потому что не до них. Друг, по-моему, как и я, был весьма подавлен, но в силу того, что он мужчина, держался куда спокойней меня. Мне очень хотелось, чтобы он хоть чуть-чуть сожалел! Сожалел не об отъезде, а о расставании со мной. Меня очень оскорбляла эта несправедливость: меня давили эмоции, я открыто переживала, наплевав на гордость и достоинство, мне было всё равно, как я выгляжу и что обо мне подумают посторонние, а он… даже взволнованным не выглядел.

Я с горечью пыталась вспомнить, что я хотела ему сказать, а в голову ничего не приходило, не вспоминалось. Возможно, я просто с ним уже поговорила у себя в голове. Бывает, ждёшь разговора с таким ажиотажем и так подробно его представляешь, что в голове откладывается, будто вы друг другу уже всё сказали.

Он для меня – спасение, неопровержимое доказательство того, что существуют такие же сумасшедшие люди, как и я. Это мой друг, этот весьма необычный человек с большими серыми, как грозовое небо, глазами и копной светло-русых немного вьющихся волос, подстриженных неровно и совсем давно, сочинил в моей жизни пусть и не самую долгую главу, но самую интересную и запоминающуюся о сломанных правилах и разорванных стереотипах. Этот странноватый и чрезмерно родной юноша очень сильно меня любил, я знаю. Но здесь, в этом городе, ничего его не держит, ни места, ни люди. Он уедет, что бы я ни вычудила: заплакала бы, устроила бы истерику, ударила бы его или вообще не пришла бы прощаться, – он всё равно не изменит своего решения. И это было неприятно: он мог бы стать причиной, остановившей меня от побега из дома, а у него такой привязки ко мне нет. Он мог искренне любить, фанатеть, не видеть плохих качеств из-за немыслимой симпатии к кому-то, но его ничто никогда не удерживало. Вот такой свободный человек…

– И ты не собираешься возвращаться? Никогда?

– По крайней мере, я так думаю, – пожал он плечами. – Время покажет. Ты же знаешь, я ничего не исключаю. А судьба – та ещё шутница. – Едва ли он утешал самого себя.

– Я не хочу, чтобы ты уезжал, – и при этих словах слёзы градом осыпались по моим покрасневшим от холода щекам. В голове серыми птицами бились болезненные мысли, ломая хрупкие крылья о жестокую реальность. Безысходность даже не давала выговориться, и большая часть несказанного так и оставалась несказанной.

– Иди сюда, – смягчился Игорь – я знаю, ему тоже сейчас было очень тяжело, особенно, когда я заплакала. Он крепко меня обнял, прижал к себе, уткнувшись лицом мне в волосы, – родная моя, ты ведь и сама всё понимаешь, мне нельзя по-другому. Наденька, милая, ты же сама такая, как я.

Да, и я – вот такой свободный человек… Меня тоже нигде ничего не держало. В любой момент я могла без особых душевных переживаний взять и бросить абсолютно всё, я могла уехать от родителей, могла спокойно сбежать, ничего не сказав своим друзьям, но… но этот друг – Игорь – почему-то подорвал мою свободу. Хотя… Через месяц, через два я уже не буду чувствовать никакой боли от потери такого близкого человека в моей жизни, я успокоюсь, буду жить дальше, причём, так же счастливо, как и раньше, а, может, ещё счастливее, но сейчас эта мысль не успокаивала. Сейчас мне было плохо, и вовсе я не в том состоянии, чтобы холодно рассуждать. Я всё могу понять мозгами, но какое мне сейчас дело до мозгов? Зачем мне что-то понимать? – Я ведь страдаю.

– Надь, – вновь заговорил он, – если будет возможность встретиться, я дам тебе знать. Я дам тебе знать, – отчётливее повторил он.

– Я не хочу тебя заставлять.

– И не заставляешь. Я соскучусь. – Игорь прижал меня к себе ещё крепче. Я ощущала, с каким наслаждением он вдыхает запах моих волос, ощущала, что ему тоже искренне жаль нашего времени, только нашего и неповторимого и невозможного с кем-либо другим. Я тоже очень любила его запах. Я не опишу, на что он похож, не сумею, но этот запах стал таким же родным и любимым, как ароматы, связанные с ранним детством: лаванда в бабушкином подвале, мамина одежда, топлёное домашнее молоко, настолько отличающееся от магазинного…

– Ты ведь когда-нибудь здесь будешь? – промямлила я – Игорь и услышал меня только потому, что мы сидели обнявшись.

– Я не знаю, Наденька, – вздохнул он, – я не всевидящий. Сейчас я знаю, что мне надо ехать, а уж потом можно будет подумать о возвращении.

И я совсем сникла. Любую потерю сложно принять. Ты хватаешься за последние ниточки, связывающие тебя с дорогими подарками прошлого, но чувствуешь, только как они рвутся и выскальзывают, обжигая пальцы и ладони. К сожалению, жизнь в большинстве случаев даёт не подарки, а кредиты – почти всё приходится возвращать. Мерзко ощущать себя должником!