– С языка снял.

– Он всегда был таким? – спросил мистер Коулман.

Уилл сжался: он точно знал, что скажет дальше миссис Торп.

– Его мама погибла около года назад. Автокатастрофа. Машину развернуло на льду, и она врезалась в дерево. Бедняжка Уилл был внутри. С тех пор он не разговаривает.

Мистер Коулман что-то пробормотал – Уилл не расслышал, что именно, но, должно быть, какое-то ругательство. Во всяком случае, миссис Торп согласилась.

– Имей в виду: старшие ребята над ним иногда издеваются. Я вызывала их к себе, но ты сам знаешь, какими бывают подростки.

– К сожалению, да.

Они зашагали дальше по коридору, и скоро их голоса стихли.

Уилл посидел в подсобке еще несколько минут. Аппетит у него пропал, но теперь мальчику казалось, будто темнота вокруг стала сгущаться, и он написал Мо, чтобы тот пришел вызволить его.

Прозвенел звонок с урока, и во двор хлынула орава школьников. Дэнни высматривал в море красных пиджаков Уилла, пока они с Мо не вынырнули из толпы. За ними по пятам следовал Марк с дружками: Гэвин бросал в Мо арахис, а Тони упорно наступал Уиллу на пятки, и тот спотыкался. Марк шагал позади, гордо улыбаясь своим вышколенным прихвостням. Однако, поймав взгляд Дэнни, он схватил обоих за шкирку и исчез в толпе.

Уилл махнул другу на прощание. Дорогу он переходил, опустив голову и сунув руки в карманы.

– Кто это? – спросил Дэнни, кивая на Марка.

Уилл пожал плечами и тряхнул головой.

– Если бы я так выглядел, то засудил бы родителей.

Сын осклабился, но по-настоящему так и не улыбнулся.

– Ты же скажешь, если они будут над тобой издеваться?

Уилл кивнул, но Дэнни это не убедило.

– Идем.

Уилл упорно смотрел себе под ноги, пока отец читал эпитафии на надгробиях, таких холодных и тусклых под собиравшимися в небе сизыми тучами.

Дэнни точно знал дорогу, но все равно тянул время. Он делал это не из желания побыть тут подольше, нет: ему, как и Уиллу, не терпелось уйти. После аварии прошло уже больше года, но он все еще не мог принять смерть жены. Во всяком случае, не в привычном смысле этого слова. Лиз больше нет – это он понимал. Однако не понимал другого: разве это может быть навсегда? По его представлению, она ушла так же, как когда-то отец: тот был жив (хотя Дэнни не знал наверняка, да и особо не интересовался), но отсутствовал в его жизни. В некотором смысле такая иллюзия оказывалась более жестокой, чем сама смерть: она давала надежду (пусть и совсем крохотную) свернуть однажды за угол или переступить порог – и увидеть жену. Иногда, зайдя в комнату, Дэнни отчетливо слышал запах ее духов; различал ее голос в уличной толпе или в полудреме чувствовал прикосновение ее руки. Порой казалось, что она так близко – только обернись; но стоило сделать это, как Лиз растворялась среди людей, а ее голос уносил ветер. Она будто бы существовала, но в параллельном мире; так, бывает, живут двое соседей по многоэтажке: слышат друг друга, но никогда не пересекаются. Имя жены, выбитое на холодной и безжизненной гранитной плите, разрушало эту иллюзию. Именно поэтому Дэнни так не любил ходить на кладбище.

– Вот мы и на месте. – Помедлив, он присел возле черного надгробия с золотыми буквами и положил на него руку. Уилл топтался рядом.

Простая могила разительно отличалась от вычурных статуй и памятников, стоявших вокруг в гробовой тишине. Внутри прямоугольной оградки все было усыпано зеленой стеклянной крошкой. Обычно она сияла и переливалась на солнце, как рябь на водной глади, но сегодня выглядела так же уныло, как и поблекший букет, который Дэнни принес в прошлый раз.

– Всегда любила тюльпаны. – Он вытащил из небольшой металлической вазы старые цветы и поставил свежие. Аккуратно расправив их, Дэнни смахнул с надгробия невидимую пылинку и взглянул на сына. – Как думаешь, ей понравится этот цвет? Желтых у них не было.

Мальчик смотрел на могилу, сжав челюсти.

– Не хочешь что-нибудь сказать маме? – продолжил Дэнни. – В ее день рождения?

Уилл покачал головой, не сводя глаз с имени, выгравированного на камне.

– Давай. – Дэнни положил ладонь ему на плечо. – Попробуй.

Но сын сбросил его руку, развернулся и зашагал прочь по дорожке.

– Уилл! – закричал Дэнни и тут же, смутившись, извинился перед старушкой, сердито глядевшей на него с соседнего участка. Он заметил, как сын опустился на лавочку в отдаленной части кладбища.

– С каждым днем он становится все больше похож на тебя, Лиз, – сказал Дэнни. – Правда. Ума не приложу, как быть. Все перепробовал, но Уилл отказывается говорить. Порой даже не смотрит на меня. Не знаю, любит он меня или ненавидит. Надеюсь, это просто какая-то фаза и он ее перерастет; но чем дольше она тянется, тем крепче ощущение, что это навсегда.

Дэнни вздохнул и покачал головой.

– Иногда мне кажется, в тот день я потерял вас обоих.

Ветер качнул деревья, и над головой Дэнни раздался шелест.

– Прости, Лиз, – продолжил он, несколько раз моргнув и вдохнув так, будто вынырнул из ледяной воды. – Я прямо излучаю позитив. Все нормально. Мы в порядке. Ну, не в полном, но мы над этим работаем. Уилл хорошо учится, на работе все по-старому, домовладелец такой же гад, а миссис Амади из тридцать шестой квартиры до сих пор зовет тебя Сьюзан. Еще она заявила, что Уилл молчит, так как его голос украли злые духи, и дала мне телефон некоего Алана – приятный парень, который, кажется, проводит обряды экзорцизма недорого. Вот такие у нас новости.

Он попытался рассмеяться, но звук получился пустым.

– Ты только послушай меня, – Дэнни бросил взгляд на затянутое тучами небо. – Стою тут и разговариваю с камнем. Знаю, ты меня не слышишь, ведь тебя здесь нет и никак не может быть: солнце спряталось, а значит, я и правда просто беседую с камнем, пока ты где-то там празднуешь день рождения без меня. Ладно, веселись, красавица. Где бы ты ни была и что бы ни делала, надеюсь, ты улыбаешься и танцуешь. Только не буди меня, когда придешь, хорошо?

Дэнни поднес ладонь к губам, а затем положил ее на камень.

– Я люблю тебя, Лиз. С днем рождения.

Они купили картошки фри и съели ее в парке. Никто не был голоден: Дэнни равнодушно ковырялся в своей порции, Уилл бросал кусочки голубям. Неподалеку прохожих развлекали уличные артисты: пели, танцевали и делали все возможное, чтобы случайные зрители раскошелились. Какой-то неряха с торчащими из-под старенькой панамки длинными спутанными волосами бряцал на гитаре. Вокруг него собралась толпа, но привлекла ее не музыка, а толстый кремового цвета кот в красном вязаном свитере, сидевший у парня на плече и периодически мяукавший. Мужчина в фиолетовой мантии и остроконечной шляпе показывал фокусы. Он сосредоточенно хмурился, шевелил пальцами и произносил какие-то фразы, похожие на древние заклинания. Толпа поменьше окружила человека в костюме гигантской белки, жонглировавшего орехами размером с футбольный мяч, и его соседа-цыпленка, безуспешно пытавшегося удивить публику неумелым брейкдансом.

Понаблюдав за представлением, Дэнни не мог не отметить: артистам неплохо платили. Их шляпы, обитые войлоком футляры для музыкальных инструментов, пластиковые контейнеры и исцарапанные жестянки из-под табака буквально ломились от монет. Даже цыпленку-танцору как-то удалось убедить зевак выложить денежки, а ведь он всего лишь скакал кругами, будто у него в трусах поселились шершни.

Дэнни подцепил вилкой брусочек картошки и легонько толкнул Уилла локтем.

– Кажется, мне надо менять работу.

Домой они вернулись уже на закате.

– Тебе задали домашку? – спросил Дэнни, когда Уилл вышел из ванной со следом от зубной пасты на щеке и облепившими голову мокрыми волосами.

Сын покачал головой.

– Хочешь посмотреть телик? – предложил отец, заранее зная ответ.