— Что кончено? — шепчу я с вопросительным выражением на лице.

— Вот это, — он жестикулирует между нами. — Это зашло слишком далеко.

— А что не так? — спрашиваю я, подходя к нему и беря его руку в свою.

Он отталкивает меня.

— Все не так!

Я не могу скрыть страдальческого выражения на своем лице.

— Ты говоришь так, будто наши чувства – богохульство.

Его темные глаза вспыхивают.

— Потому что так оно и есть, Элайна. Неужели ты не понимаешь? Этого, — он указывает между нами. — Не может быть. Этого не должно было случиться. Это чертовски неправильно. Не могу поверить, что позволил тебе убедить меня в обратном.

Его слова пронзают меня, как удар под дых.

— Неправильно? Я знаю, что наша ситуация сложная, Карсон, но мы можем попытаться…

— Нет, — обрывает он меня. — Твой отец доверял мне, а я его подвел. Я никогда так не поступал и сделал единственное одолжение, о котором он когда-либо просил. Если он когда-нибудь узнает об этом предательстве… — его голос замолкает, он разочарован в… себе? — Это была ошибка. Ошибка, которую я больше не собираюсь совершать.

На мои глаза наворачиваются слезы, но я не позволяю им упасть. Для этого у меня слишком много гордости.

— Не волнуйся, Карсон, я не хочу быть твоим маленьким грязным секретом так же сильно, как и ты.

Он знает, что причинил мне боль своими словами, и я бы солгала, если бы сказала, что не хочу причинять ему боль в ответ. Я больше не могу выносить этот разговор; знаю, что если останусь еще немного, то испорчу всё в конец.

— Так будет проще, Элайна. Для всех.

Не обращая на него внимания, я иду к двери, слыша, как он двигается позади меня.

— Элайна…

Дойдя до двери, я останавливаюсь и оглядываюсь на него.

— Все в порядке, Карсон, я понимаю. Действительно. У нас теперь все строго по делу. Удачного боя, — с этими словами я ухожу и не оглядываюсь даже после того, как слышу, как он бьет кулаком по шкафчику.

~

Сидеть в центре арены рядом с отцом – это, мягко говоря, то еще впечатление.

— Он слишком заботится о том, чтобы нанести удар, даже не защищается, — начинает он. — Это нехорошо, совсем нехорошо.

Двое мужчин кружат друг вокруг друга на ринге, один из них выглядит так, будто у него на лице столько крови, что можно сдать ее в несколько больниц. Избитый промахивается, а другой ударяет его кулаком в грудную клетку.

— Что, черт возьми, он делает? Ставлю обручальное кольцо своей гребаной жены на этого дурака! — мои глаза встречаются с разъяренным Ленни.

— Вот почему ты не ставишь на новичков, Лен! — изрыгает Джейс рядом со мной.

Лен вежливо смотрит на него «иди нахер» взглядом.

Хоть я мечтала стать частью этой жизни, я просто не могу выбросить из головы наш разговор с Карсоном.

Я была наивна, думала, что мы сможем все решить. Если кто-нибудь узнает, что между нами было нечто большее, чем чисто деловые отношения, для нас обоих все будет кончено. Это было не просто глупо, но и очень опасно.

Внезапно свет гаснет, из динамиков раздается имя Шторма.

Толпа разражается радостными криками, когда он входит в клетку. Выражение его лица непроницаемо, но по тому, как он сжимает и разжимает кулаки, я понимаю, что он готов к крови.

Его противник выходит на ринг, громоздкий и бритоголовый, у которого на коже вытатуировано слишком много нацистских символов. Я хотела, чтобы он подох только из-за этого.

По-видимому, Карсон тоже с этим согласен, потому что, как только раздается сигнал к началу боя, его соперник теряет сознание, даже не успев моргнуть.

У Шторма на сегодня запланировано шесть боев, и на четвертом я понимаю, что его гнев сегодня не проявляет милосердия – и я, вероятно, коренная причина всего этого. После скинхеда он чуть не убил последних троих.

— Какого хрена он делает! — кричит мой отец, когда еще одной группе охранников пришлось оттаскивать Карсона от противника.

— Он с ума сходит, — говорит Джейс, бросая на меня понимающий взгляд. — Интересно, почему?

Мои глаза по-прежнему смотрят вперед.

Хотя в «Подземелье» не так много правил, есть одно главное. Поскольку большинство людей, которые сражаются здесь, принадлежат к конкурирующим бандам, мото-клубам, другим мафиям и картелям, все они чего-то стоят. Мужчины знают, чем рискуют, когда дело доходит до боя, но если кто-то преднамеренно начинает убивать соперников, то им выписывают долг в виде крупного штрафа, либо забирают часть территории – а этого никто не хочет.

И похоже, что Карсон близок к тому, чтобы убить всех.

— Довольно! Уберите его оттуда! — кричит отец.

Двое наших людей вытаскивают Карсона из клетки, но не без борьбы.

Я хочу уйти в раздевалку, зная, что сейчас произойдет какое-то дерьмо; однако чего я не ожидаю, так это увидеть, как мой отец направляет ствол прямо на Карсона.

— Ты что, совсем с ума сошел? — вена на шее отца так сильно вздулась, что, кажется, вот-вот лопнет.

Карсон никогда не отстает:

— У меня все было под контролем, Вин!

— Когда, Карсон? До или после того, как ты чуть не спровоцировал гребаную войну с остальными, как будто нам и так не хватало дерьма!

— Эти ублюдки сами напросились, они знают, на что подписались! — Карсон выглядит более смертоносным, чем обычно, от него гнев вибрирует волнами.

Возмущение, смешанное с намеком на подозрение, ясно читается на лице моего отца.

— Что, черт возьми, на тебя нашло? Ты же знаешь чертовы правила!

И самое худшее, что Карсон мог сделать в тот момент, – это посмотреть на меня. Это была короткая секунда, но эта секунда – все, что нужно Винченцо Пенталини, чтобы взвести курок.

Ужасное чувство пузырится внутри моего желудка. Нас поймали. Ничто не проходит мимо него. Никогда. Карсон должен был это знать!

Мой отец на грани потери рассудка, и хотя Карсон причинил мне боль раньше, он определенно не должен умирать из-за этого. Именно тогда я понимаю, что должна вмешаться, чтобы, вполне возможно, спасти жизнь Карсона.

— Могу я кое-что сказать? — я выхожу из-за группы мужчин, охраняющих дверь.

Каждый мужчина бросает на меня угрожающие взгляды, но самые сильные исходят от Карсона и отца. Я делаю глубокий вдох, прежде чем продолжить.

— Папа… я соврала, что забыла сумочку из дамской комнаты.

— Я понял это, когда увидел ее на столе. Вы двое не хотите сказать мне, что, черт возьми, происходит, прежде чем я сделаю свои выводы? — он ухмыляется, по-прежнему умело целясь из пистолета в Карсона.

— Сэр, я… — начал было Карсон, но я быстро оборвала его.

— Ну, я была так потрясена тем, что произошло… в тот раз у меня дома… а потом стрельба… я… — мои глаза встречаются с растерянным, но настороженным выражением лица Карсона. — И я сказала ему перед боем, что человек, который хочет моей смерти… насколько нам известно, они могут работать вместе с другими, которые находятся здесь, в этом самом здании. Так что Карсон просто пытался доказать свою точку зрения, пап. Вот почему он хотел, чтобы я была здесь. Хотел послать сообщение всем, кто здесь будет, что я защищена. Что мы защищены. Это все.

Молчаливый взгляд, который посылает мне Карсон, – это взгляд, при котором мое сердце чуть ли не разрывается. Его слова таятся в глубине моего сознания. Это было ошибкой. Он знает, что я солгала, и я только надеюсь, что он не испортит это.

— Это правда, Карсон?

Я перевожу взгляд с отца на Карсона, молча молясь, чтобы он согласился. Скажи «да», просто скажи «да»!

Карсон снова переводит взгляд на моего отца и решительно кивает.

— Ну, тогда, — отец опускает пистолет. — Я полагаю, они поняли твое послание. Однако, если хоть один другой план, каким бы блестящим он ни был, пройдет без моего гребаного разрешения, в следующий раз я не буду так снисходителен.

Меня захлестывает волна облегчения.

— Извини, пап, я должна была тебе сказать, но решила, что у тебя и так достаточно дел.

— Когда дело касается тебя, mio tesoro, я готов на все, — его строгие глаза снова находят Карсона, прежде чем он поворачивается к своим людям. — А теперь пошли отсюда, я проголодался из-за всей этой чертовщины.