– Ой, – жалобно пискнула я.

Три головы резко повернулись ко мне.

Водитель практически сразу вернул свой взгляд обратно на дорогу. Значит, низкого я не заинтересовала, может остальные тоже отвернутся.

Но две пары глаз продолжали безжалостно впиваться в меня. Блондина я узнала сразу по его хвостику, грубое лицо, шрам на губе, густая короткая борода, такая же светлая, как волосы. Он сидел с кружкой в руках, судорожно переводя взгляд с меня на сидящего рядом человека.

Гадать кем был третий- смысла не было… как и моей смелости перевести на него взгляд. Немая пауза затягивалась, и мне все-таки пришлось это сделать. Волосы чернее ночи, средней длины, ровный нос, слегка полные губы, и яркие в свете солнца, янтарные глаза – красивое лицо. Он был на много моложе, чем я думала, на вид не больше тридцати. Наши глаза встретились. Моё шестое чувство говорило о том я в конкретно облажалась…

Он встал, выключая на ходу свой коммуникатор.

Я трясущимися руками хотела закрыть дверь, и убежать.

– Вернись, – как раскат грома, послышался его голос.

Я не могла ослушаться, опустив глаза, снова открыла дверь и вошла.

Какая же я дура. Увидеть преступника без маски – это подписать себе смертный приговор. Я рассчитывала, что они будут просить выкуп у отца. А теперь… никто не даст им гарантий, что я не дам против них показаний…

– Как так получилось, что она так рано проснулась?! – сказал янтарный.

Вопрос был адресован не мне. Он гневно смотрел на блондина.

– Я все сделал, как вы скомандовали, сэр! – блондин явно был напуган. – Но я побоялся дать ей большую дозировку, она ведь совсем худенькая.

Глаза янтарного вспыхнули убийственным огнём. Видно было, что он сдерживал себя от ответа, скорее-всего мешало моё присутствие. Я догадалась правильно. Он поднял свою руку в останавливающем жесте, и блондин отвернулся в сторону лобового стекла.

Медленно, он повернулся в мою сторону. На нем были темно синие джинсы и чёрная футболка, плотно обтягивающая мускулистую грудь, узкую талию и плоский живот. Рельефные руки были сложены за спиной. На плече, из-под короткого рукава виднелась татуировка. И это не был флуоресцент, или вживлённая голограмма. Она была чернильной, такой, каких не делают уже лет сто точно.

Он видел, что я рассматриваю его. Мне было безумно стыдно, но я не могла себя остановить, образ преступника, который я себе нарисовала, совсем не вязался с реальностью. Кто он такой?

Походу ему надоело ждать, когда я закончу своё исследование, в одно мгновение преодолел расстояние между нами, схватил меня за локоть, и провёл в комнату, в которой я проснулась.

Он щёлкнул на значок электронного замка, и закрыл дверь.

Мне казалось, что он заполнил собой всю крохотную комнату.

Я прижалась спиной к противоположной стене, максимально разрывая расстояние между нами, пробуждая во мне какой-то первобытный инстинкт самосохранения.

Он смотрел на меня сверху вниз, впиваясь взглядом, как удав в свою жертву. Я нервно сглотнула, и облизнула засохшие губы. Это не ускользнуло от него. Медленно, будто смакуя слова, он, рассматривая моё лицо, произнёс:

– Что же мне с тобой теперь делать, Мелания Рош? Я-то думал… что «ты лучшее достижение» твоего отца… – в его голосе отчётливо слышалась ирония. – А как выяснилось, ты для него – пустое место.

– Если вы переживаете, что я буду писать обвинения в ваш адрес… попросите любой выкуп у моего отца, он все отдаст… и я клянусь, никогда не буду пытаться вас искать!

Он рассмеялся, крайне зловеще, но при этом – взгляд его оставался холодным. Это совсем выбило меня из колеи.

– Я разве сказала что-то смешное? – растерявшись, пролепетала я.

Он прекратил смеяться, на лице образовалась недобрая тень, он смерил меня уничтожительным взглядом, полным презрения, затем подошёл в плотную и грубо схватил рукой моё лицо, сжал, заставляя смотреть ему прямо в глаза, и наклонившись, медленно, как будто выплёвывая каждое слово, произнёс где-то над краем моего уха:

– Твой отец… уже… нам… отказал, – сказав это, он отшвырнул меня, из-за чего я плашмя приземлилась на кровать, при этом больно ударившись плечом о стену.

Я поднялась на локтях и потёрла место ушиба, гневно сверля глазами эту грубую сволочь!

– Да что ты творишь такое, мне больно!! Что значит, что мой отец уже отказал?!

Он напрягся, сжав руки в кулаки, на скулах забегали желваки. Следующие слова он скорее прорычал, чем произнёс:

– Маленькая… бесполезная… дрянь, ты ему не нужна, вот что! Оставил тебя нам, отказался выполнять наши условия.

Смысл его слов только сейчас дошёл до моего сознания, на меня как будто вылили ушат ледяной воды.

– Ты… ты лжёшь! – я расширила глаза от ужаса, пытаясь уловить в янтарном намёк на какую-то злую шутку… но он молча смотрел на меня, вновь приняв равнодушный вид. – Ты лжёшь, – громче крикнула я, срываясь на плачь. – Мой отец не мог так поступить! Он любит меня! – из моих немигающих глаз градом покатились слезы.

Он, презрительно фыркнув, открыл дверь и развернулся, чтоб выйти.

– Ты лжец! Он не мог! – теряя самообладание, разрываясь от плача проорала в его спину, сорвав при этом голос. – Не мог… – уже шёпотом, давясь подступившим к горлу рыданием, произнесла я.

– Я был бы рад, будь ты права, девочка. – отрешено сказал он и вышел, захлопнув за собой дверь.

Я осталась смотреть в глухую стену, понимая, что это конец.

Я не верю. Он не мог говорить правду. Это все вранье. Отец не мог так поступить со мной, я его единственная дочь, он… он не мог… Папа оставил меня на растерзание преступникам… неужели он пожалел на меня денег… а может, я действительно ему не нужна? Тень сомнения горьким ядом прокралась внутрь, охватывая мою душу невидимыми жгутами. Я уже не стеснялась плакать вслух, громко завывая… В последнее время это единственное, что мне оставалось…

Прошло где-то пол часа, я лежала на своей кровати неподвижно, обнимая мокрую подушку, смотря куда то в пустоту, слез уже не было. Монотонная тряска машины действовала на меня успокаивающе, и я стала проваливаться в сон. Сквозь дымку сознания я услышала громкий стук в дверь. Надо же, кто-то знаком с этикетом, горько подумалось мне.

– Как будто ты не войдёшь, если не постучишься, – осипшим голосом сказала я.

Дверь открылась, но на пороге стоял не янтарный. Это был блондин. Он держал в руках белую мужскую футболку и полотенце. Я молча смотрела на него безразличным взглядом.

– Туалет и душ справа от тебя, во втором отсеке – сказал он, положил вещи у изножья кровати и вышел, оставляя дверь неприкрытой.

Меня всю колотило от холода, хотя в комнате было тепло. Я встала, унимая дрожь в трясущемся теле, душ как раз то, что надо. Я взяла полотенце и отправилась смывать с себя весь ужас минувших дней.

ЯНТАРНЫЙ

Я заканчивал свой доклад об обстановке на поверхности, самые поганые сведения оставив на потом. После недолгой паузы, я украдкой посмотрел на Великого марла. Он сидел во главе стола, в расслабленной позе, насупившись и переваривая информацию, которую я доносил последние двадцать минут. Я знал, какой эффект на него вознесут мои последующие слова и как мог дольше оттягивал их на конец. Члены совета уже начали нервно ёрзать в своих креслах, явно недовольные моей столь длительной заминкой. Набрав в лёгкие больше воздуха, я произнёс:

– В заключении приведу статистику по Провиданс. Машина в этот раз в ударе. По миру две тысячи пятьсот сорок. Среди жителей Бришалота семьдесят четыре, – я сделал очередную паузу, не зная, как тактичней продолжить. Встретившись глазами с Великим марлом, который сразу понял, что я встревожен, я, откашлявшись, подавленно произнёс. – Есть ещё кое-что… среди них – ваша внучка… Великий марл.

Патрик Дюбон резко вскочил с кресла, в ужасе расширяя глаза. Я видел, как целый шквал эмоций одна за другой сменялись друг за другом на его продолговатом лице. Обычно, всегда сдержанный, он с яростью ударил обоими кулаками по столу. Я наблюдал за ним молча, давая возможность принять услышанную, столь тяжёлую информацию. В конференц-зале повисла гробовая тишина, и все члены совета, повернули головы в сторону нашего лидера. Кто-то был напуган, кто-то расстроен, но при этом все до единого выглядели сочувствующими.