– Ну, ты как скажешь? Ничего серьезного. Ты видел, как он летел? Наверняка он шею свернул, или позвоночник повредил. Не жди его. Думаю, он уже свое отучил, – вставила смазливая девчонка.

– Ты, наверное, за свою пятерку волнуешься? – спросил у Гены неопрятного вида парень.

– Да черт с ней с той пятеркой, – обижено вставил очкарик. – Мы с Емельяном Викторовичем докторскую по психологии вместе писали. Он даже обещал отметить меня в соавторах. Как же теперь быть?

– Ну да? Вместе? Наверное, он тебе только и поручал, что набирать текст на компьютере. Ишь ты, в соавторы захотел. Пятерки что ли мало? – зло набросилась смазливая, которая никогда больше тройки по предмету не получала.

– Да нет же. Я ему помогал анализировать «деструктивный анаптический самоанализ личности в момент возрастных переходных периодов для субъективного анализа отдельных ограниченны групп на предмет возможности суицидальных предрасположенностей», а также …. – начал разглагольствовать очкарик. Уж что по-настоящему и умел Гена, так это шикануть новыми терминами и похвастать своим превосходством, как минимум в том, что он их знает и понимает.

– Это у каких таких групп анализ суицидальных предрасположенностей ты проводил? Уж не четырехглазых ли ограниченных студентов случайно? – перебила Смазливая.

Вся группа прыснула от смеха и замерла в ожидании начинающейся перепалки. Все любили послушать, как наглая первая красавица потока опускает, наверное, самого умного и, в тоже время, некрасивого студента потока. Борьба красоты, наглости и хитрости Смазливой с тусклой блеклостью, спокойствием, мудростью и энциклопедической начитанностью Гены, можно сказать всех интуитивно потешала (интуитивно, – потому что воспринять полно и красочно происходящее в полном объеме у них самих мозгов не хватало). Но перебранку прекратил звонок и подбежавшая завуч.

– Так детки, не спим, не спим. А то сейчас будем тренироваться ставить клизмы друг дружке, – маленькая веселенькая завуч, была как всегда остроумна до мозга костей. – Быстренько заходим в аудиторию. Гена! А ну-ка, подойди сюда.

Группа расселась по местам.

А потом зашла завуч со сверкающим Геной.

– Так. Думаю, все слышали, что Емельян Викторович сегодня не сможет вести урок. На сегодня я оставляю за старшего Гену. Оставляю ему курс лекций. Все слушайтесь его и пожалуйста, не шумите. Все. Я побежала. Буду в соседнем кабинете.

Юлин телефон загудел известной новомодной мелодией, и она прочла СМС: «Спроси, пожалуйста, у Волкова, какие возможные варианты лечения последствий диссоциативных расстройств. Интересуют потери памяти, бессознательное состояние, глухота. Один пациент. YA».

– YA! YA… – Это «YA» не выходило у Юли из головы. – И как же мне теперь быть? Деньги то я получила. Хотя конечно надо еще разобраться. Может это не YA прислала мне. Может это совпадение.

– Что там у тебя? – спросил подошедший Гена и выхватил из руки мобильный. Наглец вел уже себя как полноправный преподаватель, и быстро прочитал сообщение.

Белый-белый цвет, казалось, окружал меня со всех сторон. Без края, без просвета… Протяни руку, – и она тонула в этом белом мареве, окутывала пальцы рук, скользила между пальцами.

Я попробовал похлопать в ладоши, и белое марева стало выплескиваться между ладоней, как если бы я хлопал в ладоши под водой, – точнее, погруженный в молоко. А вот интересно было бы вот так же похлопать в глубине молочной реки. Выплеснулось бы что-то на кисельные берега?

Помню, как в далеком детстве мои родители читали и пересказывали мне детскую русскую сказку, в которой упоминались такие молочные реки и кисельные берега. Я стал приставать к родителям с вопросом, как же это может быть? Помню, отец сварил крутой – очень густой, как твердое желе, – фруктовый кисель, положил его в тарелку по краям, остудил и налил в середину тарелки кружку горячего молока. Я до сих пор помню и свой восторг от придумки отца, и тот восхитительный вкус фруктового киселя с горячим молоком… Я много раз потом делал своим это блюдо, но как мне кажется, никто его не запомнил. – Значит оно не вызвало такого восторга. Возможно, не было моей ассоциации со сказкой, – «молочные реки, кисельные берега». Не знаю, может ли сравниться современный молочный коктейль с молочным коктейлем того времени, который делали повсеместно во всех гастрономах страны специальным аппаратом. Так и может ли сравниться молочное желе с таким сказочным киселем… Я хорошо помню, что сперва ложкой выхлебывал молоко, потом как из глыб этого киселя сооружал стены, башни… Однажды такая башня обрушилась на стол и частично на пол, мне досталось от матери и пришлось собирать кисель по всей кухне…

Вот теперь я вспомнил эти молочные реки, хлопая в ладоши…

Стоп. А где это я нахожусь? Что это такое вокруг меня. И не говорите, что я нахожусь посреди молочной реки. Молочные реки – это народная русская сказка, рассказанная мне родителями. И я точно знаю, что в детство пути закрыты навсегда.

Тогда где я? Что со мной? Что вокруг меня?

Я порылся в кармане и достал десятикопеечную монетку. Подбросил ее вверх (как я думал, что вверх, – эти понятия никак не могли отцентроваться в моей голове) И…. Монета улетела…– вверх… Я рванулся за ней… До сих пор не могу объяснить, по каким законам физики «я рванулся», – но это в моем мозгу выглядело именно так. Я попытался поймать улетающую монетку, начал ее преследовать, белое марево вокруг меня стало пропускать меня сквозь себя как плотное и одновременно бесплотное вещество (блин, что за чушь я несу: слово «плотное» от слова «плотность» я поставил рядом со словом «бесплотное» от слова «плоть»?).

… И вывалился из облаков на высоте черт знает сколько километров над землей. Монетка всё скорее отдалялась от меня и быстро исчезла где-то внизу. Догонять ее я не решился. Да какое там догонять? – Я чуть не стал выделять содержимое кишечника и мочевого пузыря в свои брюки! Я сделал даже рефлекторное движение назад в сторону облаков…

Стоп… Да что там стоп? Что ты заладил стоп да стоп? То в облаках стоп, то в молочной реке стоп, то на высоте полета птицы над землей стоп!… Где ты реально хочешь рвануть стоп-кран? Или уже «шарики за ролики», а «ролики просыпал»? Имей в виду, в самолете стоп-кран не работает!

С трудом перестал махать ногами и руками от страха свалиться с такой высоты. Всё равно завис. Махая руками, я раздробил в клочья плотный нижний край облачного «марева» у меня над головой. А под ногами все равно бездонная даль. Звука-то от упавшей монетки не было!… Я не услышал, или она еще не упала? Интересно было бы, если бы я с такой высоты услышал звук падения монетки на асфальт или бульк в море… Ха и еще раз Ха!…

– Монетка, ау! – грозно закричал я. – Вернись, я всё прощу, подлая!

Вообще-то интересный вариант. Можно говорить вслух, кричать, – и никто не услышит… СТОП-СТОП-СТОП! А если услышит? Можно ли обратиться к Богу с такой высоты? Услышит ли он меня лучше, чем с поверхности Земли? Ну, тогда уж лучше лететь в Космическое пространство и кричать оттуда…

Я почувствовал, что начинаю опять «погружаться вверх» в толщу облаков. Я сделал неимоверное усилие над собой, и… подумал:

– Не надо в Космос. Я передумал, точнее ошибся. Мне и здесь хорошо.

«Погружение в облака» прекратилось, и я даже опять снизился на несколько метров ниже кромки облаков.

– Отличная мишень для зенитчиков, – почему-то подумалось мне. Но я спохватился и уже дальше начал говорить вслух. – Стоп и еще раз стоп! Какие зенитчики? Какое зенитное заграждение? На такую высоту только ракетами… Вот ведь блин! Я вот договорюсь, что встречусь с Богом верхом на зенитной или какой-то еще ракете. Хорош болтать чушь! Тебе не хватит, что тебя с твоей болтовней чуть не засосало назад в облачный слой? Надо думать, как выбираться отсюда к… Стоп, не к какой-то матери, – а то отправят меня точно к моей покойной матушке. За кисельными берегами и молочными реками…