Они меня и спасли, но Флорен все равно остался недоволен тем, что первой у него на свет появилась дочь, а не сын, и больше месяца меня не навещал. Но я даже обрадовалась – все к лучшему, лучшему!..

Мне было намного лучше без него, потому что мой муж всегда меня пугал. И еще, я ненавидела и боялась те ночи, когда он вспоминал о супружеских обязанностях, а не пользовался услугами проституток из борделя на Сенгренской Площади!..

Тогда я преспокойно качала свою дочь на руках, напевая ей колыбельные, с жалостью отдавая ее кормилице, когда малышка хотела есть. Потому что молоко после тяжелых родов так и не пришло.

В этот момент я ахнула и затрясла головой, из-за чего чуть было не сверзилась со своего колченогого стула.

Потому что эти воспоминания не могли быть моими! У меня никогда не было детей – я попросту не могла их иметь.

А мой муж… Муж у меня был совсем другим!

Снова дернулась, внезапно осознав, в какой именно больнице очутилась. Так-так, сказала себе. Это, похоже, психиатрическая клиника, а вовсе не хирургическое отделение.

Ну что же, просто отлично!

Выходит, меня сильно накрыло – до такой степени, что до сих пор не отпускает. Правда, непонятно, чем именно – то ли у меня биполярное расстройство, то ли шизофренический бред.

Скорее, последнее, решила я.

Да, шизофрения отлично бы все объяснила – и странности, происходившие перед моими глазами, и еще то, что я отлично помнила вещи, которые со мной никогда не случались.

Наверное, психическая болезнь – очередная скрытая особенность моего организма, и эта особенность наконец-таки вылезла на свет. Потому что у меня уже была одна, которая безжалостно разрушила мой счастливый брак.

У вас, Марьяна, такая особенность организма, говорили мне врачи, пугая длинными медицинскими терминами и диагнозами. Но все эти диагнозы и термины сводились к тому, что детей мне никогда не родить. Нет, утверждали они, сами вы не забеременеете – это исключено, с вашей-то особенностью!..

Но для вас есть отличный выход – называется он ЭКО, и это как раз то, что вам нужно!

Правда, ЭКО мне все равно не помогло – из-за этой самой особенности. Оказалось, я не только не в состоянии забеременеть, но и выносить ребенка тоже не могу, хотя мы несколько раз пытались.

В конце концов мой муж – из-за моей особенности, а еще из-за того, что каждое неудачное ЭКО надолго вгоняло меня в депрессию, – все-таки меня бросил. Ушел к другой, найдя себе помоложе, без особенности и без депрессии.

Но я его ни в чем не винила – разве что совсем немного, так как он выбрал неподходящее для развода и раздела имущества время. Умела моя бабушка, и Никита мог бы немного и потерпеть…

Оказалось, не мог, потому что та, другая, без особенностей, вот-вот должна была родить. Поэтому я одновременно разводилась, делила имущество и организовывала похороны. Странно, как еще сама не улеглась рядом с бабушкой…

Вместо этого после поминок загремела в больницу с неясным диагнозом.

Но все же оправилась, много раз вспоминая бабушкины слова о том, что мы – из рода Вороновых – особенные. Дети у нас рождаются только по большой любви и от правильных мужчин, а от неправильных и без любви – никак нам не родить, сколько ни старайся!

Это дар богов, любила приговаривать бабушка, на что я в детстве лишь пожимала плечами.

Дар так дар, думала про себя. Правда, эти самые боги, которых она любила упоминать по делу и без, отобрали у меня родителей, погибших в автокатастрофе, так что мне казалось, что они могли бы одарить меня чем-то и получше.

Зато позже, когда я выросла, поняла, что этот «дар богов» оказался настоящим проклятьем. Сколько бы я с ним ни боролась, он всегда оказывался сильнее меня. Даже современная медицина его не раскусила!

Потом, правда, бороться стало не с кем. Никита женился на другой, и та благополучно родила ему сына. Я видела фотографии счастливого семейства в соцсетях и даже пожелала им любви и благополучия без какой-либо задней мысли.

Наверное, потому что после развода часть меня умерла, а вторая заиндевела и никак не могла согреться – и у меня попросту не осталось этих самых «задних мыслей», как и нормальных человеческих чувств.

Мне было все равно, и я с головой погрузилась в работу. Настолько, что уезжала домой последняя, а на следующее утро возвращалась в офис первая.

Дни сменялись днями, месяцы месяцами, а потом счет пошел и на годы. Меня заметили, одобрили, повысили, добавили зарплату. Перевели в новый кабинет, назначили руководить; затем снова повысили, добавили и продвинули…

Это продолжалось ровно до вчерашней ночи. Вернее, до момента, пока какой-то лихач на джипе на загородной дороге не вылетел на мою полосу как раз перед моей машиной. Но я из последних сил старалась избежать лобового столкновения.

Руль в сторону, машина в овраг. Удар, боль, перед глазами потемнело, а потом и вовсе все исчезло.

Наконец, пришла в себя. Но почему-то не в больнице, а в каменном мешке рядом с господином королевским дознавателем, буквально прожигавшим меня взглядом синих глаз.

А больше ничего я и не помнила. Кроме того, что у меня уже несколько часов подряд пытались выведать, что я знаю о каких-то там лилиях!

Но садоводство не входило в список моих увлечений, а из цветов я любила только розы. Так ему и сказала, на что Эдвард Блейз уставился на меня с явным недоумением. Но я продолжила говорить, потому что в голову лезли совсем уж диковинные вещи.

– Лорейн Дюваль, – сказала ему. – Меня зовут Лорейн Дюваль, по мужу леди де Эрве. У меня есть дочь Анаис. Ей шесть лет и семь месяцев. И еще у меня есть…

Да, у меня есть муж, Флорен де Эрве, который старше меня на целых двадцать пять лет. Меня выдали замуж в шестнадцать за человека, который до ужаса меня пугал. Но, по мнению отца, это была отличная партия, лучшей и не найти.

Он сам вложил мою ладонь, стоя рядом со мной возле алтаря, в руку человека, который стал меня бить чуть ли не с первой брачной ночи – Флорена все во мне раздражало! Он измывался надо мной год за годом, и единственной отдушиной в безрадостной жизни стала для меня дочь Анаис.

– Ваш муж мертв, – безразличным голосом произнес Эдвард Блейз. – Убит два дня назад во время штурма Виллерена. Флорен де Эрве был одним из заговорщиков, возглавлявшим мятеж Лилий.

И я уставилась на него во все глаза.

К тому же сознание снова попыталось меня покинуть, потому что внезапно я обнаружила, что королевский дознаватель говорил со мной не на русском языке. И еще – что я прекрасно его понимала.

Да что там, я тоже говорила с ним на чужом языке!

– Что вы мне дали? Какие-то психотропные препараты?! – спросила я, и мой голос прозвучал на редкость жалобно. Вернее, голос тоже не был моим!

– Что вы имеете в виду, госпожа Дюваль? – нахмурился мужчина. – Какие еще… психотропные препараты?

Судя по тому, как он произнес слово «психотропные», Эдвард Блейз понятия не имел, что это такое.

И я почувствовала, как меня накрывает паника.

– Где я? Что это… Что это за больница?!

– С чего вы решили, что вы в больнице? – переспросил он холодно, и синие глаза сузились. – Вы в цитадели Виллерена, и именно в этот момент я пытаюсь сделать все, чтобы вы не угодили на плаху, обвиненная в участии в мятеже!

Сказанное прозвучало донельзя резко, и я отшатнулась.

– В каком еще мятеже?! – переспросила у него, перейдя на шепот, потому что внезапно осознала, что мужчина не шутит и моя жизнь висит на волоске. Вернее, она зависит как раз от него. – Но меня-то за что?! Я вообще ничего не знаю!.. Вернее, ничего не понимаю!

Какое-то время он продолжал буравить меня взглядом, и мне почему-то казалось, что этот самый взгляд проник и преспокойно хозяйничает у меня в голове.

– Вы правы, госпожа Дюваль! – неожиданно отозвался он. Затем кивнул, словно окончательно в этом убедился. – Вы ничего не знаете. А то, что у вас туманится разум, это вполне закономерное последствие ментального воздействия. – Он повернулся в сторону писаря. – Густав, отметь у себя, что Лорейн Дюваль, бывшая леди де Эрве, дала показания под Заклинанием Правды. В ходе допроса выяснилось, что она ни в коем случае не причастна к мятежу Лилий.