— Не делай этого, Хелен. Не поступай так со мной. Не вини меня. Все наши решения мы приняли вместе. Всегда делали выбор вместе. Ты и я. И тебе об этом известно. – они оба были как маленькие дети, сваливающие вину на друг друга, не желающие признаться в том, что разрушили самое ценное для себя сами. Джон и Хелен оба были виноваты в том, что согласившись служить во имя Рейха, подвергли собственных детей этому воспитанию.

— Девочки не делали выбора! Или же Томас! Рейх отравил его разум задолго до того, как убил его. – конечно, винить в этом Джона одного было абсолютно глупо, они оба были виноваты в том, что позволили своим детям верить в идеологию Рейха, считая, что таким образом они спасут их от внутреннего противоречия. Джон и Хелен сами стали верить в это.

— Что на тебя нашло, Хелен, что это такое? – Джон прижал собственную супругу к столу, что вынудило её облокотиться на него, сжимая его края своими руками, дабы он не смог подавить её, как делал всегда.

— Мы не поедем домой, Джон. Я не могу туда вернуться, Джон. Я этого не вынесу. Я потеряю себя. Прошу тебя, Джон. – она попыталась достучаться до того, чего она считала больше не существовало, но всё же попробовала. До его совести. Он обхватил её лицо своими ладонями и нежно погладил большими пальцами её щёки, смягчаясь на миг во взгляде.

— Хелен, мы заключили соглашение, помнишь? Мы выбрали этот путь. Выбрали его вместе. Мы с тобой. Ведь мы верили, что это лучший путь. Вернись домой. Ты нужна мне. – он выдавил из себя улыбку, смотря ей в глаза, тяжело дыша. Они ведь через столько прошли вместе, ему не хотелось верить, что всё, что они строили и охраняли столько лет, разрушилось в один миг и это нельзя было спасти.

— Разве? Действительно ли я тебе нужна? – она убрала его руки со своего лица, чем вынудила его отступить от себя на шаг назад. Он не ожидал от неё подобной реакции. И дело было явно не в его прикосновении.

— Неужели ты думаешь я так слепа, что не вижу, что все эти полгода ты был не один? У тебя появилась женщина. – она захотела уйти от него подальше, но он не позволил, поскольку взял под руку, останавливая. Джон делал ей больно своей хваткой.

— Хелен. – у него была особенность, что порой его голос мог совершенно меняться, и в такие моменты она боялась его, потому что совершенно не узнавала. В такие моменты она видела Джона Смита, мужчину, на чьих руках была кровь во имя Рейха, а не своего супруга.

— Прекрати делать из меня дурочку, Джон. Прошло полгода. А ты в самом расцвете сил, словно вернулся в период, когда мы поженились. – она всё же освободила свою руку от него, но это не означало далеко, что теперь Хелен была свободна.

— Ты ревнуешь меня? Хм, Хелен? А что должен думать я? Ты здесь целых полгода одна со своим сводным братцем, который всю жизнь был к тебе неравнодушен. – в этот момент она влепила ему звонкую пощёчину, что его остановило, а она испугалась, замерев на миг, прикрывая ладонью лицо. Зачем она его ударила? Это же было чистой правдой. Быть может она испугалась. Не за себя, нет. За Хэнка. И что Джон мог с ним сделать, если его сомнения нашли бы подтверждение хотя бы на каплю.

— Мы женаты, Хелен. Я твой муж. Ты моя жена. – в этот момент он силой прижал к себе супругу и поцеловал в губы, обнимая, а она, на удивление, не стала противиться и ответила ему на поцелуй. Именно за этим их и застали девочки, что прибежали в дом. Увидев родителей, они замерли на мгновение, а затем убежали к себе наверх в комнату. Их смех заставил их прерваться. И если Джон считал, что этот поцелуй, что-то менял, то он ошибался. Хелен простилась с ним.

— Я тебя даже не знаю. – она отошла от него прочь, молча всматриваясь в него, после чего сняла собственное обручальное кольцо и положила на стол. Хелен поставила точку во всём. Даже если бы он не дал ей развод, он потерял её навсегда, она больше ему не принадлежала – ни душой, ни телом. Джон взял то кольцо, что она положила на стол и рассматривал некоторое время молча, а затем лишь ухмыльнулся, с издёвкой снимая собственное кольцо, он демонстративно их сжал и ударил о стол, отчего те разлетелись в разные стороны. Она сделала ему очень больно. Больше он не собирался с ней церемониться.

Джон прошёл к лестнице и громко прокричал девочкам, чтобы те живо собирали собственные вещи, они уезжают, а затем, подойдя к выходу и открыв дверь, велел солдатам, что стояли на охране, заводить машины и снимать оцепление. Они все уезжают прочь из этой глуши.

— Джон! Нет, Джон, не делай этого! – прокричала Хелен, догнав его, она машинально хотела взять его за руку, но он не позволил, резким движением убирая руку в сторону и отходя от неё прочь. Она больше не имела права его касаться.

— Думаю, ты наверняка знала, что этот день настанет. – он не собирался оставлять собственных детей этой американской деревенщине, её сводному братцу.

— Конечно, знала. Ведь я бессильна, а за тобой вся сила Рейха. – эти слова вынудили его помрачнеть ещё сильнее и сжать собственные кулаки. Ему становилось всё труднее сдерживать себя. В этот момент в дом вошёл ничего не понимающий Хэнк, поинтересовавшись, все ли в порядке у этих двоих, но Джон даже не удостоил его своим взглядом.

— Так ты правда не поедешь? – он спрашивал её в последний раз, больше повторять он не был намерен. Его терпению пришёл конец.

— Нет. – другого ответа он от неё не ожидал, а потому молча вышел из дома на улицу к солдатам. Хелен расплакалась от своей беспомощности, а Хэнк всё-таки вынудил её рассказать ему, что же тут произошло. Услышанное ему очень не понравилось, а потому он вышел за Джоном, взяв своё ружьё, вызвав крики Хелен.

— Ради Бога, Джон, прояви хоть какую-то порядочность! Это мой дом, а не твой чертов Рейх! – он поднял ружьё, снимая его с предохранителя и направляя на Смита, но тут же все солдаты сделали это в ответ в его сторону, окружив их полностью. Они могли расстрелять Хэнка быстрее, чем он смог бы моргнуть, им нужен был лишь приказ их оберстгруппенфюрера.

— Хэнк! Прошу, дай я разберусь! – истошно закричала Хелен, опуская его ружьё и плача, а Джон лишь склонил голову в сторону, удивившись её подобной реакции. Она боялась, что он убьёт его. И не зря. Ведь она только что подтвердила его догадки на их счёт. В этот момент из дома вышли девочки, полностью собранные, со своими чемоданами, они замерли, увидев готовых к бою солдат. Джон лишь щёлкнул пальцами, отчего те опустили своё оружие, а он раскрыл собственные объятия для девочек.

— Всё хорошо, девочки, садитесь в машину, я буду через минуту. – взявшись за руку, они прошли вперёд, но остановились, поняв, что мама не шла за ними следом.

— Ты едешь с нами, верно? – в недоумении произнесла Дженнифер, смотря на мать, которая совершенно не была собрана и плакала.

— Мама, прошу, давай поедем домой. – замолила Эми, но Дженнифер не позволила ей подойти ближе к маме, сжимая её руку. Хелен сама подошла к девочкам, обнимая их и наклоняясь.

— Я очень вас люблю. Знаете это? Папа будет хорошо заботиться о вас. Он вас любит. Очень. Никогда в этом не сомневайтесь. И я прошу вас беречь друг друга. Хорошо? – Хелен чувственно поцеловала дочерей и крепко их обняла, а те обняли её в ответ, потому что не хотели расставаться. Они ничего не понимали. Пару минут назад папа с мамой целовались, почему же сейчас они были вынуждены расстаться, почему мама отказывалась ехать с ними?

— Я обещаю, что всё будет хорошо. Но сейчас вам пора. Ну же, вам пора. Идите. Всё хорошо. – Хелен сама подтолкнула детей вперёд, потому что понимала, что Джон заберёт их любой ценой, но так она могла спасти Хэнка от расстрела. Девочки развернулись к отцу, а он лишь кивнул и велел им идти за солдатами. Девочки послушно последовали за ними, а Джон посмотрел им в след, переводя свой взгляд на супругу, проводя ладонью по собственному лицу.

— Это не должно было так быть, Хелен. – она причинила боль не только ему, но и их дочерям, сделав участницами этой сцены, что он ей простить не мог. За своих детей он карал безжалостно, и теперь это касалось и её самой. Солдаты полностью исчезли, сев в машины и уезжая, охраняя машину Смитов со всех сторон, а Хелен лишь бежала некоторое время за ними, а затем рухнула на землю, плача. Кому же было больнее из них сейчас? Хелен, что всегда проявляла свои эмоции и сейчас делала тоже самое, либо Джону, который был вынужден прятать всё внутри себя, чтобы защитить свою семью? В отличии от неё у него не было права быть слабым. Эту роскошь он не мог себе позволить.