Лин Хэндус. Свобода для марионеток. Роман
Sapienti sat.
Умному и слова достаточно.
Латинское крылатое выражение
Названия стран, фирм и организаций в романе – фантазия автора. Совпадение с реальными названиями может быть только случайным.
Москва. Олег Громов
Олег Громов, состоявшийся сорокавосьмилетний мужчина, находился на грани срыва. Один из популярных кинорежиссеров постсоветской России, снявший две кассовые ленты, никак не мог найти денег на очередной фильм. Качаясь на волне прошлого успеха, Громов третий год обивал пороги кабинетов, в надежде увлечь новым проектом кого-нибудь из чиновников. Все попытки натыкались на глухую стену отчуждения, раздражения и непонимания. Свежий ветер перемен, связанный в России с модным и превращенным в разменную монету словом перестройка ласкал слух, расправлял плечи, но реальных плодов почему-то не приносил. Режиссера знали многие, его картины были широко известны, но никто из власть предержащих от культуры не хотел не то что взять ответственность за производство фильма, а даже вникнуть в суть предлагаемого Громовым проекта. Олег был реалистом и не связывал совершенно беспочвенные, на его взгляд, отказы со своим, возможно, недостаточно громким именем. Он считал позицию чиновников банальной трусостью по отношению к переменам, происходящим в стране. Будучи неглупым человеком, он понимал, что живет в такое время, когда министры меняются чуть ли не каждые полгода, и именно поэтому никто не хочет навешивать на себя ненужные, обременяющие ожиданием нового места работы, проблемы. Иногда ему начинало казаться, что управленцы, от которых зависит успех будущего фильма, боятся не столько посетителей высоких кабинетов – им-то можно легко и безболезненно отказать в любой просьбе, – а опасаются написать на бумаге даже собственное имя, чтобы не быть смещенными с уютного кресла раньше времени. Оказавшись в почти тупиковой ситуации, Громов все же надеялся на чудо, потому что надеяться ни на что другое не приходилось. Но чтобы чудо произошло, он продолжал ходить по бесконечным кабинетам, оставляя каждый раз за их толстыми стенами толику не потерянной надежды.
После одной из бесчисленных встреч в Министерстве культуры Олег Громов вышел из кабинета очередного руководителя чуть ли в не предынфарктном состоянии. Рядовые служащие, работающие намного дольше начальников и знающие режиссера лично, сочувственно качали головами, глядя на его опущенные плечи. Денег никто не давал и даже не обещал. Страна уже десять лет переживала тяжелый период перехода от окончательно загнившего социализма к непонятно какому строю и была в совершенном разброде. Культуре, что обычно для любого переходного периода, отводилась в политических играх роль нелюбимой падчерицы, которую заставляют работать до изнеможения с утра до вечера, без праздников и выходных, но ни на новое платье, ни на лишний кусок хлеба денег не дают.
– Виктор Викторович, – пытался достучаться Громов до нового министра, назначенного на пост три месяца назад. – Вы поймите, на дворе конец девяностых, страна в кризисе, преступность растет, транспорт ходит с перебоями, вечером на улицах темно не только из-за разбитых фонарей, но и из-за нехватки лампочек в магазинах. Люди сегодня не знают, что будут есть завтра, но именно сегодня, как никогда, им нужна вера в завтрашний день. У меня лежит на столе замечательный сценарий фильма о любви. Нужно хоть что-то светлое видеть людям на экране, негативного они насмотрятся достаточно у себя дома или на улицах. Если мы не будем сейчас показывать народу положительные моменты, как же тогда жить дальше без романтики, без любви, без будущего? Мы все друг друга перегрызем, если хоть немного не отвлечемся от сегодняшних реалий.
– Дорогой Олег, я вас хорошо понимаю, – отвечал свежеиспеченный министр, сидя в удобном кожаном кресле и с сочувствием глядя на посетителя. – Я, как и вы, живу в современной России переходного периода и отлично вижу всю сегодняшнюю пакость и мерзость. Мы с вами почти коллеги. Как актер по профессии, я полностью разделяю ваше мнение. Но поймите мое положение, единолично подобные вопросы не решаются, я подневольный человек. У меня есть бюджет, выделенный правительством и утвержденный предшественником, а к нему план распределения бюджета по статьям, которые я не имею права ни на рубль изменить. Разве только месяцев через шесть, когда мы будем составлять финансовый план на следующий год… Единственное, что могу пообещать – внести фильм в заявку, а уж утвердит ли ее комиссия – сказать затрудняюсь. Мы принимаем решения коллегиально, положительно ответить за всех ответственных лиц я не могу. Вот такие дела.
После столь длинной тирады рыжеволосый импозантный мужчина средних лет с облегчением откинулся в кресле. Министр еще не сросся с новой должностью и не научился холодно и равнодушно отказывать людям. Немного помолчав, он решил дать совет, заканчивая разговор с одним из многочисленных посетителей:
– Попытайтесь поискать спонсоров для фильма среди богатых людей. Олигархи после горбачевской перестройки растут в России, как грибы после дождя. Попробуйте кого-нибудь убедить дать денег на фильм – что им стоит вложить какие-то полмиллиона или даже миллион долларов в дело. Вы же не новичок в кинематографии, у вас есть имя. А если фильм окажется кассовым, то они неплохо на нем заработают. Пусть, в конце концов, учатся у капиталистов правильно вкладывать огромные деньги и получать с них дивиденды.
– Вы что, думаете, я не пытался? – горько усмехнулся кинорежиссер. – Им не нужен мой фильм. Один из олигархов, к которому мне удалось пробиться, сказал откровенно, что ни в кино, ни в театр не ходит, поэтому бросать денег на ветер не собирается. Таких, как он, среди денежных мешков, может быть, и не много, но они есть. Остальные толстосумы, кому не безразличен кинематограф, дают деньги на криминальные фильмы и картины о новых русских, то есть, о себе, любимых. Другие темы им абсолютно чужды. Они не наелись неожиданным богатством и хотят на экранах видеть только собственные или чем-то на них похожие истории. Мой фильм нужен не лично мне, а стране и народу, но им не интересен. К огромному сожалению. Подобную ситуацию мне одному не переломить.
– Жаль, что ничем не сумел помочь, – сказал, вставая, хозяин кабинета, протягивая на прощанье посетителю руку. – Искренне жаль. Оставьте на всякий случай заявку у референта, постараемся помочь, но обещать ничего не могу. И обязательно приходите к нам через полгода, когда мы будем распределять бюджет на следующий год. Может быть, тогда повезет больше.
Хотя голос новоиспеченного руководителя звучал вполне участливо, мысли его уже были далеко от темы, на которую он беседовал с очередным посетителем более получаса. У чиновника, как обычного человека, накопились собственные проблемы. Они стояли для него естественным образом на первом месте, и пока были актуальны, заботы просителей волновали его меньше всего. А нерешенных проблем у молодого министра было более чем достаточно.
Выйдя из здания министерства, Громов пошел в направлении соседней улицы. Там, недалеко от официальной парковки, уже с самого утра полностью занятой, он оставил машину. Громов шел, низко опустив голову и недовольно вжав ее в плечи, пытаясь спрятать лицо от начавшегося дождя. Краем глаза он видел, как шедшие навстречу люди в растерянности останавливались, не в силах совладать с перевернутыми от резких порывов ветра зонтами. Дождь усиливался, ветер разгонял его брызги во все стороны.
Подойдя к машине почти вплотную, Олег громко чертыхнулся – зеркала заднего обзора с обеих сторон были откручены чьими-то профессиональными руками.
– Что ж это такое, третий раз за год! Чертовы ублюдки!
Громко ругаясь вслух непонятно на кого, Громов вытащил из-под камня, лежащего прямо на капоте, мокрую квитанцию об уплате штрафа за стоянку в неположенном месте и со злостью бросил под ноги. Обойдя машину вокруг, чтобы удостовериться, в порядке ли все остальное, он сказал себе с небольшим облегчением:
