Наутро племянники с женами опять собрались в доме покойной. Ключи от дома они получили накануне в больнице вместе в вещами – Андреа Кантор, почувствовав себя плохо, смогла вызвать скорую помощь и позволила отвезти себя в больницу. На кухне, соединенной с просторной столовой коротким коридором, наследники приготовили кофе из единственной пачки кофейных зерен, найденной в шкафу бывшей хозяйки дома. На большом столе в столовой лежали горкой в плоском блюде, предназначенном для рождественского гуся, булочки и бутерброды, купленные в ближайшей булочной. Впрочем, на несответствие посуды и ее содержимого никто не обратил внимания – в головах присутствующих бродили совсем другие мысли. Завтрак прошел в осторожно-дружеской атмосфере: с утра все были трезвые и никто конкретно не заговаривал о размере наследства, хотя накануне, после нескольких бутылок красного вина, предположения высказывались более откровенно.
После семейного завтрака родственники вывалились толпой из дома и расселись по машинам, чтобы отправиться к главному и приятному событию, ставящему жирную точку в прощании с покойной – оглашению завещания. Лица их не выражали ни радости, ни печали, были сосредоточены, чтобы не вынести наружу истинные чувства – радостное ожидание и уверенность в своей исключительности на самую большую долю денежного эквивалента. В самых же глубинах каждого из них наглыми ростками репейника выпирала надежда на получение квартиры Кантор в единоличное пользование.
В нотариальной конторе трое мужчин расселись по приглашению секретаря по обе стороны большого овального стола. Они скупо и изредка обменивались малозначащими замечаниями, в ожидании главного действующего лица. Их жены, как не значащиеся в списке наследователей, остались ждать в приемной. Дверь открылась, но в комнату вошел не нотариус, а иностранец, стоявший накануне на кладбище особняком. Вчера он обратил на себя ревнивое внимание большим букетом темных роз, перевязанным широкой алой лентой. Своим широким жестом он вызвал недоуменные взгляды и потаенные мысли. Теперь лица присутствующих опять напряглись. «Интересно, что нужно этому иностранцу? Он был когда-то соседом покойной, но это не является основанием для получения наследства. Впрочем, может быть, Андреа подбросила ему на бедность тысячи две, от нас не убудет… Хотя, и две тысячи – деньги, на дороге не валяются. Ладно, нотариус придет и все объяснит. Этот мужчина наверняка пришел не по своей инициативе – до этого ему не додуматься. Сидел бы в своей России, играл на балалайке и не мешался туда, куда не следует… Эх, Андреа, ну и выбрала же ты соседа на нашу голову!»
Примерно такие или похожин мысли крутились в головах трех мужчин, но ни одного вопроса никто из них не задал: никому не хотелось показаться в глазах других невежливым, грубым или завистливым. На доброе утро Глебова все, как один, ответили вежливым кивком головы, не разжимая губ, как будто боялись, что с языка сможет сорваться доброе слово и омрачить приятную процедуру получения наследства.
В три минуты одиннадцатого дверь резко открылась и в комнату заседаний стремительно вошел нотариус Вунден, предпенсионного возраста высокий крепкий мужчина с зычным голосом. Он громко извинился за небольшое опоздание, сел во главе стола, обвел внимательным взглядом присутствующих, удовлетворенно кивнул головой. Нотариус открыл принесенную с собой папочку, достал оттуда запечатанный конверт, осторожно открыл его и тут же приступил к чтению завещания.
Каждое слово профессионал своего дела прочитывал медленно и понятно, чтобы потом ни у кого из завещателей не возникло вопросов – Ян Вунден умел ценить свое и чужое время. Прочтя последнее слово, он вложил листок завещания в папочку, еще раз обвел внимательным взглядом собравшихся и, не услышав ни одного вопроса, попрощался и вышел. Родственники умершей ошеломленно молчали и все, как один, смотрели на Глебова. Тот пытался казаться свободным и независимым, но у него это плохо получалось – он был обескуражен не меньше других. Наконец он встал и пошел к двери. Атмосфера недружелюбия нравилась ему все меньше.
– Стойте, молодой человек, куда? Может быть, объяснитесь, каким образом и почему наша тетушка завещала квартиру именно вам, ведь вы вообще не родственник и юридически не имеете права на наследство?
Вопрос был задан одним из присутствующих. Глебов от волнения даже не разобрал – кем именно. Впрочем, только этот вопрос читался на лице каждого, поэтому озвучившая его персона не так уж и важна. Ошарашенный владелец недвижимости неуверенно пожал плечами, накинул длинный ремешок небольшой сумки на плечо, нервно одернул теплый пуловер.
– Для меня, как и для вас, решение вашей тетушки является сюрпризом. Да, я не ее родственник, но почему она каждому из вас оставила по несколько тысяч, а мне целую квартиру, вам нужно спрашивать не у меня, а у нее. Хочу сказать Андреа спасибо за щедрый подарок. Если захотите подать на меня в суд – подавайте. Не думаю, что выиграете процесс, разве что время проведете в бесполезных склоках. Извиняться не буду, потому что не знаю, за что. Примите решение родственницы достойно. Желаю вам хорошей жизни!
Глебов пребывал в огромном волнении и не заметил, что вместо хорошей жизни пожелал присутствующим хорошей характеристики. Саша, хоть и говорил свободно по-немецки, не мог освободиться от русского мыслительного процесса и порой выдавал такие фразы, что собеседники не знали, как же реагировать на услышанное. Впрочем, почти всегда такие ситуации заканчивались смехом. Глебов никогда не имел в виду обидное, просто в очередной раз ему или недоставало словарного запаса, или от волнения он путал слова.
Так произошло и в этот раз.
Пока родственники переглядывались, правда, без улыбок, пытаясь правильно расшифровать последнее замечание и отыскать в нем коварный смысл, новый обладатель квартиры боком выскользнул за дверь. Глубоко в подсознании у него мелькнула мысль, что даже стены нотариата не смогут защитить его от явно ощутимой ненависти мужчин, у которых только что отобрали надежду на давно подсчитанные и рассчитанные деньги. Глебов был рискованной натурой, но любил оглядываться вокруг, чтобы не получить неожиданный удар в спину.
Жизнь в границах чужого менталитета быстро учит осторожности.
В растрепанных чувствах молодой мужчина не услышал, как его окликнула девушка-секретарь. Не получив ответа, она быстро выскользнула из-за высокой стойки, подошла к клиенту, взяла под локоть и быстро повела в сторону одной из многочисленных комнат. Комната оказалась приемной нотариуса. Хозяин кабинета уже вставал из-за стола, держа в руке плотный конверт.
– Согласно процедуре, я должен еще раз спросить, господин Глебов, принимаете ли Вы наследство? – После молчаливого кивка немного обалдевшего от сегодняшних событий Саши Глебова, он продолжил: – В этом конверте ключи от квартиры, гаража и подвала. Теперь они по закону принадлежат вам. Можете сразу же вступать в права наследства, но советую как можно скорее поменять на входной двери замки. Племянники госпожи Кантор имеют комплект ключей. И хотя пользоваться ими на законных основаниях они больше не имеют права… Впрочем, это решать вам. Если понадобятся консультации относительно новой недвижимости, можете их получить у моего коллеги: как нотариус, я не имею права оказывать адвокатские услуги… – После едва различимой паузы он протянул гостю еще один конверт и закончил: – Это письмо Андреа Кантор передала мне вместе с завещанием за несколько дней до смерти. Она настоятельно просила передать его вам лично в руки, как будто что-то чувствовала… Во всяком случае, примите еще раз мои соболезнования и всего доброго!
Глебов положил конверт с ключами и письмо в сумку, развернулся и в полубессознательном состоянии вышел из кабинета. В большом лобби адвокатской конторы он увидел, что из другой двери выходят родственники умершей. Их вид отрезвил его и вернул на землю. Он быстро развернулся, снял с вешалки куртку и шагнул к выходу. В лицо ему сразу же ударил резкий порыв ветра и остудил мелкими каплями, успевшими превратиться в колючие льдинки. Глебов зажал под мышкой куртку, быстро пробежал несколько метров до парковки такси, юркнул в единственную свободную машину, бросил рядом с собой сумку, и сказал таксисту адрес гостиницы. Даже в зеркало заднего вида ему не хотелось видеть тех, кто выходил следом за ним из конторы: молодой мужчина чувствовал себя неуютно.
