– Удивительно, правда? – говорит Чарли.
– Угу, – мычу я. – Давай надеяться, что там появились водопровод и электричество. Потому что после этого мне необходима горячая ванна.
Чарли ухмыляется.
– Зная Джулс, если до этого там не было таких удобств, то теперь точно есть. Ты же знаешь, какая она. Такая деятельная.
Я уверена, что Чарли не имел это в виду, но меня как будто сравнивают. Я-то далеко не самая организованная. Такое ощущение, что я не могу зайти в комнату, при этом что-нибудь не опрокинув, а с тех пор, как у нас появились дети, наш дом вообще превратился в зону военных действий. Когда мы – очень редко – приглашаем гостей, я просто раскидываю вещи по шкафам и кое-как закрываю их, отчего складывается впечатление, будто весь дом задерживает дыхание, стараясь не взорваться. Помню, как мы первый раз пришли на ужин в изысканный викторианский особняк Джулс в Ислингтоне, он словно сошел со страниц журнала – со страниц ее онлайн-журнала «Загрузка». Я все думала тогда, что она меня куда-то запрячет, зная, как нелепо я смотрюсь среди ее обычной компании с моими отросшими темными корнями и в дешевой одежде. Я даже поймала себя на мысли, что пытаюсь сгладить свой манчестерский акцент.
Мы с Джулс полные противоположности. Две самые важные женщины в жизни моего мужа. Я наклоняюсь за борт, вдыхая свежий морской воздух.
– Я прочел почти всю эту статью, – говорит Чарли. – Про остров. Там говорится, что там есть пляжи с белоснежным песком, которые особенно известны в этой части Ирландии. А там, где белоснежный песок, – всегда бирюзовая вода.
– Вот как? – удивляюсь я. – Что ж, это звучит лучше, чем торфяные болота.
– Ага, – говорит Чарли, улыбаясь. – Может, у нас будет возможность поплавать.
Я смотрю на воду, которая сейчас кажется грязно-зеленой, а не бирюзовой, и не могу унять дрожь. Я уплывала за буйки в Брайтоне, и это ведь тоже Ла-Манш, так ведь? Но все равно. Там вода казалась намного спокойнее, чем это дикое и суровое море.
– Мы хорошо развлечемся в эти выходные, да? – говорит Чарли.
– Да, – отвечаю я. – Надеюсь.
Ничего похожего на отпуск у нас не было уже очень давно. А он мне сейчас так нужен.
– Так и не поняла, зачем Джулс выбрала какой-то остров на побережье Ирландии, – добавляю я. Хотя это так на нее похоже – выбрать что-то настолько эксклюзивное, чтобы ее гости едва не утонули в попытке туда добраться. – Не то чтобы она не могла позволить себе праздновать там, где она захочет.
Чарли хмурится. Он не любит говорить о деньгах – его это смущает. И это одна из причин, почему я так его люблю. Кроме тех моментов, когда изредка, только иногда, раздумываю, каково это – зарабатывать больше. Мы намучились, выбирая подарок из предложенного списка, и даже слегка повздорили. Наш максимум обычно составляет пятьдесят фунтов, но Чарли настаивал, что мы должны потратить больше, потому что они с Джулс так давно знакомы. Поскольку все перечисленное было из «Либерти», люксового лондонского магазина, то за 150 фунтов, на которых мы, в конце концов, и сошлись, нам удалось купить только обычную керамическую миску. Что уж говорить, если ароматическая свечка там продается за 200 фунтов.
– Ты знаешь Джулс, – говорит мне Чарли, когда лодка снова летит вниз и глухо ударяется о воду, а потом подпрыгивает вверх и немного покачивается. – Она любит выделяться. И, возможно, все дело в том, что ее отец – ирландец.
– Но я думала, что они с отцом не ладят?
– Все немного сложнее. Он никогда не проводил с ней много времени, и да, он тот еще засранец, но мне кажется, она всегда его идеализировала. Поэтому несколько лет назад и просила меня научить ее ходить под парусом. У ее отца есть яхта, и она хотела, чтобы папа ей гордился.
Мне сложно представить, чтобы вечно надменная Джулс хотела кого-то впечатлить. Я знаю, что ее отец – крупный застройщик и всего добился сам. Но меня, дочь обычного машиниста и медсестры, с детства привыкшей к напрягу с финансами, завораживают – и немного пугают – люди, которые зарабатывают кучу денег. Для меня они будто совершенно другой вид, вроде красивых и опасных диких кошек.
– Или, может, это Уилл так решил, – предполагаю я. – На него это тоже похоже, он любит дикую природу.
У меня в животе порхают бабочки при мысли о встрече с кем-то настолько знаменитым. Трудно думать о женихе Джулс как о настоящем человеке.
Я тайком смотрела его шоу. Оно довольно неплохое, хотя мне и тяжело сохранять объективность. Я была так очарована мыслью о том, что Джулс сейчас с этим человеком… касается его, целует, спит с ним. Вот-вот выйдет за него замуж.
Основная интрига шоу «Доживи до утра» в том, что Уилла посреди ночи оставляют где-то связанным и с повязкой на глазах. Например, в лесу или посреди арктической тундры, где у него нет ничего, кроме одежды и, возможно, ножа в кармане. И вот, он должен развязать себя и добраться до назначенной точки, используя только свой ум и навыки ориентирования. Это впечатляет: в одном эпизоде он должен пересечь водопад в темноте; в другом его преследуют волки. Иногда ты вдруг вспоминаешь, что вообще-то за ним наблюдает съемочная группа. Если все действительно будет очень плохо, они же обязательно вмешаются и помогут, да? Но создатели, безусловно, на отлично справляются со своей работой, заставляя зрителя чувствовать опасность через экран.
При упоминании о Уилле Чарли сразу помрачнел.
– Я все еще не понимаю, почему она так быстро согласилась за него выйти, – говорит он. – Хотя, пожалуй, в этом вся Джулс. Когда она принимает решение, то не медлит с действиями. Но попомни мои слова, Ханна: он что-то скрывает. Я не думаю, что он тот, за кого себя выдает.
Именно поэтому я скрыла от него, что смотрела шоу. Я знаю, что Чарли бы это не понравилось. Иногда я не могу не думать, что его неприязнь к Уиллу похожа на ревность. Очень надеюсь, что это не ревность. А иначе что бы это тогда значило?
Может быть, дело в мальчишнике Уилла? Чарли пошел, что казалось неправильным, ведь он друг Джулс. Но после тех выходных в Швеции он приехал домой не в духе. Каждый раз, когда я пыталась выяснить, что произошло, он напрягался и отстранялся. Поэтому я просто решила об этом забыть. По крайней мере, он вернулся целым и невредимым.
Море, кажется, стало еще злобнее. Старая рыбацкая лодка качается и отбрыкивается от волн, как эти родео-быки в барах, будто пытается сбросить нас за борт.
– А плыть дальше вообще безопасно? – спрашиваю я Мэтти.
– Ага! – перекрикивает он шум волн и рев ветра. – Это еще хорошая погода. Мы уже почти доплыли до Иниш ан Амплора.
Я чувствую, как мокрые пряди волос прилипают ко лбу, а остальные кружатся вокруг головы огромным спутанным облаком. Я могу только представить, как буду выглядеть перед Джулс, Уиллом и остальными, когда мы, наконец, прибудем на место.
– Баклан! – кричит Чарли, показывая пальцем. Он пытается отвлечь меня от тошноты, я знаю. Чувствую себя ребенком, которого везут к врачу на укол. Но все равно смотрю и замечаю гладкую темную голову, выступающую из волн, как перископ миниатюрной подводной лодки. Затем птица стрелой ныряет в воду. Трудно представить, что кто-то в таких враждебных условиях может чувствовать себя как дома.
– Я точно читал что-то про бакланов в той статье, – говорит Чарли и снова достает телефон. – А, вот. Они особенно часто встречаются именно в этой стороне побережья.
И тут он снова включает свой менторский тон:
– Баклана сильно оклеветали в местном фольклоре. – О боже. – На протяжении веков эти птицы были символом жадности, невезения и зла.
Мы оба смотрим, как баклан снова появляется из воды. В его остром клюве мелькает крошечная рыбка, сверкая серебряной чешуей, а потом птица открывает пасть и проглатывает ее целиком.
Желудок сводит. Я чувствую себя так, будто это я только что проглотила эту скользкую рыбу, и теперь она плавает у меня в животе. И когда лодку начинает кренить в другую сторону, я бегу к борту, и меня рвет тем самым чаем со сливками.
