А Рите было горько оттого, что их ребенок не стал для Павла желанным, ей хотелось заплакать, но она крепилась, понимая, что нельзя все усложнять еще больше.
Время подходило к полуночи, когда гости засобирались домой, еще раз уточнив дату свадьбы и попросив родителей невесты ни о чем не беспокоиться. Рита в эту ночь долго не могла уснуть, она стояла у окна и думала о том, что все в этом мире осталось по-прежнему: и луна, и снег, и темнота, одинаково безразлично укрывшая как доброе, так и злое. Ей было больно от того, что нельзя было так же просто укрыть ее печаль.
За неделю до свадьбы Павел получил телеграмму от родителей с просьбой срочно приехать, а приехав, узнал, что Рита избавилась от ребенка и уехала из города. Вечером того же дня он, впервые в жизни напившись, пришел к ней домой и, сидя в коридоре на мешке с картошкой, плача, спрашивал ее мать, что же он сделал такого, за что Рита его так возненавидела. Он обвинял ее в том, что она убила ребенка и сломала ему, Павлу, жизнь. Мать плакала тоже и не могла сказать в оправдание дочери ни одного слова. Слезы почему-то не принесли успокоения ни ему, ни ей.
Когда Павел наконец-то ушел, мать, прихватив лекарства, пошла в комнату, в которой уже несколько дней, не поднимаясь, лежал ее муж. Он, конечно же, все слышал и теперь молчал, глядя в потолок. Она заставила его принять таблетки, легла рядом и крепко обняла своего любимого: плохо, когда рушится твоя жизнь, но еще хуже, когда она рушится у твоего ребенка.
Павел, придя домой, закрылся в своей комнате, но мать так долго уговаривала его открыть дверь, что ему пришлось с неохотой подчиниться. Он снова упал на кровать и, стыдясь своих слез, заплакал, а мать, словно застыв, стояла рядом, не решаясь даже заговорить, она знала, что с бедой надо пережить хотя бы ночь и что сейчас никто не способен облегчить ему боль. Елена Николаевна жалела сына, но, по правде говоря, была рада, что этой девушки с холодными глазами больше нет места в его жизни: она оказалась из тех, кому мало отданного им сердца, они не знают, что делать со своим.
Много лет спустя он все еще не мог представить, как бы сложилась его жизнь, если бы не эта досадная растерянность Он жалел Риту, представляя, какой ужас она пережила, почувствовав в письме то, о чем он никогда не собирался ей рассказывать. Павел и не сомневался, что именно он разрушил их счастье, но была также обида и на нее, не захотевшую понять и простить.
Женился он поздно. Женой его стала милая и добрая девушка, приехавшая по распределению и начавшая работать в той же больнице, где работал Павел. Они понравились друг другу, и роман их проходил, к его радости, тихо и спокойно, в нем оказалось на удивление предсказуемым все от первых до последних слов и поступков. Елена Николаевна была счастлива: в семье сына были достаток и покой.
Рите и Павлу судьба подарила еще не одну встречу. После выхода на пенсию она вернулась в Городок, потому что не нашлось другого такого близкого сердцу места. Со вторым мужем она рассталась уже давно, детей не родила, отца не было в живых - таким оказался печальный итог жизни на день приезда. Все в ее дальнейшей судьбе было ясным: она останется здесь до конца своих дней, а потом будет лежать за оградкой, в центре которой которой была могила отца, справа от входа. И ее сестра, и ее мать уже давно облюбовали здесь места для себя. Это их не смущало, ведь каждый человек понимает, что земли вокруг много, а успокоиться желательно в том месте, которое мило сердцу.
И все же неторопливое течение Ритиной жизни было нарушено из-за встречи с Павлом. Они столкнулись на кладбище, куда он, приезжавший в Городок раз в два года, пришел, чтобы привести в порядок могилы родных. Она не сразу узнала его, потому что он стал грузным и, кажется, даже меньше ростом, а сквозь поредевшие волосы просвечивала кожа. Он же узнал ее тот час же несмотря на то, что она поседела и была уже далеко не такой стройной как когда-то, и поздоровался. Рита ответила на приветствие несколько позже, потому что вынуждена была, слегка прищурившись, всмотреться в его лицо. Потом он говорил о том, что остановился в гостинице, что приезжает и будет приезжать сюда до тех пор, пока сможет, что преподает в институте, что растит сына, а затем без всякой связи с ранее сказанным и неожиданно для себя самого заявил, что она по-прежнему красива, что он рад этой встрече, что, если ее муж не будет против, они могли бы встретиться и поговорить. Она, не сдержав обрадованной улыбки, ответила, что живет одна и назвала адрес.
Вечером Павел пришел с цветами, и неизвестно было, где он их купил, поскольку в Городке по-прежнему цветы не продавали. Потом он, сидя в кресле напротив, опытным взглядом врача отметил стерильную чистоту и порядок в квартире, наличие живой души по имени Митроха, а так же то, как она слишком быстро и ловко наполнила рюмки и, не поморщившись, выпила, не дожидаясь его. Разговор тек спокойно, словно и не было горечи и обид между ними. Она рассказала, что дважды несчастливо была замужем, а потом три года жила с человеком значительно младше ее, но ничего хорошего из всего этого так и не получилось. Все происходило по одному сценарию: одиночество начинало тяготить ее, и она соглашалась выйти замуж за очередного воздыхателя, благо работала в мужском коллективе, где всегда находился кто-то, готовый предложить руку и сердце. Забеременеть Рита так и не смогла, со временем мужья начинали ее раздражать, и она уходила без сожаления, не цепляясь за прошлое.
С последним, молодым, она рассталась после того, как однажды, пребывая целый день в отвратительном настроении и просидев час перед зеркалом, убедилась, что стареет и седеет быстрее, чем хотелось бы, и решив, что соблазны в жизни для него вскоре будут сильнее чувств к ней. Рита знала, что будет жалеть, когда не сможет ни с кем дома и словом перекинуться, когда захочется ощутить его рядом, в такие минуты она забывала о своем возрасте, но знала так же и то, что после ночи наступает день и все скрытое приобретает ясные очертания. Бедный мальчик так ничего и не понял, целую неделю надоедал ей эвонками, прося объясниться, она же молча бросала трубку, а затем исчез из ее жизни навсегда.
А потом Рита сказала Павлу то, от чего ему стало по-настоящему больно. Сказала, что лучше его так никого и не встретила, а о нерожденном ребенке жалела всю жизнь. Все это было произнесено каким-то неживым голосом, без интонации, и Павел понял, что ей было очень нелегко говорить об этом, что она тоже встревожена их неожиданной встречей и боится подступивших к горлу слез, которые сейчас, наверно, были бы просто ни к чему. В какую-то минуту он подумал, что, скорее всго, ему не надо было приходить, поскольку все, связанное с ней, что было так давно далеко и надежно спрятано в самых темных закоулках его памяти, вдруг оказалась нестерпимо больным и лежащим на поверхности. А он, глупец, почему-то решил, что со временем все проходит, зарастает бурьяном, тает и безвозвратно исчезает наконец, но вдруг ясно понял всю неправильность своих суждений, потому что ничего и никуда не исчезло, а так же и то, что хотел этого разговора, для того и пришел сегодня, чтобы наконец-то поставить точку в истории, которая, вопреки его многолетнему убеждению себя в обратном, закончена не была.