Погруженная в собственные мысли, Тоня не сразу заметила Нолика, стоявшего у выхода из парка. Увидев ее, он подошел, а она с удивлением услышала свой голос, спрашивающий молодого человека о том, куда он подевался. Он же, не удивившись вопросу, стал рассказывать, что живет в Свердловске, что его отец призжает сюда к другу порыбачить, что они - заядлые рыбаки, а он приехал с отцом только лишь потому, что отец зимой долго болел и мама не захотела его отпускать без присмотра, что отец поэтому называет его присмотрщиком, что он уже здесь несколько дней, но на рыбалку с отцом не ходит, так как хуже раннего подъема может быть только манная каша, что он старается не надоедать жене папиного друга, поэтому встречается с ней только за ужином, так как встает поздно, когда она уже на работе, что днем валяется с книгой на огороде или, взяв вместо обеда пару бутербродов, идет на пляж.
Спал Нолик на сеновале, что ему особенно нравилось. Темнота не пугала. Ему было девятнадцать, и он был доволен жизнью и счастлив от постоянной и беспричинной радости, которую можно испытывать только в юности.
Тоню на танцплощадке он заметил сразу и тут же понял одиночество и отчаяние некрасивой замкнутой девочки. Руки и ноги ее были слишком худы, рот казался несколько большеватым, волосы цвета пыли были тусклы. Вряд ли она и в дальнейшем будет просто хорошенькой. Но Нолик был молод и счастлив, поэтому ему отчаянно захотелось, чтобы она улыбнулась. Он, может быть, и еще раз пригласил бы ее потанцевать, на этом бы дело и закончилось, но встретились ребята, с которыми он познакомился на пляже. Пришлось постоять с ними, покурить, поговорить, Нолик и не заметил, как закончился последний танец, и искренне пожалел, что его доброе намерение не осуществилось.
Теперь он дожидался ее, может, затем, чтобы рукой помахать, увидев, что у ней все хорошо, а может... Черт возьми, он и сам толком не знал для чего. Они, взявшись за руки, медленно продвигались вместе с толпой, и он говорил и говорил обо всем, что приходило в голову: о себе, о институтских друзьях, о своей собаке. Она едва поддерживала разговор, отвечая односложно, а чаще просто кивала головой, а он и вправду сам не знал, для чего так старался. Когда же Нолик стал расспрашивать Тоню о ее семье, то сразу же заметил, как она напряглась, поэтому тут же перевел разговор на другое, ведь он был добрым молодым человеком.
Жила она недалеко, ночь была звездной и теплой, спать совсем не хотелось, поэтому он предложил погулять еще, предварительно поинтересовавшись, не будет ли ее ругать мама. Тоня отрицательно покачала головой: мать ее не ругала никогда и ни за что. Не могла же она сказать, что матери настолько все равно, что с ней происходит, что она ни разу в жизни не похвалила и не отругала дочь. Свернув вправо, они прошли мимо еще нескольких деревянных двухэтажных домов, пересекли железнодорожную линию и добрели до стадиона. Затем, не сговариваясь, поднялись на трибуны и уселись на самом верху. Все вокруг казалось совершенно нереальным и расплывчатым в лунном свете, они, словно, оказались на каком-то необитаемом островке, где никто не мог нарушить их уединение.
Нолик попробовал расшевелить ее и стал просить рассказать о чем-нибудь, жалуясь на то, что у него язык устал, а она может подумать, что он - болтун без тормозов, что сейчас ночь, и поэтому даже сказка будет для него интересной. Тоня же растерянно молчала, потому что ничего интересного и достойного его внимания в ее жизни не происходило: училась на тройки, едва переползая из класса в класс, летом отправлялась в пионерский лагерь на три смены, а теперь она, как и мать, начала работать на гидролизном заводе. Тоня была убеждена, что все интересное происходит с другими, с ней же - ничего и никогда. Она, правда, на что-то надеется и терпеливо ждет, и иногда ей кажется, что, может быть, даже завтра все будет иначе. Но это завтра приходило и уходило, и новый день в точности повторял старый.
Самое хорошее в ее жизни - подружки, но в последнее время она видится с ними все реже и реже; у них своя жизнь, они встречаются с ребятами, ссорятся, мирятся, знакомятся и расстаются, а Тоню эта сторона жизни обошла тоже, потому что парни ее не замечают, да и ей, по правде говоря, никто не нравится. Только однажды она была влюблена целых три часа, но это было давно, еще в в школе.
В первый класс первый раз она отправилась в новенькой коричневой форме, белом фартучке и с огромным бантом на голове, который был похож на пропеллер и раскачивался в такт шагам. Ее посадили за вторую парту рядом с мальчиком из соседнего дома. Его фамилия была Харламов, но все, конечно же, звали его просто Харламом, они вместе играли во дворе и даже раз подрались, но она, к его удивлению, не заплакала и пообещала в другой раз разбить ему нос.
Однако, в этот день он был тоже наряден, не толкал ее на перемене, и локоть его руки ни разу не оказался на ее территории, за чем Тоня внимательно следила. И она решила, что школа - это волшебное место и так будет всегда: она будет нравиться всем, и все будут нравиться ей, даже этот противный Харлам. Но после уроков Тоне пришлось жестоко разочароваться как в действительости, так и в нем. На улице уставший от дисциплины и бурно радовавшийся по поводу окончания уроков мальчишка не нашел ничего лучшего, как дернуть ее за бант, который тут же развязался, а концы ленты упали девочке на лицо. Тоня уже собиралась заплакать, но не от боли, а потому что был испорчен такой необыкновенный и добрый день, но, к счастью, в это время из школы вышла учительница, и красота была восстановлена.
Эту обиду, нанесенную ей в первый школьный день, когда Тоня была в таком приподнятом настроении, что любила всех и верила, что все любят ее, она забыть не могла, поэтому Харлам надолго очутился в списке врагов под номером один, что, надо признать, его нисколько не расстроило: он рос сам по себе и на такую ерунду, как обиды девчонок, внимания не обращал, поскольку хотел вырасти сильным и смелым, стать летчиком-героем и никогда не жениться, потому что на первом месте у него должны были быть, как в песне, самолеты.
Ну не могла же Тоня об этом рассказать Нолику? Но дальше молчать было просто неудобно, и она стала рассказывать о школе, учителях, о своем бывшем классном руководителе со смешной фамилией Карась, который был откуда-то из Белоруссии. По-русски он говорил отлично, но некоторые звуки произносил как-то иначе, и детям это нравилось Можно было сказать только одну фразу, и все понимали, что разговор идет о нем. Фраза эта звучала так: У папуасов волосы растут пучками. Звуки Ч и К Тоня попробовала произнести, как произносил их учитель, и это настолько понравилось Нолику, что он рассмеялся, а Тоня была довольна, что нашла хоть что-то забавное в своей довольно-таки однообразной жизни.
Неделя пролетела быстро. Время вообще вело себя как-то странно: еле тянулось, когда Тоня была на работе, и бежало, когда вечером она встречалось с Ноликом то на реке, то в Сталинском саду, так называли городской парк, то у кинотеатра. Спала она в это время мало, но силы откуда-то появлялись, стоило только вспомнить его еще по-детски мягкие губы и теплые руки. Он целовал ее осторожно и легко, а Тоня замирала, потому что ей тоже отчаянно хотелось поцеловать его в ответ, но она не решалась, хотя он и просил ее об этом, так как стеснялась своего неумения. Зато руки девушки начинали жить какой-то отдельной от тела жизнью и независимо от Тониного желания обнимали и ласкали Нолика, а потом, когда ноги вдруг немели и переставали слушаться, стискивали его плечи.
