Друзья выросли на улице, сражаясь за свое место "под солнцем". Старков уже тогда отличался от взрослых парней тем, что мог одним ударом свалить любого, даже старше себя. Он спас смуглого худенького мальчика, когда на него навалилась орава подростков с соседней улицы. Его поразили длинные черные кудри парня, как он потом узнал - прихоть матери испанки. Он решительно взял паренька за руку и отвел в парикмахерскую. Скандал был страшный, как рассказывал потом Ромка Борису, но он был благодарен другу за то, что тот избавил его, наконец, от издевательств соседских мальчишек.

     Пути их разошлись, когда Старкова заметил старый боксер Иван Полуярцев. В кругу боксеров его звали не иначе, как "неваляшка" за то, что никто не мог уложить в нокаут. Уйдя на тренерскую работу, изумительное чутье и талант тренера помогли вырастить не одно поколение замечательных бойцов. Роман же, после нелепой смерти отца в автомобильной аварии, связался с бандой, которой верховодил Сева, - известный в криминальных кругах, как беспринципный, опасный подонок и наркоман. И если бы не Афганистан, неизвестно, как бы Ромка закончил свою жизнь.

     Из Афганистана Роман вернулся другим человеком. Это уже не был паренек с неуверенным взглядом синих глаз. На войне он возмужал. Жесткий, волевой, сильный, и временами грубый - таким его увидел Борис по возвращении. Не раз к нему подкатывали старые дружки по банде, но после нескольких *внушительных* разъяснений его, наконец-то, оставили в покое.

     В эпоху перестройки, Роман к радости своей матери вдруг решил взяться за ум, закончил заочно торговый институт, открыл свой клуб, где собирались боксеры, и каждое воскресенье проводились любительские бои. Ежедневно его ребята пригоняли машину к окраине городского парка, где бомжи уже выстраивались в длинную очередь за горячим супом и неизменной гречневой кашей с тушенкой.

     Боб знал о том, что в клубе Романа принимают ставки на бои, но, не осуждал друга; в конце концов, каждый живет по своим законам. Жизнь делится на составляющие, которые никто не в состоянии контролировать, и составляющие, которые можно и нужно контролировать.

  Мельком глянув на опухший нос друга, Роман достал из холодильника бутылки пива.

     - Собираетесь? - Борис кивнул на фотографию, где Роман стоял, улыбаясь среди таких же, как он молодых ребят из разведывательно-десантной роты.

     - Да. Вот уже двадцать два года. Только нет уже с нами Николая. В прошлом году его не стало... Сердце. - Роман протянул другу бокал охлажденного пива.

     Аккуратно обрезав кончик сигары, он сел напротив друга в кресло и закурил.

  - Каким ветром занесло в мой кубрик?

   - Разговор есть.

   - Дома все в порядке? Как жена, Ксюша?

   - Все нормально.

   - А в клубе? Зайду как-нибудь, посмотрю, какие у тебя там таланты.

   Борис кивнул, - заходи, есть интересные ребята, но я к тебе за помощью.

   - Ты? И за помощью? - Роман улыбнулся. - Так... Выкладывай

   - Хватит скалиться, Кармен, а то сейчас напомню, кто тут старший.

  Роман добродушно рассмеялся, - а я уже и забыл! как меня дразнили. После того, как ты отрезал мои кудри, мать так отдраила задницу, что не мог неделю сидеть. Зато отвязались от меня с этой кличкой.

  - Ладно, пошутили, - Боб серьезно посмотрел на друга. - Понимаешь, встрял я тут ненароком в нехорошую историю. Оказался на месте убийства. И самое поганое, оказался там буквально сразу, как это произошло. Та женщина еще теплая была. Положение, сам понимаешь, мерзкое.

   - Деньги нужны на адвоката?

   - Нет! - досадливо взмахнул рукой Старков. - Прохожу как свидетель, но дело не в этом. Узнаешь? - Боб взял салфетку, быстро нанёс рисунок. - Вот это было выжжено на груди у той женщины. Сам понимаешь, такие совпадения очень редки. И еще одна деталь - она умерла не от пули. Ей сломали шею.

  В комнате повисла напряженная тишина.

  - Думаешь... Он?

  Роман не любил вспоминать о войне в Афганистане. Операции по выкуриванию из пещер и дувалов 'духов', как называли моджахедов, следовали одна за другой. Бои шли жестокие и кровопролитные. После того, как у их радиста вышла из строя 'ромашка' - радиостанция для связи с вертолетами Ми-8, или как их любовно называли ребята, 'пчелками', они были вынуждены вслепую пробиваться в свое подразделение, рискуя нарваться под перекрестный огонь духов или засаду.

  Несколько дней без горячей еды, под палящим солнцем, вымотавшиеся, грязные, голодные, ожесточенные до крайности. А тут еще напоролись на дувал. Пока очухались, их рота потеряла пять человек. А когда ворвались, то обнаружили несколько женщин и двух подростков с тремя старыми пулеметами 'дектярев'. Мужчин в кишлаке не оказалось, выгнали из дувалов только женщин. Те испуганно жались, прижимая к себе детей. Командир разведроты, немного знавший язык, спрашивал о воде, но женщины отводили глаза и отрицательно качали головами.

  Роман и ребята страшно устали; засохшая одежда грязной коростой налипла на тело. Они с нарастающим раздражением наблюдали за командиром, как вдруг, один из десантников Титов подошел к женщине и молча, со всего размаха ударил прикладом автомата ей по голове. Та упала, уронив ребенка, который в испуге жался к её груди. Из раны на голове брызнула кровь. Женщины запричитали и сбились еще плотнее, пряча детей за спину.

     Роман стоял рядом, когда это произошло. Он подошел молча встал между женщинами и Титовым. Тот с ненавистью плюнул себе под ноги и, отвернувшись, отошел в сторону. Кличка у Титова была - Шрам. Его прозвали так за шрам, который опоясывал основание шеи и был похож на багрового набухшего червяка, когда тот злился. Этот Титов был крайне самолюбив, лез в драку по малейшему поводу. Ребята недолюбливали его за садистское наслаждение, с которым тот расправлялся с пленными 'духами'. Ходили слухи, что Шрам и еще пара подонков хотели изнасиловать двух молоденьких афганок, но те спаслись - вымазали себе между ног ишачим пометом.

     Разведрота заночевала в кишлаке. Роману не спалось, он все ворочался, вспоминая бой, погибших ребят...Как вдруг до его слуха донесся глухой стон. Прислушавшись, решил, что показалось, но тут стон повторился. Он выбрался из дувала. В кишлаке стояла гнетущая тишина, даже собаки не лаяли: одних перестреляли, другие - сбежали...Прямо над головой висел неправдоподобно огромный диск луны, заливающий кровавым светом окрестные горы, камни, в хаотическом беспорядке нагроможденные вокруг кишлака, дувалы. Было слышно, как в глубоких черных тенях копошились скорпионы. Роман уже хотел было вернуться, как снова раздался стон из расположенного невдалеке дувала. Он подошел и заглянул вовнутрь. Титов, связав молоденькую афганку, словно барана, издевался над совершенно беспомощной жертвой, прикладывая к её телу тлеющий конец сигареты.   Девушка, извиваясь голым телом, мычала от боли. Роман в два прыжка подскочил к Титову и со всего размаха ударил ему в переносицу. Тот, захлёбываясь кровью, ударился спиной о стену дувала, но тут же подскочил и, грязно выругавшись, полез на Романа с кулаками. Неизвестно, чем бы все это закончилось, но тут на шум, прибежали ребята. Их разняли. Роману стало не по себе от ненависти, с какой Шрам на него смотрел: губы подергивались, шрам набух, казалось, он шевелится. Роман не разобрал, что тот бормотал, но это явно не было признанием в любви.