Бывалыча стоит заплаканный Север, вдыхая минуты отчаяния, у широко распахнутого окна комнаты общежития, а тут ему раз, и слова отца Евстратия на ум приходят аккурат поверх апатии: «Не имя красит человека, а человек имя!». Глядишь, и дышится как будто бы легче, словно все автомобилисты разом вместо выхлопного газа удумали выбрасывать в лица пешеходов чистый озон. Или вот: «Добрые помыслы от Господа, а злые – от беса. Имей мудрость следовать за словом Божьим, не поддаваясь искушениям нечистого». Ну, на вроде «собаки лают – караван идёт», только с более глубоким, церковным подтекстом. А особенно у Севера отзывалось это напутствие: «Свой крест не имеем возможности бросить. Но имеем возможность нести его так, что у других появится желание заиметь такой же». Сие вытатуированное на подкорке словоплетение завсегда отбирало Крайнего у нежелания жить. Справедливо полагая, что если хочется студенческой нечисти резвиться да потешаться, то лично он в этой связи совсем не обязан идти на поводу у глумливых шутов, Север решительным движением утирал слёзы, коим не довелось высохнуть от раздумий и ветра, и возвращал голову в учебную литературу. И вот как тут не верить?

– Извините! – придавившая Севера особа пыталась облегчить судьбу им обоим.

Но остальные пассажиры не спешили включаться в эту игру под названием «Спаси и сохрани бедолагу Крайнего». Женщине средних лет и небольших, судя по истрепанной соломе на голове, доходов приходилось в одиночку справляться с людскими равнодушием и скученностью. Поправляя немолодую шляпку, что того и гляди насадит на особо разболтавшуюся соломку глазное яблоко оцепеневшего юноши, мадам свободной рукой искала любую твердь, уперевшись о которую она смогла бы отжать свою стать от бледнеющей сути.

Пока Север раздумывал, в какую именно секунду упасть в обморок, невидимая леди объявила станцию, поезд послушно замер, и оголтелым пассажирам дали вольную. Толпа, покидая чрезмерно гостеприимный вагон, прихватила с собой и навязчивую соломенную развалину вместе с хозяйкой. Владелица дизайнерского стога при этом не произнесла ни звука, поэтому давайте считать, что вышла мадам таки на своей остановке.

Крайний втянул спёртый воздух в помятое подреберье и поправил выпавший наушник. Нет, Север не был ценителем переплетений нот и перипетий аккордов. Музыка являлась скорее нагнетающим, чем отвлекающим фактором для измученного агорафоба. Но вместе с тем наличие даже неработающих звукоизлучателей в ушной раковине служило оберегом от непрошенных контактёров. Оглядев опустевший вагон, Крайний передумал плакать. Ещё 3 минуточки и 15 секундочек, и он покинет это исчадие имени Ленина. Пусть не навсегда, но совершенно точно до завтра.

Чтобы минимизировать наличие себя около людей, Север работает исключительно во вторую смену. Дабы минимизировать людей вокруг себя, юноша трудоустроился в морг. Да не в какой-то там замшелый прибольничный или задрипанный районный, а в самый-самый и очень-очень престижный!

Коммерческая организация ООО «Моржок» не имела, как вы понимаете, никакого отношения к острову⁴ Пясинского залива, но была тесно связана с путешествиями несколько иного порядка. Фирма провожала в последний путь с таким размахом, какой не многие видели при жизни. Зачастую родственники или сами озабоченные качеством своего отбытия в мир иной принадлежали к социальной группе «Все равны, а мы ровнее». Однако среди желающих красиво уйти находились и те, для кого щучье несварение, обозванное имитированной икрой, тоже деликатес, достойный желудка. Нещадно окредитовавшись, они неслись в «Моржок» на заключение договора под грифом эксклюзивно. Букву за буквой медленно и верно бедные телом, но богатые фантазией диктовали обстоятельство проводов себя. И пускай в рубахе больше лат, чем самой рубахи, лапти китайские стесались до заскорузлых пят, за избушку родненькую коммуналка не плачена, а внутри сквозь обои зияет стена. Всё ж таки живём один раз, но здесь, а там – покой вечный.

Крайний, будучи понаехавшим из Мурманска, был вынужден с первого курса подрабатывать на хоть какое-то существование в столице. Блаженные родители не отреклись от самовольного отпрыска, однако ж в главных смыслах прочно стояла церковь, посему из подмоги единственному чаду светили разве что восковые свечи, крохотные иконки да записки о его здравии. На это прожить, наверное, возможно, но Север, считавший себя атеистом, рисковать всё же не стал. Отработав год санитаром при больничном морге, он за качественный труд и прочие успехи был приглашён на аналогичную должность в «Моржок».

Не мало поспособствовал переводу Крайнего с государственного куска на самофинансируемый ломоть преподаватель акушерства и гинекологии. Да, тот самый, на чьих лекциях у юноши случился слабительный катарсис. Но даже не думайте, не из жалости Георгий Терентьевич посоветовал своему брату Григорию Терентьевичу студента Севера Иоанновича. Крайний учился на отлично и отлично с плюсом! Иного выбора обладатель диковинного ФИО себе не оставил. В университете же какие две главные дороги? Правильно, гулять и учиться. Идти по первой Северу было не с кем, поэтому он, утираясь от обзывательств и издевательств гуляк, упрямо шёл по второй. А все дороги, как известно, обязательно ведут в морг.

На новом месте Крайний умудрялся совмещать работу санитара с должностью медрегистратора⁵. Григорий Терентьевич Труна (как струна, только Труна), директор «Моржка», хоть и уважал востребованность услуг своей организации, но тем не менее не пичкал трудовой коллектив дополнительными вакансиями, предпочитая доплачивать и переплачивать уже устроенным сотрудникам. Надо признать, на оклад и условия труда никто не жаловался.

Несмотря на кусающиеся цены в ООО, холодильные камеры пустотой избалованы не были. Основу клиентуры составляли трупы, а они в гробу видали аритмию валюты и припадки экономики. Тем, кто добрался до «Моржка», будучи в сознании, вместе с чашечкой кофе вручали меню услуг широчайшего спектра. Помимо готовой коллекции гробов, что украшала огромный зал первого этажа, деревянное или даже металлическое оформление покойника можно смоделировать на заказ. Толковые дизайнеры в помощь, разнообразные материалы для потрогать. Хочешь классику: дуб с алым бархатом – пожалуйста. Желается чего-нибудь посовременнее – нет проблем, к вашим ногам, рукам и всему остальному ультрагроб в стиле хай-тек. Ударопрочное стекло, стальные рамы, энергосберегающая подсветка, сенсорное управление. Внутри два типа розеток Евро и США. Если раньше вместе с важной особой хоронили его движимое имущество, приплакивая от химеричности закопать ещё и недвижимость, то сейчас онемевшим и окоченевшим випующим тулят мобильные устройства. Так что выше неба вознестись не получится: что богатые, что бедные, отныне все на связи. А уж почём аппаратец брали и какой чехол, растворяется на совести и теряется в памяти.

Однажды в «Моржок» занесло преинтереснейшего гражданина. Всем своим видом он говорил всякому прямо и без обиняков, что жить собрался если и не вечно, то уж полтора века захватит, не извольте сомневаться.

Розовощёк, упитан, абсолютно сыт, но не пресыщен. Дамам комплементарно блестел глазами, при этом не опускал взгляд ниже положенного. Иными словами, неравнодушие к женскому полу выказывал, но умеренно, мол, по праздникам да, выпиваю, однако ж, смотрите, совершенно не спился. Барышни доблесть сию высмотрели быстро, некоторые от наблюдения перешли в немедленную атаку.

– К бабке не ходи, жену хоронит, – робко шептали сочувствующие.

– Хоть бы жену! – бормотали готовые сочувствовать: желательно посередь океана. На яхте. С коктейлем и в шляпе.

Клиент обронил себя на стул. Его лоснящиеся велосипедки намекали на спортивное настоящее, именная татуировка на пальцах плела о занятном прошлом, ну а частые вздохи, что выплёскивались знаками препинания, били счастливому будущему под дых. Седьмая минута молчания уходила в историю, Труна смиренно готовился к рождению восьмой, но тут клиент наконец заговорил. Оказалось, незнакомец, что успел стать мужчиной мечты практически для всей женской части «Моржка», думал упокоить совсем не жену. Себя. Дело в том, что он страстно желал побывать в Индии. Однако, так уж получилось, носил характер невыездной. Да и с горизонта настойчиво помахивала конфискация. В общем, пока есть что вкладывать, надо вкладывать. Валюту, золото, виллы с собой не утащишь. Мало того, ни в чём из перечисленного тебя не захоронят. Едва коньки двинешь, набежит родня: всё по карманам, а тебя в ящик. Хорошо, если не в тот, где доселе картошка гнила. Мужчина испустил тяжкий выдох, Григорий Терентьевич понимающе закивал. Тем более, что ему действительно всё было ясно. Правда, стоит отметить, что кивал директор ажно до самого вечера. Кивал и понимал, что вот и его «Моржку» пришёл конец. Конечно, ненатуральный: люди, сколько их таблетками не корми, всё одно мрут, однако на репутации фирмы, исполняющей любые прихоти, видимо, придётся ставить крест.