Еще и еще раз напоминаю, что моя методика отталкивается от потенциала человеческого организма, его многообразных функций и возможностей. Она идет от самой природы с учетом повседневной деятельности и рода занятий человека, например, художника, парикмахера или зубного врача, ведь все они совершают во время работы специфические профессиональные движения.

Моя, вернее, наша задача – научить человека выполнять непроизвольные, строго координированные движения в оптимальном режиме. Он должен знать, как правильно лечь в постель, встать с нее, где поставить заведенный будильник, чтобы утром без усилий и потерь выключить его.

Я не преувеличиваю. Привезли как- то ко мне чуть ли не парализованную женщину – отказались служить ноги. Спрашиваю, как это произошло. Вроде бы пустяк – резко, всем телом отозвалась на трезвон будильника, буквально вскочила с постели. А в результате – мышечный спазм, мгновенно одеревенели ноги.

Мы не задумываемся над тем, как ходим, бегаем, прыгаем, как читаем книгу, сидим в кресле у телевизора, за рабочим столом и во время еды, как реагируем на резкие раздражители. А из этих и многих других, незначительных, на наш взгляд, действий формируется изо дня в день бытовой двигательный уклад нашей жизни. И если в нем преобладают негативные начала—неправильные позы, плохая осанка, – то неприятностей, и главной из них – остеохондроза, не избежать.

Люди, постигающие во время лечения эти нехитрые истины, потом искренне благодарят за них, как за какие-то подлинные открытия, хотя в основе всего—элементарное знание строения и особенностей нашего двигательного аппарата.

Я не считаю свои методики целительства окончательно завершенными и отшлифованными. Они, естественно, требуют дальнейшего совершенствования, а может быть, и иных, новых, более эффективных разработок. Консерватизм хорош и полезен до определенных отметок. В ходе практики возникают новые догадки, предположения. Я осторожно проверяю их в процессе работы, с тем чтобы одно принять, другое отвергнуть.

Маленькие пациенты – особая статья забот в повседневных рабочих хлопотах. Я люблю детей, привык к ним, отношусь к ним как к родным. Привязанность к детворе удваивает мои старания во что бы то ни стало избавить ребят от боли и страданий. Чувствую нередко физически, как к больному, измученному ребенку из моих энергетических запасов перетекает живительная сила. Дети по-разному воспринимают это, одни – признательным выражением глаз, другие – робкой застенчивой улыбкой. В такие минуты думаешь только об одном: как можно скорее и надежнее вернуть маленького человека к полноценной, радостной жизни.

Многое в самой философии моего целительства тянется из детства, когда доводилось постигать светлые и горестные уроки жизни. А пережить, к сожалению, пришлось действительно немало. Нередко эти переживания и воспоминания как бы оживают при встречах с очередными пациентами.

Хорошо понимаю, к примеру, доктора Дикуля, которому несладко пришлось в свое время самому и который посвятил свою жизнь спасению людей от неподвижности. Правда, у нас с ним разные методы, однако делаем мы общее дело.

В разговорах с пациентами я избегаю таких словечек, как «может быть», «но», «если». Терпеть не могу неопределенности. Берешься лечить мышцы – лечи, взялся врачевать больной позвоночник – доводи дело до успешного завершения. Мы (я имею в виду признанных мануальных терапевтов) боремся и доказываем свою правоту конкретными результатами. И не будь стихии сегодняшнего рынка, будь на то экономическая и политическая воля государства, мы охотно, доверяясь во всем государству, лечили бы людей бесплатно. Но, увы, в настоящее время это невозможно! О чем думал я, о чем размышлял, когда писал эту книгу? Перво-наперво о том, чтобы дать любям убедительную, достоверную информацию о правильном, здоровом двигательном стереотипе и о его системном поддержании долгие годы вплоть до глубокой старости. Мне кажется, книга лишена абстрактной риторики, дидактики. Главный акцент в ней сделан на добрых наставлениях, советах, рекомендациях мануального терапевта, создавшего собственную школу целительства. Простые, бесхитростные, даже, по-моему, привлекательные советы и рекомендации эти требуют вместе с тем буквально от каждого больного упорных повседневных, методичных в своей последовательности усилий. Только в случае неукоснительного следования заданным установкам пациент может рассчитывать на полное выздоровление.

Коснусь еще одного аспекта, на этот раз нравственного. Если бы каждый из нас на своем профессиональном уровне не только действовал во имя собственного материального благополучия, но и помнил о нравственных, духовных началах и при этом вкладывал душу в то, что он может и умеет делать, то результаты объединенных усилий непременно сказались бы на нашем общем здоровье. Здоровье нации подрывают войны, терроризм, насилие, преступность. Я уж не говорю о склоках, зависти, черствости, безразличии, обо всем том черном и неприглядном на земле, что каждодневно отравляет и укорачивает нашу жизнь.

Может быть, подходя к проблеме здоровья нации, полезно начать с удобных парт и ранцев для школьников? С выработки хорошей осанки с раннего детства? Может быть, надо сделать акцент в воспитании на культуру поведения человека, на освоение непреходящих ценностей? А разве не важно увести каждого человека подальше от таблеток и уколов, от больничных коек, помочь обрести доброе, светлое мировоззрение?

Это вовсе не выспренние сентенции, не пустые слова. Однажды пришла ко мне на прием 28-летняя женщина, капитан милиции. Работает с неблагополучными детьми. Сутулая, согбенная, ничего общего с воинской выправкой. Ставлю диагноз: сколиоз четвертой степени. Словом, плохи дела у молодого капитана. Рассказала она о себе, поведала о своей службе. Оказалось, и жизнь, и работа ей не в радость. А после проведенных сеансов объявила с неподдельной радостью: «Владимир Алексеевич, у меня добрые перемены. Прекрасно себя чувствую. Перестали раздражать подопечные. Не грублю, не повышаю голос. Выпрямилась я и в жизни. Работа обрела смысл». Нужны ли тут комментарии?

Истоки моего жизненного оптимизма исходят из детства и большей частью связаны с моим дедом Алексеем Дубовым. Это он помог мне когда-то поверить в себя, сняв жесткую блокаду заболеваний сердца и позвоночника. Поверил я тогда в жизнь, в ее светлые стороны. Сегодня, когда за плечами у меня десятилетняя практика целительства, когда главными моими пациентами стали дети, все больше и больше убеждаюсь в одной печальной истине: родителям, как это ни прискорбно, некогда да недосуг заниматься здоровьем своих ребят. За словами «некогда и недосуг» скрывается беспечность, незнание, непонимание опасности, лень.

Родителей по-настоящему встряхивает, пробуждает от спячки только грянувший гром – вконец занемогший ребенок. Тогда начинаются хлопоты, паника, мольбы. Дело доходит до истерик. Все это я вижу чуть ли не каждый день. Дорого приходится расплачиваться людям за свое запоздалое прозрение, за свою беспечность! Потому- то в первую очередь и обращаюсь я к вам, мамы и папы. Всегда ли вы, хотя бы в порядке профилактики, в желании уберечь родимое дитя от того же сколиоза—бокового искривления позвоночника, следите за тем, как ходит, сидит, спит, ест, делает уроки ваш ребенок? Как он держит голову, не сгибается ли в три погибели за столом, не тянется ли изо всех сил на цыпочках к вешалке, не лежит ли стручком на диване?

Хочется сказать о безграмотности, а точнее, о нечуткости родителей. Врывается в кабинет разгневанная мама, не мама, а сплошное отчаяние, комок нервов. В присутствии дочки, симпатичной 13-летней девочки, мечет громы и молнии. Она и не слушается, она и грубит, она и предъявляет родителям непомерные требования. К тому же плохо учится, учителя не знают, что с ней делать. Как могу успокаиваю «вышедшую из берегов» родительницу. Даже не говорю ей, что я в общем-то всего лишь мануальный терапевт, а не психоневролог и вроде бы все ее жалобы не по адресу. Осматриваю девочку – зелено-желтую, издерганную, с глазами затравленного зверька. Хорошо вижу, откуда ее нервозность, дикие выходки в семье и в школе. Разгадка на поверхности. Запущенный сколиоз третьей степени, остеохондроз. Болезнь, разумеется, развивалась годами и, конечно же, на глазах явно непросвещенной и беспечной мамы. Долго и спокойно беседую с Ирой. Настаиваю на неукоснительном выполнении всех моих «заданий на дом». И что же? После семи—десяти сеансов девочку будто подменили. Теперь уж не разгневанная, а явно растроганная мама признается мне: «Да, дочка стала другой. Радуются учителя, спокойно в семье. Уравновешенна, вежлива, ни на кого не кричит. Перемена удивительная! Доктор, вы…». Она не находит нужных слов и плачет. Плачет счастливыми слезами.