– Разоспался, смотри, как разоспался, плешивый хрен. Все, подъем, просыпайся. Вышло твое время. Он еще и улыбается, посмотри на него. А я тебя сейчас вот так, чтобы скорей проснулся, – и она щиплет его за место, давно уже недееспособное в реальности.
Потом его сажают в коляску, везут к столу, кормят, поют, потом приходит странная черная женщина, которая, скорее всего, не является женщиной, потому что он ни разу не испытывал по отношению к ней нежности и желания. Эта женщина рассказывает о том, что за деревьями, кустарником и забором есть большой мир, в котором, рождаются, живут, воюют, любят и умирают другие люди. Для подтверждения своих слов она шуршит огромными мелко исписанными листами бумаги, пересказывает какие-то ужасы срывающимся от волнения голосом. Он не верит ей, потому что она – его сон. Кроме того, когда она говорит, в ее голосе постоянно слышится сомнение.
Он закрывает глаза и эти странные, тусклые, мучительные дни превращаются в счастливые ночи.
Гексаграмма 17. «Время больше подходит для упрочения руководящих позиций, чем для вербовки сторонников. Будьте верны своим принципам даже в том случае, если цели ваши изменятся. Впредь довольствуйтесь пока малыми победами и успехами, они непременно повлекут за собой и более крупные. Плывите по течению, а не против него, и тогда все придет в порядок. Желание ваше исполнится с большой долей вероятности, но будьте готовы к серьезным переменам в жизни».
В Бухаресте, в аэропорту, Аурель купил книгу с понравиившимся ему названием «Даосские секреты любви для мужчин». Покупал сей фолиант он из-за понравившегося названия, а не с целью открыть для себя что-то новое – он был уверен, что в области любви ему известно все. Однако вскоре восточный подход к вопросу увлек его, и хрестоматийная фраза: «основа всего сущего – любовь, помни это и стремись к добру», пришлась ко времени и под настроение. Уже живя и работая в Израиле, он несколько раз возвращался к книге, и каждый раз выходил на ту же мысль, созвучную его размышлениям, и он принял ее как свою, хотя непростые внешние обстоятельства порой требовали совсем других реакций.
После принятия Аурелем этой нехитрой идеи ни один мужчина и ни одна женщина не были обижены им умышленно. Прелюбодейством он не грешил, только удовлетворял зов души и тела или доставлял удовольствие женщине, чужого не брал, на ближнего не клеветал, жадность не была ему свойственна. Таким образом, к пятидесяти годам сделался он почти святым, если бы не груз прошлых лет.
Теперь Аурель жил в доме пятидесятишестилетней богатой женщины, которая боготворила его, и ухаживал за ее престарелым мужем. Девятьсот долларов в месяц, получаемые за работу, почти полностью, за исключением сотни зеленых – на пиво и сигареты, он отсылал Клаудии.
– Смотри, будь осторожен, – говорила Клаудия, – Южные женщины знают тайные слова и приемы, которые могут лишить разума любого мужчину.
– Я, не снимая, ношу твой амулет. Он надежно защищает меня от их чар. Кроме того, ни одна их них не сравнится с тобой, моя красавица, – успокаивал он ее.
– Если бы только захотел, ты мог бы жить, как принц, – день ото дня все настойчивее твердила его хозяйка, – Этот дом может стать твоим домом. Этот сад – твоим садом. Машина, яхта. Я очень богата. Ты даже не можешь представить, насколько: все самые немыслимые развлечения, все самые восхитительные путешествия, самая лучшая одежда, пища, сигареты. Я могу сделать для тебя все, что ты захочешь.
Аурель заглядывал в свой чемодан, где лежала клетчатая ковбойка и песочного цвета брюки – на выход, и думал, что из всего перечисленного он имеет все, кроме, может быть, яхты. Он, конечно, понимал, что важен уровень. Но даже то божественное ощущение, которое охватывало его при виде разноцветных парусов на синей морской глади, не стоило того, чтобы эта женщина стала для него чем-то большим, чем она была сейчас. Он улыбался в вислые усы и молчал, чем будил в зрелой прелестнице все новые желания. И надежды.
Отчаявшись дождаться милостей от судьбы и неверно истолковав улыбку и молчание сводившего ее с ума мужчины, хозяйка сделала ставший для нее роковым шаг. С утра пораньше, когда Аурель вывез ее семидесятипятилетнего мужа на пргогулку по еще сохранившим ночную прохладу улочкам той части Рамат-Гана, где виллы соперничают одна с другой по красоте и размерам, хозяйка обзвонила близлежащие дома престарелых и пристроила в один из них своего сухонького старичка-мужа.
Вечером она сообщила о своем решении Аурелю. Он внимательно выслушал хозяйку, старательно продираясь через дебри чужого языка, попытался было возразить, но она, предвкушая полную, давно желанную свободу, один на один с любимым, ничего не захотела слушать, и на следующий день, ранним утром, увезла ничего не понимающего мужа в его новый дом.
Когда за отъехавшей машиной закрылись ворота, Аурель собрал в чемодан свои вещи, надел парадные, песочного цвета вельветовые брюки, недавно купленную светлую футболку, и, тихо прикрыв за собой дверь, оставил навсегда дом, в котором прожил четыре месяца и одну неделю. В ближайшем магазинчике, где курился аромат восточных благовоний, а природные самоцветы всех цветов, форм и размеров громоздились в лотках, словно изюм на рынке, он купил небольшой кусочек сердолика – по утверждению молоденькой продавщицы с колечком в голом пупке и целым строем разномастных сережек в ушах – самого настоящего, и повесил себе на шею, как знак прощания и прошения. Затягивать расставание не было смысла.
Его хозяйка, вернувшаяся домой в прекрасном настроении в предвкушении бесконечной череды счастливых дней и ночей наедине с любимым, была оглушена, уничтожена, раздавлена, найдя дом опустевшим. Она не могла понять – почему?! Она не могла поверить, что ее оставили. Она ждала до вечера. Но каждая следующая минута все больше убеждала в истинности первоначального вывода: она осталась одна.
Вечером она села возле зеркала, осмотрела свое осунувшееся за день лицо, припухшие веки и поклялась жестоко отомстить мужчине, сотворившему с ней такое зло. Но это будет потом. а пока следовало попробовать вернуть его, используя все возможные методы. Были зажжены шесть свечей и в открытое окно прочитан двенадцать раз «Призываю я…» – заговор на возврат и приворот любимого. И на следующий день было сделано то же самое, и еще пять дней подряд. Всего – семь дней без перерыва. Но это потом, а пока, позаботившись о мистических методах, осиротевшая дважды за один день женщина не оставила без внимания и реальность. Как только голос вновь стал повиноваться ей, а бесконечные, одинокие вечер и ночь сменились утром, она позвонила в агентство, которое четыре месяца назад порекомендовало ей Ауреля, румынского туриста, в качестве помощника по уходу за стариком-мужем, и потребовала найти и вернуть его.
– Он оставил рабочее место без предупреждения, и я настаиваю, чтобы он вернулся в мой дом и отработал указанный в договоре срок до конца, – сказала она, с трудом сдерживая вскипавшие вновь слезы ярости. Она не привыкла, чтобы ей отказывали, тем более – пренебрегали ею.
Аурель уже на следующий день ощутил воздействие этой мощной силы, воздвигающей преграды на его пути, если путь этот уводил прочь от дома хозяйки. Казалось, сама природа поставила целью вернуть его обратно в большой дом посреди цветущего сада, в цепкие объятия некрасивой и нелюбимой женщины, к ее деньгам, яхтам, путешествиям и скучным забавам. В фирме, где ему всегда находили работу, теперь никак не могла подобрать новое место, а секретарша с тонкой понимающей улыбкой посоветовала ему «быть благоразумным». Аурель пожал плечами и вышел ни с чем. Собственные настойчивые поиски тоже не давали результата.
День шел за днем, Аурель проедал остатки денег, ночевал, где придется, искал, ждал, надеялся. Когда ему уже не на что было купить сигареты, и он почти впал в отчаяние, неожиданно подвернулось место в большом четырехэтажном доме престарелых, которым умело, как большим заводом, заправлял красивый, высокий, коротко стриженный молодой человек, умевший делать деньги на всем – на выращивании томатов и перцев в огромных теплицах, на производстве белого сыра, на продаже жаренных орешков и на стариках, ставших ненужными своим детям. Это было не самое лучшее место для работы, но других вариантов у Ауреля не было, и он согласился на работу санитара.
