В магазине Маринка предложила брать банки с ключом, чтобы можно было открыть на месте. Максим такими не пользовался и не знал, как ключ действует, пришлось положиться на мнение друга. А банка с ключом стоила дороже, чем без него.

Весна была тёплой, дерево на краю свалки уже покрылось почти раскрывшимися листочками, а трава выглядела более густой. Хотя если присмотреться, то сквозь неё можно было ещё разглядеть непокрытую землю. Скинув около дерева ранец, Максим достал банку и передал Маринке. Она поставила её на землю, ловко дёрнула за кольцо, потом ещё раз, и с третьей попытки крышка осталась у неё в руках.

– Пошли, – прошептала она и сунула банку ему в руки.

Максим медленно пошёл вперёд, Маринка – за ним, шла почти вплотную, громко сопя ему в спину. Он был готов к нападению собаки и внимательно смотрел на дверь старого автобуса. Она появилась вдруг и совершенно с другой стороны. От неожиданности Максим вздрогнул, банка упала, и содержимое частично вывалилось на землю. Быстро схватив девочку за руку, он оттащил её на безопасное расстояние. Там они остановились и стали наблюдать за Гердой (или всё же Собакой), тяжело дыша от пережитого волнения. Грозно облаяв чужаков, та убедилась, что они находятся на безопасном расстоянии для неё и её щенков, и побежала к автобусу, но по пути наткнулась на банку с рыбой. Создалось такое чувство, что она не сразу поверила в свою удачу, вздрогнула, отскочила, обошла по кругу, снова понюхала и начала жадно есть, запихивая в себя всё и сразу, не жуя. При этом она стояла мордой к детям, ни на миг не спуская с них настороженных глаз. Вылизав банку, она ещё раз облаяла детей и побежала в автобус, оглядываясь по дороге.

– Ну что, она уже с нами дружит? – поинтересовалась Маринка.

– Мне кажется, что ещё не совсем, – рассудил Максим. – Пошли по домам.

Всю дорогу Маринка болтала, рассказывая, какие банты у Москалевич Оли, что ей купят точно такие же, а может, и красивее, и что второй класс – это не первый, и у них уже настоящие уроки, не то что у Максима, и что у неё закончилась ручка прям на уроке. А Светка ещё возится с куклами, а она уже вон какая большая…

Максим слушал и соглашался, между делом думая, на сколько ему ещё хватит денег и что они будут делать потом.

И на второй день собака их не подпустила. Так же облаяла и, быстро-быстро съев консервы, убежала к щенкам.

– Интересно, сколько их там? – задумчиво протянула Маринка. – Вот бы взять себе хоть одного. У мамы была бы своя Моська, а у меня – своя.

Они сидели на траве и грызли сушки, которые положила в портфель Максимкина мама перед выходом.

– И что бы ты с ней делала? – спросил Максим.

– Играла.

– Но это же не кукла! – Максим от возмущения аж перестал пытаться сломать сушку в руке. – Их же дрессировать надо, чтобы они слушались. А потом, когда она вырастет, можно пойти работать в милицию или границу охранять…

– Что охранять? – рассмеялась Маринка.

– Границу, – терпеливо объяснил Максим. – Это такой забор вокруг всей страны, через который постоянно пытаются проникнуть нарушители.

Он не очень представлял себе, кто они такие, нарушители, но как они со злобными лицами пытаются перелезть через забор, представлял очень отчётливо.

– А здесь я такой с Гердой – ой, нет, с Мухтаром: нам не подходит девчачье имя. Я с Мухтаром подбегаю к границе, и он кидается на забор, как та злая собака с пасеки, что к лесу от посёлка.

Если пройтись вечером около забора, то злобный пёс с той стороны прыгает на забор и громко лает. Сначала Максим боялся, а потом привык, и пока она лаяла, он шёл и разговаривал с ней. Пару раз даже пел что-то детское из мультика, вроде: «…от улыбки станет всем светлей…»

– Так вот, Мухтар бросается на забор, а нарушитель с недобрым лицом падает обратно, по дороге цепляется за гвоздь штанами, они рвутся, и он достигает земли. А там крапива…

– Что там? – переспросила Маринка.

– Крапива, её специально сажают, чтобы нарушители обожглись. Пошли домой. Она сегодня уже не выйдет.

На третий день Максиму пришлось идти одному. Маринка уехала с родителями в город за покупками. Да, так она и сказала: «За покупками». Зачем ехать в город что-то покупать, Максим не понимал, ведь всё есть в местных магазинах, а их целых три. Всё можно купить: и конфеты, и печенье, и стиральный порошок, и ручки разные цветные, и тетради.

Максим тоже ездил в город, но один раз, когда покупали школьную форму. И даже не на автобусе, а с дядей Пашей на машине, на той, у которой большие блестящие колёса. Это было очень интересно, это было прямо как показывают в телевизоре: большая машина, а он едет такой, в окно смотрит. А вокруг мелькают дома и пе-ше-хо-ды – это те, кто пешком ходит, они идут и всё видят: в какой машине он, Максим, едет. А потом они в кафе ходили, и мама купила им с Маринкой по мороженому и большому стакану молочного коктейля. Максим выпил свой сразу и съел мороженое. Оно было каким-то очень вкусным, не таким, как у них в посёлке, хотя обёртки были одинаковые. И Максим подумал, что мороженое для города делают вкуснее, чем для их магазина. А Маринка капризничала и хотела допить свой коктейль в машине. Но дядя Паша не пустил с ним в машину, и она, надутая и недовольная, допивала его на улице около кафе, чтобы выкинуть пустой стакан в урну.

Собака с рычанием и ворчанием съела свою уже ежедневную порцию, тявкнула, но уже не погнала мальчишку за территорию и даже пару раз несмело махнула хвостом. И он, обрадованный, пошёл откручивать зеркало отвёрткой от маминого велосипеда, которую предусмотрительно утром засунул в ранец. Болты не крутились. Максим от натуги высовывал язык и ворчал: «В город они поехали, а собаку мне оставили». И ни за что на свете он бы не признался никому, что и ему очень хочется в город, в то кафе, где такое вкусное городское мороженое. Да и дело даже не в мороженом, а в машине, на которой очень хотелось ехать и смотреть, как быстро пролетают мимо дома, деревья и пе-ше-хо-ды… А ещё трогать рукой гладкую и тёплую кожу на сиденье. Сиденья были упругими, но кожа казалась очень мягкой, мягче, чем папина куртка, и пахла она по-другому – не сигаретами и трактором, а чем-то приятным, новым.

Перед уходом Максимка сунулся было в автобус, но Герда зарычала, уже без виляний хвостом, и он решил не рисковать.

Вечером мама попросила завтра идти из школы сразу домой. Ей надо было помочь с грядками. Максим всё не мог заснуть, думал, как завтра успеть и вовремя быть дома, сходить к своей собаке, да, именно к своей. Он считал её уже частью их маленького коллектива: он, Маринка, Герда и щенки, и один из них – обязательно Мухтар. Он боялся, что Маринка без него не справится, или справится и её укусит собака, или, наоборот, пустит к щенкам, а его в этот момент не будет. А в этот момент они обязательно должны быть вдвоём. Ничего не придумав, он решил, что они купят консервы, он пойдёт помогать маме, а Маринка пойдёт к собаке и просто поставит ей консервы: не оставлять же её голодной, честное слово. А потом она вернётся и всё ему расскажет.

Максим усиленно топтал дорожки вдоль верёвки, которую натягивала мама. Она каждый год разводила около дома красивый цветник. И вот некоторые цветы уже высунули свои стебельки, а клумба, тянущаяся вдоль всего дома, ещё не была разбита на сектора. Мама всегда так делала: натягивала верёвки, прокапывала вдоль них, – и они протаптывали дорожки, деля клумбу на кусочки, и в каждом участке росли свои цветы. Одни уже отцветали, другие только принимались, и так до поздней осени на клумбе менялись цветы одни за другими. Он пыхтел и топтал, топтал и пыхтел, а ещё поминутно оглядывался на калитку. Казалось, Маринки нет уже целую вечность. Он даже пару раз бегал в дом посмотреть на часы, но часы были не на его стороне и всё время врали, что прошло ещё только двадцать минут. Наконец Маринка прибежала, вся раскрасневшаяся и запыхавшаяся, ей было тяжело бегать из-за полноты, и она в общем не очень-то и любила это дело. Но сейчас глаза прямо горели, она делала над собой огромное усилие, сдерживаясь, но что-то её распирало изнутри. И только присутствие Максимкиной мамы не давало ей возможности прямо сейчас поделиться своей новостью. Наконец мама сказала: