Я сказала это вслух своему отражению в зеркале уже находясь в номере. На столике возле окна стояла новая бутылка «Амароне». Вспомнила про осколки вазы и пион на полу. Я решила тогда, что ваза опрокинулась от потока ветра из распахнутого окна, а если нет? Если ночью приходил ко мне он… Пион я, кстати, почему-то до сих пор не выкинула, но и не поставила в воду, а положила на столик. Сейчас он лежал рядом с непочатой бутылкой вина. Вишневая жидкость снова наполнила бокал. Очень терпкое вино. Интересно, он любит вино? Или любил? И вообще, сколько ему лет? И почему я? Наверное, я так и не узнаю, а ставить ему условие не выход. Вообще не выход.

— Передумает и грохнет, и поминай как звали, — безэмоционально выдала я, вновь опускаясь в кресло на балкончике. — И кому это ему не показывать? Что все это значит?

Я не могла не думать об этом странном человеке. От него так и веяло опасностью и угрозой, он казался мне прекрасным хищником, который может очаровать и убить. Такому точно ничего не стоит лишить человека жизни, но почему-то он не забирал мою и не позволил это сделать другим. Какая у него жизнь? Чем он занимается? Чем интересуется? Как проходят его дни и ночи? Женат ли он? Есть ли семья? Что вообще он представляет из себя?

— Слишком много вопросов, — снова произнесла вслух. — Разве это должно тебя касаться? Просто интересно, что тут такого? — тут же ответила я на свой же вопрос. — Я не знаю, что делать, не знаю.

«Уезжай»

Его голос раздался будто в моей голове. Как тогда, на площади. Случилось что-то подобное. Я четко услышала, как он приказал мне. Это его голос, я его не спутаю. Но если сейчас уеду, то не узнаю его поближе. Я рассмеялась над собой так, что бокал затрясся в руках, и я чуть не пролила вино на светлые брюки. Я точно сошла с ума.

Уже совсем темно. И заметно похолодало. Я прочла смс. Марсель пожелал мне спокойных снов. Затем позвонила Линнет. Да, я вот-вот уеду, скоро буду дома. И правда, надо уезжать.

Он прав.

Глубокая ночь. Я взяла телефон, чувствуя, как меня разморило от вина, и стала просматривать ближайшие рейсы из этого проклятого места. Вначале на автобусе до Сиены, а там в аэропорт.

— Ты ничего больше не узнаешь, а если проторчишь тут дольше, еще разозлишь его и может быть только хуже. Нельзя больше соваться на площадь, чтобы тебя не заметили снова, чтобы не примелькаться, да и деньги заканчиваются.

Как бы мне ни хотелось… да, я признаю, желание увидеть незнакомца было, несмотря на опасность, и я не знала, с чем оно связано. Только ли внешность играла роль? Или загадка, что его окружает? То, как он смотрел на меня, не давало покоя. Что-то было в его взгляде… И почему он так резко отреагировал на то, что я пьяна, будто я его проблемный несносный ребенок? Хм… странно все…

Перед тем как уснуть, промелькнула ненормальная мысль, что так смотрят на знакомого человека. Будто мы с ним были когда-то знакомы. Но это невозможно.

***

Он с интересом наблюдал за поведением маленького ребенка. Так и не поняв, как у него получилась такая красивая дочь, еще смертный Кай мало проводил времени с ней. Она всегда была вместе с матерью — давней его подруги по играм в детстве из небогатой семьи. Их любовные отношения продлились ровно месяц, а через несколько недель ему преподнесли новость о ее беременности. Он не мог вспомнить свои эмоции в тот момент: была ли радость от понимания, что у него уже есть продолжение или нет. Он любил порой бывать время от времени рядом с малышкой, брать ее на руки, дотрагиваться до пышных волос, целовать аккуратный лобик и нежно-розовые щечки. Ее большие ясные глаза смотрели на него заинтересованным, внимательным взглядом, она часто что-то лепетала и мужчине честно нравились эти звуки. Время шло, она росла и становилась все больше похожа на отца, унаследовав от матери лишь фигуру и цвет волос. Это сочетание выделяло ее из толпы остальных ровесниц и Кай боялся того времени, когда придется ее отпустить.

Но потом он стал вампиром, и вопрос, казалось, был решен. Пока его дочь оставалась ребенком, он отнял ее у матери и поручил многочисленным нянькам, достаточно редко навещая девочку. Тогда он даже не думал, что она отвергнет бессмертную жизнь, оставаясь слабой и беззащитной смертной. Она любила отца и каждый раз старалась ему угодить, словно хотела раз за разом дарить ему только хорошие новости в его непростой жизни. Он это понимал, но не считал нужным ценить. Или ценил, но не показывал.

Через много лет, вспоминая все это, светловолосый король ощущал странное чувство… Он потерял ее, так и не обретя. Он не видел ни в ком того, что видел в своей дочери — начало и продолжение себя. Она была умна, красива и так похожа на отца характером, и это ему в ней нравилось больше всего. Он предложил ей власть, но девушка выбрала смерть. Тогда он был разочарован, убит морально. Как же так? Ведь они похожи! Она — часть его! Его кровь! А посмела выбрать удел смертных? Он взрастил ее, но это не дало никаких плодов. Он стремился к этому так сильно, он хотел, чтобы она была подле него вечно: как союзник, как друг и как его дочь. Она, его родная кровь, отвергла темный дар бессмертия! От его руки! Да как она посмела? В тот же день он уехал, не желая ее видеть. А через несколько лет ему принесли весть об эпидемии. Афинская чума, как назвали ее впоследствии. Медлить было нельзя.

Он, король бессмертных, торопился спасти обыкновенную смертную, но так и не успел. Кай опоздал на целый месяц. Его встретил холодный дом, двое детей-сирот и наспех сооруженная могила. Вампир был готов сжечь себя заживо.

Не успел.

Он долго тосковал по ней. Долгие годы он ничего не мог с собой поделать, он просто ждал, когда отпустит. И вот сейчас эта девушка, так похожая на нее… И голос, и характер, и любовь к вину… Кай усмехнулся и вспомнил, что его дочери это досталось от него. Он и сейчас был бы не против… Даже запах! Запах этой смертной напоминал ему запах его родной дочери, умершей много веков назад… Разве такое возможно? Или это судьба? Нет, это чушь. Ей необходимо уехать. Древний отогнал от себя воспоминания. Он не любил предаваться забвению, не желал становиться такой же статуей, как собрат. Это всегда неминуемо приводит к слабости. А Кайус Вольтури презирал слабость. За этим следует жалость, ненависть и смерть. Ему ли не знать. Он этого не допустит. Она не посмеет остаться в городе.

Старейшина вошел в комнату, где спала девушка. Бросил взгляд на столик, на котором стояла пустая бутылка из-под вина. Он подошел и взял цветок, который лежал рядом. Мгновение — и вампир поднес его к губам, вдыхая приятный аромат пиона. Именно его она держала тогда в руках, когда он впервые увидел ее. Вольтури хмыкнул и покачал головой с грустной улыбкой на мраморном лице. В комнате стоял запах вина и ее запах, который так напоминал ему запах его дочери. Он не смог его забыть, хоть минуло не одно столетие. Он никогда его не забудет.

Кай положил цветок и приблизился к постели, неотрывно смотря на спящую.

— Анна…

Имя смертной еле слышно сорвалось с его губ. Девушка спала крепко, лежа на боку в позе эмбриона. Он мог убить ее в мгновение ока. Он хотел и не хотел этого. Мысли о том, чтобы показать ее Аро проскальзывали, но если она заинтересует Владыку, если у нее окажется какой-то дар, который он посчитает ценным клану, тогда ее оставят и она вечно будет напоминать ему его дочь.

Но она — не его дочь!

Она просто ее копия, совершенная копия. Нет, вампир не желает видеть перед глазами ее сотнями лет. Нет! Его родная дочь когда-то отказалась принять великий дар бессмертия, отказалась от шанса править вместе с ним, так почему он должен давать такой шанс этой смертной? Неужто мало того, что он позволяет ей покинуть город живой и невредимой? Да не то что позволяет, а пинками отсюда пытается вытолкать! Неужто этого мало?

Вольтури провел рукой по темным волосам девушки, отмечая, что такие же жесткие и пушистые волосы были у дочери, только значительно длиннее, чем у Анны. Взгляд кровавых глаз упал на пухлые девичьи губы, очень похожие на его собственные. На греческую линию носа, практически идеальную, как у древних скульптур. Такое в наше время не так часто и встретишь. Может, в ее роду были греки? А может… Кайус замер, в мрачной задумчивости всматриваясь в лицо спящей. У этой Анны манера хмурить лоб точно такая же, как и у него, как и была у его дочери, отчего на лбу и между бровей пролегали неглубокие морщинки. Да, Анна определенно старше, но далеко не стара.