Он меня просто бесит.

Знакомство почти подходит к концу, когда встает полноватый парень справа от Клейтона, в котором с опозданием узнаю парня с оранжевой бородой с вечеринки, разве что сегодня он в очках.

— Привет! Я Фредди, ваш счастливый звукорежиссер, а это Клейтон Уоттс, помощник художника по свету. И… пожалуйста, пройдите прослушивание для моего спектакля. Прослушивания во вторник на маленькой сцене в шесть, обзвон в среду. Эм... спасибо. Я ценю это.

Он неловко садится, а затем представляется человек слева от Клейтона.

Клейтон же продолжает смотреть на меня с голодным волчьим блеском в глазах.

Не знаю, возбуждаться мне или бояться.

— Прекрасно, — говорит Нина, когда все представились. — Давайте сразу перейдем к делу. Акт первый, сцена первая.

Для него это что-то вроде игры? Целовать девушек, которые ему нравятся, затем сбегать и ждать, когда те начнут за ним бегать? В прошлом у меня было немало парней, которые любили играть в такие игры. Конечно, я встречалась с немногими из них, но у меня никогда не было парня, которого я могла бы назвать бойфрендом. Все в Нью-Йорке были в поиске кого-нибудь получше. Знакомились с сотнями других людей. Флирт — это единственное, во что могли играть мужчины. На сцене или вне ее каждый был актером, даже если они никогда не ступали на театральные подмостки.

Ненавижу думать о Клейтоне в таком свете. На самом деле я просто не могу. Есть в нем что-то особенное, другое. «Может быть, это не игра, — думаю я, покусывая губу. — Может быть, это его способ… проявить интерес».

Например, как когда ты ребенок и закидываешь девочку, которая тебе нравится, в песок, заставляя ее плакать.

Начинается читка. Я терпеливо ожидаю своих реплик, следя за сценарием. У роли помощника режиссера чертовски много слов в самом начале пьесы, он представляет аудитории каждую семью и рисует картину двух домов на преднамеренно пустой сцене без декораций, оставляя сцену воображению зрителей. «Какая странная пьеса», — говорю я себе.

На самом деле, я знаю эту пьесу, клянусь, я читала ее когда-то давно. Но сейчас сюжет путается в голове, и даже не помню, чем она заканчивается. И конечно, это не помогает мне не чувствовать вину, поселившуюся в груди при мысли о том, что на моем месте могли бы сидеть более достойные актеры. Виктория не сказала мне ни слова с тех пор как вывесили список актеров. Это было в начале недели, пять дней назад. Эрик клянется, что она занята, но я знаю правду.

Наконец, спустя вечность, наступает время для моей первой реплики. Делаю вдох и читаю ее так, словно это строчка из учебника. Тьфу. Чувствую себя истуканом. Читаю следующую реплику, но снова с тем же успехом я могла бы прочитать алгебраическое уравнение из курса для продвинутых. Чувствую себя неловко, беспокоясь о том, что все в этом зале думают об одном и том же: «И это тот человек, которого Нина выбрала на роль Эмили? Это она обошла всех остальных на прослушивании?».

Абсолютно уверена, что даже тут есть люди, которые хотели роль Эмили, но получили другие. Понимаю, что не только Виктория, но и все девушки хотели мою роль. Некоторые из моих конкурентов сейчас в этом помещении и слушают меня, сравнивают с собой и насмехаются надо мной в своих мыслях.

Когда читаю следующую строку, поднимаю свой взгляд, чтобы осмотреть сидящих за столом. Вижу, как зевает девушка в костюме, вижу кого-то рядом, сидящего со скучающим лицом. Ловлю уставший взгляд помощника режиссера, который ухмыляется мне.

Я облажалась.

Я конкретно облажалась.

Когда моя сцена заканчивается, и персонаж Эмили уходит со сцены, я слегка вздыхаю, что не остается незамеченным Эриком, который слегка похлопывает меня по колену.

Затем чувствую, как кто-то слегка пинает мою ногу под столом. Немного сдвигаю ноги, думая, что они мешают. Затем моей ноги касаются снова, более сознательно.

Поднимаю взгляд.

Клейтон снова смотрит на меня. Это его нога. Когда его ботинок снова касается моего, он ухмыляется, прищурив глаза.

Волна возбуждения захлестывает меня.

Вот же играющая на чувствах задница.

Убираю ногу под стул, подальше от него. Потом притворяюсь, что внимательно слежу за сценарием и полностью игнорирую его, несмотря на непреодолимое желание сделать прямо противоположное.

Прямо сейчас мне приходится проявлять серьезный контроль.

Снова доходит очередь моей реплики, и я вновь читаю ее, сознательно всех игнорируя. Они могут не осуждать меня, я сама справляюсь с этим.

Роль Джорджа — которому симпатизирует Эмили, и за которого выходит замуж во втором акте — играет парень, которого я прежде не встречала. Он выглядит прилично, больше похож на старшекурсника. Ухоженные волосы, простое лицо, медного оттенка кожа делает его подходящим на главную мужскую роль, даже на роль помощника режиссера с его миллиардами реплик, которым я не завидую.

Дело доходит до сцены, в которой Эмили и Джордж флиртуют, и я поднимаю взгляд, чтобы сказать строки сидящему за столом актеру, который его играет, и чье настоящее имя я уже забыла или, возможно, просто не обратила на него внимания. В итоге несколько раз теряюсь в сценарии из-за того, что смотрю вверх и запинаюсь в словах.

— Сегодня просто чтение, — вмешивается Нина, пугая меня.

Мое сердце колотится в груди.

— Извините?

— Это просто читка, — терпеливо объясняет она, как будто мне нужно было пояснить — перед всеми — чем мы тут сегодня занимаемся. — Тебе не нужно взаимодействовать с другими актерами. По крайней мере, не взглядом. У нас будет достаточно времени для этого на репетициях. Сегодня просто читай. — Она кивает и холодно мне улыбается.

Некоторые из сидящих за столом встречаются с моим удивленным взглядом. Чувствую поток осуждений и беззвучные насмешки, исходящие от моих будущих коллег.

Это так неловко, когда режиссер считает тебя любителем и во время читки сценария говорит: «просто читай».

Я уже слышу, как моя сестра отчитывает меня, словно находится в этой комнате.

— Конечно, — отвечаю я Нине, а затем продолжаю читать свои реплики.

Оставшаяся часть читки менее приятна. Я делаю свадьбу во втором акте похожей на похороны в третьем. Даже просто читая реплики, я запинаюсь в словах.

Читка заканчивается не так быстро, как мне бы того хотелось. После того как всё заканчивается, режиссер благодарит нас, затем отпускает с предупреждением о том, что прогон первого акта без сценария состоится в понедельник, что дает мне ровно два дня (мои выходные), чтобы выучить свои слова из первого акта. Ни на что не обращая внимания, закрываю свой сценарий и поднимаюсь со стула. Эрик спрашивает меня о чем-то связанном с посиделками в «Толпе», но я отказываюсь — возможно, слишком резко. Неожиданно я очень хочу вернуться в общежитие и забыть о существовании остального мира. Даже о Клейтоне, у которого ухудшилось бы мнение обо мне, если бы он услышал мое ужасное оправдание.

Протискиваюсь в двери репетиционного зала. Быстро иду по полуосвещенному коридору в вестибюль, обращая внимание на темноту за высокими стеклянными окнами. Группа студентов репетирует сцену около стульев, но они останавливаются, когда видят меня.

— Деззи.

Я оборачиваюсь. Клейтон стоит там, его колкий взгляд прикован ко мне, а экземпляр сценария зажат подмышкой. Ох. Может быть, студенты остановились из-за того, чтобы посмотреть на него.

Но мое терпение давно вышло. Все мои эмоции на пределе, нервы напряжены, словно провода.

— Что тебе нужно, Клейтон?

Заметив беспокойство на моем лице, он хмурится. Мне тут же становится стыдно, что я набросилась на него. Затем он прижимает кулак свободной руки к груди и рисует круг.

«Извини» — показывает он.

Мое настроение мгновенно смягчается. Интересно, за что он извиняется. За поцелуй в среду? За ужасную читку только что? За ту странную выходку с ногами?

— За что? — спрашиваю я.

Он касается костяшками правой руки своего левого кулака, потом отводит руку в сторону ладонью вверх.