— Я не трону его, — пообещал Ульф. — Хальстейн, вернувшись в Нордмарк, увидит своего двоюродного брата живым. О чем еще ты хотел поговорить, ярл Скаллагрим?

— Твоим спутникам не стоит гулять по нашему городу, — бросил Скаллагрим.

И Ульф еще не успел ответить, как Сигвейн объявила:

— Мы будем сидеть в крепости, ярл.

— А чтобы горожане спали спокойно, — громко добавил Ульф, — я удвою стражу у крепостных ворот и у пролома. Затем присмотрю, чтобы брешь в стене поскорей заделали.

— Да, в крепости сейчас много работы, — обронил Скаллагрим. — Пожалуй, я спрошу и о другом. Ты сказал, ярл Ульф, что придя в крепость, твоя жена попыталась потушить огни, но потеряла свой дар. А как вы ушли из крепости? Открыть дыру в стене, по твоим словам, она уже не могла…

— Торгейр когда-то привел меня в крепость по тайному ходу, — отозвался Ульф. — Свою жену я увел так же. Тайну хода, как ты сам понимаешь, я никому не открою.

Они беседовали так спокойно, деловито, что Света вдруг подумала — уж больно легко все вышло. Но следом опять припомнила страшную смерть Арнстейна. И мысли ее утонули в ужасе, холоде, тошноте.

После разговора со стражей Скаллагрим захотел повидать Сигтрюга. Ульф, прихватив Свету за плечо, бросил:

— Пойдешь со мной.

Не хочет оставлять наедине с альвами, решила она. А Ульф, уже обернувшись к Сигвейн, велел:

— Найдите себе место в крепости. Все мужские дома сейчас свободны. При мастерских темных альвов тоже есть опочивальни…

— Но темные всегда могут вернуться, — отозвалась Сигвейн. — Уж лучше мы поселимся в доме волчьего хирда.

Затем она повернулась к своим. И без приказов, без слов длинная колонна альвов потекла вглубь крепости. Ярлы, проводив альвиек взглядами, зашагали за Ульфом и Скаллагримом.

Темница стояла у крепостной стены — низкая, наполовину вросшая в землю, сложенная из камней исполинских размеров.

— Не отставай, — тихо уронил Ульф, пока ярл Скаллагрим отпирал дверь.

Света вслед за ним спустилась по каменным ступеням, обросшим по краям мхом. Потом из-за плеча Ульфа посмотрела на Сигтрюга.

Племянник прежнего конунга сидел в каморке с оконцем в ладонь, забившись в угол. Когда дверь открылась, Сигтрюг вскинул голову и уставился на пришедших. Молча заухмылялся, безумно посверкивая глазами.

— Сегодня его кормили, — заметил Скаллагрим.

— Завтра тоже накормят, — отрывисто пообещал Ульф. — И ужин у него будет.

А следом Ульф запер темницу ключом, который отдал ему Скаллагрим. Ярлы, распрощавшись с ним, ушли.

— Вечер близко, — тут же сказал Ульф, посмотрев в небо. — Скоро придет Хакон. Но немного времени еще есть.

Он снова стоял на расстоянии одного шага от Светы. А по окаемке щек как-то странно, дышаще проступала и исчезала молочная щетина.

Запах, подумала Света. Ульф чует ее запах, и он ему не нравится. Хотя ненависти к Ульфу у нее не было. Только глубинный, животный страх. Но и радость оттого, что Ульф жив — была. Просто перед глазами бесконечно вставало случившееся на площади…

Губы Ульфа скривились в безрадостной усмешке.

— Прежде ты сразу сказала бы — мыться, — пробормотал он.

Может, все забудется быстрей, если смыть с Ульфа кровь, пролетело в уме у Светы. И она согласилась:

— Да, мыться.

Ульф вскинул голову, посмотрев на нее свысока, отстраненно. По шее, вокруг кадыка, тоже дымкой плясала щетина — то проступая, то исчезая.

— Сначала одежда, — уронил наконец Ульф. — Своей нет, придется взять чужую. Зайдем в дом конунга, там должны быть рубахи. Жить будем в женском доме.

Он развернулся и пошел прочь, мягко ступая. Волосы альвийки, повязанные на его запястье, опять заполоскались по воздуху.

Баня, приземистая, огромная, обложенная дерном до самой крыши, стояла на дальнем конце крепости. Ульф, войдя, бросил словцо, зажигая альвовы огни в длинном предбаннике. Затем объявил:

— Постоишь возле меня. Тебе самой мыться незачем, ты крови не касалась. А вода холодная. Завтра сюда явятся рабы, прогреют парильни, тогда и придешь.

Он расстегнул пояс, прислонил к лавке ножны с мечом. Начал скидывать одежду, не глядя на Свету…

Тело Ульфа расчерчивали раны — уже не кровоточащие, успевшие схватиться. Сейчас похожие на длинные подсохшие порезы.

Света при виде багровых надрезов, вокруг которых сгустками запеклась кровь, похолодела. Кинула на лавку одежду и чистое полотно, взятое из дома конунга, пробормотала:

— Болит?

Ульф повернул голову, покосился на нее. Бросил:

— Не касайся меня… пока. Извозишься.

И Света вдруг поняла, что руки ее уже потянулись к Ульфу. Сами собой, неосознанно.

— Вот теперь ты пахнешь хорошо, Свейта. — Ульф протяжно вздохнул, не отводя глаз.

Губы у нее задрожали. Она шагнула вперед, ощущая, как режет глаза, до этого сухие — и спазмом перехватывает горло. Трясущимися пальцами коснулась его бока под одной из ран, выдохнула:

— Альвова повязка… надо.

— На мне зарастет само, — ответил Ульф. И как-то непонятно попросил: — Раз уж дотронулась, не убирай руку, Свейта. Время еще есть.

Она подвывающе, совсем не изящно всхлипнула. Переступила, ткнулась губами в его плечо — над раной, где кожу окрасили разводы. Тут же вскинула голову, осознав, что могла сама причинить ему боль, потревожив рану.

Ульф снова протяжно вздохнул, уже с хрипотцой. Проговорил:

— Утешить тебя я сейчас не могу. Руки в крови. Но ты ведь не плакала, когда я дрался с альвами?

— Там все другой, — прошептала Света. — Никто не умирать. Тут смерть для всех. Ты, они…

— Да, сегодня было по-настоящему, — спокойно согласился Ульф. — Хочешь поплакать возле меня, пока я моюсь?

Света кивнула. И стремительно присела. Ухватилась за сапог на ноге Ульфа, сообщила сдавленно:

— У тебя болит. Я помочь.

Но Ульф осторожно высвободил ногу. Велел:

— Встань. На моих сапогах чего только нет. Я же сказал — извозишься.

Он быстро, не сводя с нее глаз, избавился от обуви и штанов. Затем шагнул к одной из четырех дверей, выходивших в предбанник.

Света кинулась следом. На ходу утерла слезы — рукавом, не ладонью. Потому что руки были в полузасохших сгустках крови с сапога Ульфа.

За дверью правую стену закрывали хитро уложенные камни. Слева от входа и напротив его тянулись широкие деревянные лавки, в углу горел альвов огонь. Под ним стояла бочка с водой. Стояла — и ловила темным кругом отраженье сиявшего шара.

Ульф, зачерпнув из бочки полное ведро, отошел в угол.

— Я полью? — шмыгнув носом, предложила Света.

Он сверкнул янтарными глазами из-под бровей, покрытых багровой коростой.

— Нет. Забрызгаешься. Будешь потом в кровавых разводах…

А следом Ульф начал мыться, фыркая и плескаясь. Мыло в конунговой бане было не такое, как на драккаре — здесь оно исходило сливочной желтизной в деревянных плошках. И маслянисто поблескивало на свету. Даже пахло от него иначе, летними цветами и свежескошенной травой.

Света, снова всхлипнув, набрала полведра. Смыла со своих рук полувлажную кровавую шелуху, косясь на Ульфа. В уме мелькнуло — там и Арнстейнова кровь была, с сапог…

Она опять зачерпнула воду, наполнив ведро уже до краев. Повернулась к Ульфу спиной и принялась остервенело скидывать одежду.

Рукава цеплялись за мокрые ладони, от которых этим утром отвалились повязки, обнажив свежие шрамы. Дыханье у Светы все еще рвалось всхлипами, по телу ползла зябкая дрожь — покрывая грудь и лопатки гусиной кожей…

И за всем этим Света не заметила, как фырканье сзади стихло.

Прядь альвийских волос Ульф развязал уже в бане, сначала отмыв ее от крови. Намотал на палец колечком, положил на лавку в стороне. Начал мыться, прислушиваясь к Свейте. Принюхиваться было бесполезно — конунгово мыло на его коже перебивало все запахи.