Потом Ульф неспешно зашагал по опочивальне. Перед каждым сундуком он останавливался, принюхивался и шел дальше.

Света, идя за ним, оглянулась. Молнии обливали всполохами сияния белую глыбу, высившуюся у стены, справа от входа. Верх глыбы упирался в заиндевевший потолок. Ледяная могила Торгейра и Хильдегард…

Она нахмурилась, отгоняя невольное сожаление. Подумала — значит, эта глыба никогда не растает? Если руна Льда и впрямь необратима, как заявила когда-то Хильдегард?

Дойдя до кровати, Ульф зачем-то погладил изголовье. И внезапно присел. Уронил, уже берясь за высокую резную ножку кровати:

— Нашел.

Дерево хрустнуло, в руке Ульфа что-то блеснуло. Света поспешно развернулась к окну.

А потом Ульф снова нес ее на руках. Рядом с бегущим оборотнем то и дело ударяли молнии, похожие на тонкие слепящие нити. Наконец Ульф влетел в какое-то строение, с разбегу пнув дверь.

После аромата грозы, пугающе-свежего, острого до того, что волосы на голове вставали дыбом — в нос Свете ударил кисло-едкий запах.

Дым и еще что-то, решила она.

— Держись рядом, — велел Ульф, уже ставя Свету на каменный пол. — По подземному ходу пройдет лишь человек с ключом. И тот, кого он ведет за руку. Ты все поняла? Не пытайся вырвать руку.

В следующее мгновенье когтистые пальцы сжали ее запястье.

— Да, — выдохнула Света.

И пошла сквозь густо-чернильную тьму вслед за Ульфом.

— Здесь должны быть фонари, — негромко проворчал он.

За распахнутой дверью снова ударила молния. Синеватые блики на миг высветили шеренгу печей и ряд наковален, меж которых они шли.

Ульф тут же дернул Свету в сторону. Отпустил ее руку, уронил короткое словцо, и в метре от них вспыхнул шарик альвовова огня, упрятанный в маленькую железную клетку.

Ульф молча сунул зажженный фонарь Свете и зашагал дальше. Она заторопилась следом, сжимая в перебинтованной ладони кованую дужку.

У стены в дальнем конце строения Ульф остановился. Вскинул правую руку, с которой свисал на цепочке серебристо блестевший стерженек. Тот качнулся раз, другой — и внезапно поднялся, повиснув параллельно полу. Сам по себе, без чьей-то помощи.

Кладка стены, возле которой они стояли, мгновенно пошла волнами. Камни потекли неровными складками, сминаясь и раздаваясь в стороны. Словно валуны были сделаны из темного воска, сейчас стремительно таявшего…

Ульф дернул Свету за руку. Она хрипловато вздохнула — дыра, появившаяся в стене, доверия не внушала.

Но под неровный каменный свод она шагнула размашисто. И оглянулась через плечо, только отсчитав пять шагов.

Позади, за ними, теперь темнел сплошной камень. Такой же, как впереди и по бокам. Они шли в каменном пузыре, плывшем вместе с ними сквозь скалу…

— Вряд ли здесь есть чужие уши, — обронил Ульф, идя на полшага впереди Светы. — Самое время поговорить.

Под гладким, будто оплавленным сводом слова его отозвались дребезжащим эхом.

— Нас отпустили, не угостив молнией. Только попугали. Значит, богам ты нужна живой. Но они могли заняться нами раньше. Могли пришибить меня молнией, пока я охочусь, затем отправить кого-нибудь за тобой. Ты тогда лежала в хижине без сознания, и еще не видела меня живым. Поверила бы всему, что скажут…

Не всему, возмутилась Света — но молча, потому что в главном Ульф был прав. В его смерть она поверила бы.

— Кроме того, ты тогда не знала о руне Чаши, — спокойно бросил Ульф. — Немного лжи, и ты сама отдала бы рунный дар. Но боги не стали спешить. Почему?

Света промолчала.

— У меня есть лишь одно объяснение, — проговорил Ульф, чуть крепче сжав ее запястье. — Боги чего-то ждали. Через несколько дней в Нордмарк вернется Хальстейн, средний сын конунга Олафа. Или не вернется — если Локки решит мне помочь на свой лад…

Помочь, мелькнуло у Светы. То есть убить сына конунга по дороге?

Она сбилась с шага.

— Локки может перехватить Хальстейна, послав драккары огненных или инеистых йотунов, — объявил Ульф. — Но это лишь отложит беду. В Эрхейме рано или поздно появится новый конунг. В случае чего, его выберут из ярлов, благо все они в столице. И боги начнут строить мост в ваш мир. Кажется, мне придется стать конунгом.

Прозвучало это как-то обыденно. Ульф даже шага не замедлил. Продолжил бесстрастно:

— Раз тебя лишили силы, в Ульфхольм придется идти пешком. Но если боги не оставят нас в покое, мы до него не доберемся. Случиться может что угодно. Я отвернусь, а тебя скрутят. Отойду, а тебя украдут. Конечно, можно спрятаться, и даже на охоту ходить вместе. Но прячущийся зовется дичью. А любую дичь можно поймать. Есть лишь один способ не стать добычей — поохотиться самим.

— Как? — выдохнула Света, когда Ульф замолчал.

— Кроме подсовывания щита под ногу конунга, — отрывисто ответил оборотень, — у людей есть и другие обычаи. Не менее древние. Когда происходит убийство, землю убитого может наследовать тот, кто отомстил убийце. Сын, племянник, дальний родич… даже чужак. И любой может доказать свою правоту на поединке. Убийство конунга Олафа подстроил Торгейр. Однако Хильдегард впутала в это дело Гудбранда. Именно его обвинили в смерти Олафа. Истинный виновник остался в тени.

Света опять сбилась с шага.

— Но это я отомстил за смерть Олафа, прикончив его настоящего убийцу Торгейра, — быстро сказал Ульф. — И согласно обычаю, имею право на владения Олафа. А еще я могу доказать свою правоту на поединке.

— Ярл Арнстейн, — со страхом напомнила Света.

Отец Хильдегард не примирится с таким исходом, подумала она. Да и другие ярлы этому не обрадуются.

Ульф, не оборачиваясь к ней, кивнул на ходу.

— Да, Арнстейн и прочие ярлы будут против. Хальстейн тоже, когда… если он все-таки вернется. Но поединок решает все. Понятно, что против меня будут выставлять одного бойца за другим — пока я не убью всех, кто готов умереть за чужие права. Драки затянутся надолго, и кто-то должен прикрывать мне спину. Иначе на меня пойдут толпой.

Вот теперь Свете стало совсем страшно. Запястье, в которое крепкой хваткой вцепился Ульф, напряглось до дрожи.

Он, словно не заметив этого, уронил:

— Поэтому мне нужны союзники. Были бы здесь волки… но они ушли в Ульфхольм. Зато в полях вокруг Нордмарка по ночам бродят светлые альвы. У них дурные привычки и хитрый нрав — однако держать меч светлые умеют. Кроме того, я знаю, что им дать.

Света оступилась. О том, что альвы вытворяют с женщинами, говорила еще старуха колдунья, притащившая ее сюда. И Ульф предупреждал об этом…

Неужели он предложит альвам женщин?

Не может быть, пролетело у нее в уме. Ульф не жаловал ни рабства, ни излишней жестокости. Он во многом походил на людей ее мира — не считая звериной морды, появлявшейся у него иногда…

— Да не трясись ты так, — бросил Ульф.

Он шагал, не оборачиваясь. Пальцы на ее запястье уже вздулись, став толще. И опять покрылись шерстью. Хвост молочно-серых волос, болтавшийся между лопатками, наполовину укоротился.

— Знаю я, о чем ты думаешь, — проворчал Ульф. — Нет, волки бабами не торгуют. Я предложу светлым другое. Они делают повязки, лечебные зелья и альвовы огни. Однако сами их не продают. Никто не позволит светлым открыть лавку в городе… и не потому, что альвов боятся. В конце концов, для защиты от них есть амулеты. Дело в другом. Сейчас люди конунга выкупают у альвов весь товар, и перепродают его в три раза дороже. Добрая торговля, хороший доход. Вот об этом я и потолкую со светлыми. Если я стану конунгом, они получат за свои вещицы полную цену. И посмотрим, что мне ответят альвы. Я бы на их месте согласился.

Ульф снова смолк. А Света с облегчением подумала — я права. Он похож на людей моего мира.

Хорошо, что Свейта не знает моего мира, мелькнуло у Ульфа. Иначе сообразила бы, что давать светлым альвам лишние деньги — все равно, что предложить им баб. Рабский рынок в Нордмарке работает и зимой, когда поля укрыты снегом. Когда нужды в рабынях для работы уже нет…