И ростки больно стиснули ей груди, отвлекая. Листья под спиной вдруг толкнули Веденею навстречу Ярмиру. Так быстро, так…

Она хрипло ойкнула, срываясь на стон. Боль резанула, Веденея всплеснула руками, пытаясь оттолкнуть Ярмира.

Но крепкое тело, нависшее над ней, не шевельнулось.

— Еще чуть-чуть, — прошептал он сверху. — Сейчас все пройдет.

Долгий миг, два ее судорожных вздоха. И боль вдруг обернулась острым трепетом удовольствия в том месте, где Ярмир вонзился в нее. Между ног потекли горячие капли наслаждения, кружа Веденее голову. Сводя ей бедра теплой судорогой.

— Это все ваши травы… — растеряно выдохнула Веденея, глядя Ярмиру в глаза.

Он криво улыбнулся, пригибая голову. Затем качнулся назад. И двинулся, опять неспешно входя в Веденею — втискиваясь уже глубже, чем в первый раз.

На его животе, по которому спускалась полоса поросли, от движения зло дрогнули бугры мышц.

Веденея, не сдержавшись, застонала, когда Ярмир снова выскользнул из нее. Неуверенно, сдавлено…

— А. Так в наших провинциях еще есть живая кровь? — почти пропел Ярмир.

Ростки опять толкнули Веденею навстречу мужской плоти. Слишком быстро, как ей показалось, без жалости. И капля боли подмешалась в наслаждение — корицей на яблочной сладости.

Веденея застонала уже совсем неприлично. Вскинулась, попытавшись коснуться Ярмира губами. Но дотянулась лишь до его плеча. Он опять выскользнул…

Листья под Веденеей снова дернулись, спеша насадить ее на член Ярмира.

Жестко, размашисто, рывками заходила у нее внутри мужская плоть. Стебли, опутавшие Веденее ноги, разводили их все шире. Врезались в кожу на внутренней стороне бедер…

Потом горячая судорога свела ей вход, все еще ноющий от легкой боли и разрывающей заполненности. Веденею закружило острое, дерганое наслаждение.

Стебли на бедрах тут же полопались. Даже ростки, что держали надорванную складку плоти, не давая члену Ярмира разодрать ее еще глубже — скользнули вниз, отступая.

А Веденея сжала широкие бока Ярмира коленями. Застонала, вцепившись в него, и сквозь стон выдавила его имя.

Ярмир ответил кривой ухмылкой. Следом качнулся в новом рывке. Вонзился в узость ее входа уже торопливо. Скользко, быстро…

И наконец застыл, болезненно вжавшись в Веденею. Она ощутила у себя под животом тугое, живое биенье. Услышала его стон — низкий и тягучий, как скрип надломленного дерева.

— Ты была хороша, — просипел Ярмир несколько мгновений спустя.

Затем коротко двинулся, выскальзывая. И улегся рядом с Веденеей.

Листья, подпиравшие ей спину, тут же пригнулись. Опустили Веденею на зеленый ковер рядом с Ярмиром. А она ощутила пекущую боль, и не только в теле.

В его словах уже был отзвук равнодушия. Привычный комплимент девице, сделанный после всего…

Веденея зажмурилась. Молча отвернулась от Ярмира — верней, от волостаря Олонецкого. Свела вместе трясущиеся колени и поджала ноги, собираясь отодвинуться.

Но Олонецкий внезапно обнял ее со спины. Велел:

— Лежи тихо. Сейчас я сделаю то, что нужно.

Рука его, придавившая живот, потянулась ниже. Веденея окаменела — но головы не повернула. Ладонь Олонецкого снова коснулась влажных складок у нее между ног. Один из пальцев скользнул туда, где сейчас болезненно ныл порванный лепесток плоти. И вошел внутрь.

Она стерпела и это, молча прикусив губу. По ягодицам снова зазмеились ростки. Протиснулись вслед за его пальцем, затрепетали внутри тела Веденеи.

— Чтобы ты не оказалась в интересном положении, — пробормотал Олонецкий. — Ну и… зелень любит кровь, как я уже говорил.

Веденея лежала молча, глядя на стену ванной комнаты. Удовольствие все еще стреляло по телу теплыми искорками, но радости не было.

Это лишь страсть, измучено подумала Веденея. Просто удовольствие, к тому же недолгое…

— Чего грустим, госпожа Левинская? — неожиданно весело спросил Олонецкий.

И рука, придавившая Веденее кудряшки под животом, отдернулась. Узловатый палец Олонецкого прошелся по ее щеке, оставив на коже след из крови и семени.

— Скоро я тебя развеселю, — пообещал он, придавив ладонью ее правую грудь. Спросил уже с легкой насмешкой: — Ты когда-нибудь ласкала ртом мужской кол?

Веденея, не выдержав, повернула голову. Ощутила, как рассержено изогнулась бровь — сама собой.

Олонецкий засмеялся.

— Хороший взгляд, барышня Левинская. Собственно, я в этом был уверен.

Он шевельнулся, привалившись грудью к плечу Веденеи. По ее бедру скользнула мужская плоть, успевшая опасть — и показать Веденее, как мужчинам удается прятать свои колы под одеждой.

Но в следующий миг его помягчевший член уже дернулся, наливаясь тяжестью. Прошелся по коже Веденеи головкой. Мокрой, в ее крови…

Ростки, дергавшиеся у нее в теле, выскользнули. Опали на пол сытыми змейками, напоследок пощекотав Веденее ягодицы.

— Терять девственность, так терять, — заявил Олонецкий, кончиками пальцев осторожно лаская Веденее грудь. — Впрочем, ты можешь отказаться. Я все равно разогрею тебя так, что ты сама раздвинешь для меня губы. И оближешь мой кол.

Веденея, слушая его, стиснула зубы. Подумала горько — хочу домой. Если бы не Горги…

Она торопливо отогнала эту мысль. Все равно в ней не было ни проку, ни толку. Пробормотала, ощущая, как едко жжет изнутри стыд:

— Вы так протрете свою зелень до корней, волостарь Олонецкий. Поберегите стебли…

Олонецкий ядовито фыркнул.

— Я бы засмеялся, если бы думал, что ты способна шутить. Что, вернулась твоя фальшивая правильность? И ты снова позабыла мое имя? А где же положенное — ах, оставьте меня, это так ужасно?

Веденея молча вскинула руку. Стерла ладонью кровавый мазок со щеки…

Все, чему ее учили с детства, вдруг ожило и закаменело внутри бастионом.

— Спасибо, что напомнили мне, волостарь Олонецкий, — проговорила Веденея почти ровно. Почти любезно. — Действительно, оставьте меня. Мне нужно принять ванну и отдохнуть.

— Неужели не интересно, как это бывает? — тут же с улыбкой спросил Олонецкий. — И сколько в этом удовольствия? А как же твои мечты о разврате? О порочных вещах, которые я делаю с девицами?

— Уверена, что скоро вы мне все покажете, — немного сбивчиво сказала Веденея. — Даже не спрашивая, хочу ли я этого…

— Липовая вдовушка опять начала ломаться, — со смешком заметил Олонецкий.

Он опрокинул ее на спину, и Веденея потеряно вздохнула, глядя в зелено-карие глаза, поблескивавшие из-под темных ресниц. Потом сказала, осторожно подбирая слова:

— Среди многих вещей, которые рассказывали о вас в бальной зале, ни разу не прозвучало слово "насильник". Вы решили освежить свою репутацию новым пятном?

Олонецкий помолчал, продолжая улыбаться — но улыбка его стала страшноватой. Слишком широкой. Потом Олонецкий уронил:

— Я сделаю так, что ты сама захочешь.

— Вас захочет моя плоть, — чинно поправила его Веденея. — Вы все время путаете меня с ней, волостарь Олонецкий. Но сегодня у меня был тяжелый день. Бал, допрос и то… то, что случилось. Я устала, мне больно. Боюсь, ваш союзник сейчас хочет лишь отдыха. Вы потеряли его. По крайней мере, на эту ночь.

Олонецкий помедлил, потом быстро наклонился. Впился поцелуем в ее грудь, прикусив сосок.

Как только он поднял голову, зелень под Веденеей снова упруго взметнулась. И на этот раз ростки сбросили ее в провал. Она окунулась в горячую, пахнущую цветами воду. Поскользнулась, чуть не усевшись на дно — но тут же вынырнула. Встала во весь рост, торопливо убирая с лица мокрые пряди…

Прыгнувший в провал Олонецкий налетел на нее всем телом. Прижал Веденею к стенке, топорщившейся листьями, объявил непонятно:

— Вот.

Рука его прошлась у Веденеи между ног. Пальцы под водой мягко взъерошили кудряшки. И Олонецкий, пригнув голову, прижался щекой к ее щеке. Уже не глядя на нее.

Напрягшаяся, торчавшая колом мужская плоть сейчас болезненно упиралась в бедро Веденеи.

— Вот твоя ванна, липовая вдовушка. Я смыл с тебя все следы. Сейчас я выкину тебя отсюда и пойду спать. А тебе советую побыстрей спрятаться в спальне. Иначе я передумаю и догоню.