Взялась за застёжку юбки. Ну, если "молния" заест, то это знак свыше обойтись "малым показом". Ему и подчинюсь. Нет, пошла. Ну, может дальше заест? Ну, заедай, давай, медленно же нарочно тяну. Нет, разъезжается, проклятая. Ага, до упора дошла. Ну что же, раз знак свыше "на полную катушку", то пусть эти "выси" и отвечают за последствия!
На душе сразу стало легче. Как у солдата, который кого-то расстреливал в шеренге, с одним на всех холостым патроном. Конечно, по благоволению свыше, он должен был достаться ему! И крови на нём, стало быть, нет, душа поёт и пляшет.
Повернулась задом к стенке, оперлась, стащила юбочку — и тоже на пол. Подтянула трусики. Небрежней, небрежней, девочка, не натягивай до ушей, лай понять, что это для тебя не суть — закрывать тело. Просто раз уж надела утром, то пусть сидят, где надо, а не сползают, не болтаются, не мешают. И того не более.
Подтягивая, вспомнила, что бельишко-то городское, миниатюрное, купленное именно в расчёте на привыкание в шкафу. Кира что-то объясняла ей, но все эти викини, джей-стринги, тонги-танги и другие перепутались в её голове, и она назвала свои "штучки" трусами "динго". Канты по паховым складкам, поясок пониже пупка, а ягодицы пересечены по диагонали, боковинка узкая-узкая.
Ну вот, она готова. Отступать теперь поздно. Глаза привыкли к лучикам света из микротрещинок, и неясный силуэт она кое-как видела, достаточно, чтобы не наткнуться. Он, стало быть, тоже должен видеть два белых пятна белья и сгущение темноты во всех остальных местах. И кое-как можно оценивать расстояния, не наткнуться друг на друга. Здесь вам не андронно-феминный коллайдер!
Оттолкнулась попкой от стенки. Вот он, Рубикон!
Ева сделала шаг, ощущая какую-то лёгкость, и в голове некстати мелькнуло: как там, на пляжах реки Рубикон, там же должны быть пляжи, юг ведь. Ходят там в бикини, по ту строну этой речки, по другую? Если речка эта широкая, то, небось, гордо ходят итальянские красавицы, переплыв её? Вот прямо как она, только бикини у неё сухое и хвастаться пока нечем.
— Ну что, вытер ладошки? Покажи, проверю.
Прежде чем он успел ей протянуть, Ева вспомнила, что так говорили медсёстры в их школе, проверяя перед обедом, все ли помыли руки и хорошо ли помыли. Она непроизвольно скопировала их интонацию. А поскольку и в его школе такая проверка проводилась, сработала привычка подчинения.
Проверила она, положим, не только сухость, но и тонус. Он оказался таким, что почти вслух прозвучала известная реплика Лёлика: "Лопух! Такого возьмём без шума и пыли!" Девушка отпустила вялые ладошки.
— Молодец! Готов к знакомству, значит, Ну, и я готова.
Решительный шаг вперёд. Теперь они стоят лицом к лицу… то есть силуэт к силуэту, на непонятном расстоянии — на глаз не оценишь. Начинается…
Ева придержала дыхание и послушала хриплое, прерывистое дыхание визави. И — узнала его. В смысле — дыхание. Так дышат люди… да она сама хотя бы, стоящие на пороге неизвестности. Что-то сейчас будет, а что — кто его знает! Не обыденное, не привычное, чего и не замечаешь. А вот сейчас не только заметишь, но и удивишься, увлечёшься этим, но вот чем — узнаешь, только когда оно тебя схватит.
Её собственные ощущения в такой ситуации составляли тайный духовный капитал, были дорогими гостями памяти. Увы, со взрослением ребёнка мир вокруг него становится всё более определённее, привычнее и — неинтереснее, скучнее. Мало того, всё реже и реже встречающиеся на пути неожиданности теперь становятся всё чаще и чаще неприятными, ни тебе подарков под ёлкой, ни внезапного похода в цирк. А чаще — двойка, драка, обман или насилие…
Воспоминания о волнующей неизвестности настолько дОроги сердцу, что из них испаряется привкус горечи от неизвестности, будет ли предстоящее удовольствием или могут и против шерсти погладить. Будь девочка уверена, что её ждёт только хорошее, как например, в аттракционах, а неизвестность касается только деталей этого хорошего, то и чувство "на пороге" было бы лучше, ярче, впечатлительнее.
Таким оно и должно быть у этого глупого мальчишки, что вот передо мной стоит. Дыхание дёргается, вот-вот…
— Итак, дружок, ты всё чурался девочек и вот наконец дорос до встречи с одной из них. Вот она я, стою перед тобой. — Для убедительности и чтобы прикинуть расстояние положила руки ему легонько на плечи и тут же сняла. — Глаза не видят, так пусть уши услышат. Росту я… — Она назвала свои внешние параметры, чтоб в уме какой-никакой портрет можно было набросать, если не совсем лопух и не стараться механически запомнить называемые цифры. Запоминать их нечего, а то ещё потом из курса вычислит.
Одной цифры: впрочем, не прозвучало — размер бюста. И потому, что несмышлёнышу это ничего не скажет, и потому, что позже предполагался контакт, и ещё потому, что Рубикон, как оказалось, ещё не был перейдён.
В самом деле, в любой момент могла вернуться Прасковья Анисимовна и тогда "друг" быстро бы прервал тет-а-тет. То есть возник бы Рубикон уже непреодолимый, успеть бы одеться вполутьмах. Поэтому лучше не давать авансов на будущее, не заговаривать с самого начала о бюсте и прочем. Прервут на светской (хотя и в потёмках) стадии общения — так тому и быть, а дойдём до "блюд погорячее" — тогда всё и откроется.
По той же причине не стала называть, во что одета:
— Сейчас я одежде куклы Барби, что продают в киосках и предлагают одеть. Понял, в чём то есть? Небось, смотрел искоса на этих красоток, а то и себе купил при случае, а?
По прерывистому вздоху поняла, что угадала. В младших, ближе к средним классах, она знала, мальчишки часто покупают Барби, даже в райцентр за ней ездили, а потом пытались снять, соскрести бельё. Фантазировали, одевать куклу и не думали, разве что прятали.
— На слух, вроде, всё. Вопросы есть?
— Н-нет. Или… потом?
— Потом может быть поздно. Ладно, поехали дальше. Обонятельная часть. Утром я надушилась духами, — назвала марку. — Вот, понюхай.
Ева, повернувшись не всякий случай щекой, стала наклоняться к тёмному силуэту. Ага, вот уже щека почуяла горячее дыхание. Ну не умеет он нюхать духи, что тут поделаешь.
— Разнюхал аромат?
— Здорово!
— Да, этим девочки и отличаются от мальчиков, что душатся. Теперь ещё дезодорант. Вот, сунь носик подмышку.
Зная теперь положение его головы, она скользнула по ней рукой по всей длине, так что подмышкой оказалась вся его голова. По телу скользнул втягиваемый его носом воздух.
— Клёво! Пахнет-то как!
— Сам только таким не мажься, — она высвободила голову из подмышки, тактильный контакт был установлен. — Зубной эликсир. Мы, девочки, любим целоваться, не с мальчиками, так между собой, видел небось? — Всхлип означал "да". — И запах изо рта нам тут совсем ни к чему. По утрам поэтому зубки чистим и полощем эликсиром. Может, его запах в течение дня и пропадает, но зато и плохим пахнуть перестаёт. На, понюхай! — Она несколько раз дохнула на смутно белеющее во тьме лицо.
