– Ты, лид. Если не оставил после себя детей… ты канул в прошлое и пропал.

– Ого… да мы задумались о сентиментальном прошлом. Совсем дерьмово. Мы начинаем раскисать, – подытожил я, переводя взгляд на едва видимую далекую вершину исполинской опухоли. – Мы начинаем задумываться, становимся мягкими. Нам срочно надо уколоться, боец.

– Да, лид.

– Ускорься.

– Да, лид.

Продолжающая пополняться столь привычным для любого низшего гоблина предметами жилая зона становилась все ближе мне – в ментальном плане. Собственными руками мы старательно создали себе сначала надзирателя, а теперь подвесили к крыше двух потенциальных палачей. Гоблины обрадовались сему событию.

Две малые автоматические оружейные точки встали на указанные Управляющей места. Первый шар занял позицию высоко в древесной кроне уцелевшего гиганта, нависающего над жилыми навесами. Вторая турель, выглядящая как полусфера, встала на стену, заняв свое родное гнездо за одним небольшим исключением – если подрубить питание проблем не составило, то вот подключиться к линии подачи боеприпасов возможности не было. Внутри внешней стены все давно умерло. Там вряд ли осталась хотя бы одна шестеренка, способная крутиться. Но мы вышли из ситуации, подключив к турели два короба – один на пятьсот игл, а другой на триста пуль. Еще два короба встали рядом, дожидаясь своей очереди. Этого запаса меткой Управляющей хватит надолго – если не случится массированного нападения. Едва мы закончили подключение, две турели ожили и занялись пристрелкой, ерзая из стороны в сторону и посылая одиночные иглы по выбранными целям. Звенело стекло и жестянки, трещали получившие иглы столбы навесов, а видящие все это гоблины радостно улыбались и хлопали в ладоши.

Гоблины радовались.

Над их головами повисли автоматические турели, что способны одной очередью уничтожить все здешнее население, а они радовались. Они почувствовали себя куда более защищенными. Их Мать стала сильнее. Это ли не повод для радости?

На столы встали кувшины с мескалем и местным пивом. Улыбающиеся работяги поспешно рассаживались, указывали пальцами на турели, украдкой поглядывали на нас и с каждой секундой становились все более счастливыми.

Ну да. Нацель на затылок гоблина дружественный пулемет – и он помрет от счастья и чувства внезапной тотальной безопасности. Ведь теперь над ним нависли закон и порядок. Конец анархии. Вот она, любимая и тяжелая железная пята, что опустилась на взмокший от счастья загривок…

Ночь пришла неожиданно быстро, разом накрыв нас своим темным пологом. От джунглей пополз тяжелый запах раскрывшихся ночных цветов. Аромат, смешанный с вонью гниения. Огоньки насекомых поднялись от земли и закружились в бесцельном танце. В листьях кроны и на стене ненадолго вспыхнули яркие огни – турели врубили прожекторы, прошлись снопами ярчайшего света по окрестностям и снова потухли. Успевшие чуток отхлебнуть мескаля гоблины радостно загомонили.

Поняв, что отрубаюсь, я оглядел своих бойцов и погнал их к месту нашей стоянки.

Тренировка?

Вроде она сейчас по плану. Но все, кроме Каппы, выглядели изможденными кусками пересохшего дерьма.

Махнув рукой, я велел им отдыхать, а сам, сжевав кусок вяленого мяса и кукурузную лепешку, запил все водой и принялся приседать. Каппа приподнялся со своего места у открытой двери внедорожника, за которой замер его экз, но я покачал головой, и мечник снова вытянулся на прикрытом сетчатым пологом одеяле.

Кусачих тварей налетело столько, что вокруг меня, спрятавшегося под подвешенной к дереву и растянутой сеткой, клубилась настоящая грозная муть, готовая высосать все соки при первой представившейся возможности.

Не обращая внимания на пирующих гоблинов, на насекомых, на снопы скользящего по мне света изредка включаемых прожекторов, я продолжал приседать с упорством настоящего гоблина, знающего, что только от силы, выносливости и цепкости его лап зависит его будущее. Добив количество приседаний до семисот, я упал на землю, вжав пробитую ладонь в кишащую насекомыми почву и начал отжиматься. Взмокшие футболка и шорты облепили тело, учуявшие запах соленой воды насекомые закружились вокруг светящимся водоворотом, налегли на сетку в попытке прорвать ее и добраться до гребаной вкуснятины. А я отжимался, глядя перед собой в шатающуюся туда-обратно землю, вслушиваясь в ощущения рук, груди, плеч, понимая, что за последние недели обленился. После тысячи отжиманий, разбитых на семь подходов, я позволил себе выпить еще литр воды и взялся за нож. Следующие полчаса я с четкостью механизма отрабатывал связки ударов, после чего вбил нож в обрубок толстого тяжелого бревна и вместе с ним рухнул на землю, перейдя в партер. Перекатывая бревно, подбрасывая и роняя, вырывая и снова вонзая нож, я с остервенением крутился до тех пор, пока окончательно не лишился дыхания и сил. Обливаясь потом, дрожа, я медленно поднялся, обернулся и сквозь пелену крутящихся вокруг насекомых взглянул на жилую зону, где почему-то чуток затихло веселье.

А… вот почему… большая часть гоблинов смотрела на меня. В их застывших глазах читалось многое. Восторг, зависть, опаска. Скользнув по ним ленивым взглядом, я задержал глаза на крайнем столе – там появились гости. Мокса Куидди с десятком верных кладбищенских обитателей заняли места на лавках и предавались веселью вместе с остальными. Ну да. Обстоятельства изменились, и было бы глупо не сменить тактику.

Изоляция и самостоятельность кладбищенских резко сменились на доброе соседство с последующей интеграцией.

Больше не обращая на них внимания, я стащил с себя одежду и швырнул в общую кучу грязных шмоток, которыми завтра займутся прачки. Открутив крышку канистры, я поднял ее над головой и позволил потоку теплой, почти горячей, пахнущей пластиком воды смыть с себя пот, кровь, раздавленных насекомых и грязь. Отфыркиваясь, поглядел на тянущуюся над головой длинную узловатую ветвь, выглядящую достаточно прочной, чтобы выдержать мой вес, и прикинул, смогу ли выдержать серию подтягиваний, а затем подъемов корпуса. Заурчавшее не только желудком, но и легкими, горлом и кишечником тело запротестовало с такой силой, что я согласился дать ему передышку – пусть механизм из мяса, крови и дерьма чуток отдохнет. Привалившись к машине по соседству со спящим Каппой, я соорудил себе здоровенный буррито и, запивая все компотом, устроил жадное пиршество, сожрав все до последней крошки.

А теперь спать…

Тренировка принесла не только усталость, но и дала мозгу успокоиться, выплеснуть накопившуюся в каждой его клеточке ярость и жажду крови. И это позволило мне смежить веки и провалиться в восстанавливающий сон.

Слепленная усилиями целой команды талантливых пластических хирургов светловолосая ведущая переглянулась со своей соседкой за дугообразным столом – голограммой виртуальной ведущей, что существовала лишь в цифре, но не в реальности.

– Разве эти новости не прекрасны? – светловолосая пребывала в полнейшем восторге, старательно демонстрируя это бровями, глазами и даже выпяченными в экран губами и сиськами. – Эти люди – настоящие молодцы! Да, Минерва?

– Поддерживаю твой порыв, Клаудия!

Рыжеволосая голограмма отозвалась с не меньшим восторгом и улыбнулась так сексуально, что половина пялящихся в экраны гоблинов тут же сунула лапки в грязные штаны и старательно там зашурудила, закатывая глаза и пытаясь представить себя альфа-самцами, что жадно совокуплялись с этой красоткой прямо сейчас.

– Целый жилой комплекс принял важнейшее решение! – продолжала светловолосая, также подарив экранам широченную улыбку и чуть наклонившись вперед, давая всем увидеть родинку на выпирающей из тесного декольте пышной груди. – Они очистились! И это положило конец их бедствиям!

– Это покончило с их нищетой!

– Они проявили социальную ответственность!

– И получили за это заслуженную щедрую награду!

– Атолл Жизни сдержал свои обещания. Потрясающе!