И как сейчас же Илией и программистом выясняется, то они очень вовремя и совсем не зря выбрали для себя вот такую позицию стороннего наблюдателя по отношению к тому человеку, выходящему из своего кабинета и с кем так не пожелалось вдруг, а может не вдруг встретится программисту. А как всё это выясняется, то тут необходимо принять во внимание то, что они увидели из того, что сразу же по их заходу в эту нишу произошло в этом коридорчике. Но всё по порядку и по времени своего появления в этом коридоре, ведущего в разные места людей, кто в нём оказывается и приводящего сюда людей тоже разных, но при этом по большей своей части знакомых друг с другом и с теми, кто собой занимается места в этих, с золотыми табличками на дверях кабинетах.
И вот из одного такого серьёзного, судя по золотой табличке на его дверях кабинета, решив вначале, а затем значит осуществив это своё намерение, занеся вперёд ногу, на которую был надет дорогой ботинок (его-то и заметил и видимо узнал программист в первую очередь, что и позволило ему и Илии осуществить этот свой незаметных манёвр до ниши), выходит самый не простой человек из дверей своего кабинета, здесь останавливается на самое короткое мгновение, чтобы окинуть взглядом себя со стороны, – как я там, грозно выгляжу, – после чего он вспоминает зачем он, собственно, сейчас вышел, – а хрен знает зачем, попугать собой сотрудников что ли, – и не спеша выдвигается в одну из сторон, которая лежала в той стороне, где расположились Илия и программист.
Ну а так как вышедший из своего кабинета человек был не из самых простых людей, и он был даже знаком программисту – это был вице-президент компании, Орлов, то он только с виду следует своим путём, а так то он движем всегда некими, актуальными на данный момент заботами о будущем человечества, плюс и о своём немного думает, как неотъемлемой части этого представительства на земле. И, естественно, что Орлов из-за такой своей загруженности смыслами и проблемами, мало что и с трудом на своём пути что и кого замечает. И он только тогда может вас или какое другое препятствие на своём пути заметить и обнаружить, если вы непроходимый тупица и встали на его пути, или же в другом, как сейчас вышло случае, обнаруженный им человек, до такого непереносимого для него качества человек, что он до такой степени его видеть не может, что прямо чувствует его нахождение где-то рядом с собой.
И вот такой сейчас человек, видимо и оказался в пределах близости и ощутимости взгляда Орлова, и этим человеком был Семирамид Петрович, как единственное о нём знал программист, и пока что ничего больше. Но задаваться вопросами, кто и чем тут занимается Семирамид Петрович, и почему так близко, до неприятия к себе его воспринял Орлов, сейчас времени не было у программиста, как и у Илии, когда на их глазах так стремительно развиваются события с этими идущими друг к другу навстречу и пышущими такой ненавистью во взглядах опять же друг к другу людьми.
И хотя особой динамики и треша в их действиях не наблюдается, но такого накала страстей и ненависти во взглядах друг на друга редко встретишь. И программист и Илия в некотором роде удивлены тем, как они ещё сдерживаются и не бросаются друг на друга с хотя бы с проклятиями, а не с кулаками.
Впрочем, насчёт проклятий в адрес друг друга они себя не стесняют и всё, что есть в запасниках их рассудка используют в адрес друг друга.
– Надо же, и кого это мы видим? – выразительно через взгляд оскала удивляется Орлов, глядя на невыносимого для него Семирамида Петровича. – И какими судьбами вас, ничтожный вы полностью человек, занесло сюда, в преддверии моего кабинета. Неужто со всё теми же, прежними вашими инициативами? Унижаться, бесчестить людей благородных и уважаемых своим кляузным и с насмешкой словом, и валяясь у меня в ногах, выпрашивать для себя преференций.
– Невозможно глубоко заблуждаетесь, и вообще не правы вы в этих своих исступлениях, глубоко мною и в глазах всех кого я знаю, неуважаемый, не бог, а дьявол вам, отступник и иуда праведности судья, Орликов. – Не менее, а даже более горит бешенством взгляд Семирамида Петровича в адрес Орлова.
– Да ты, как я погляжу, потерял последние остатки разума, подлец. – Нет предела возмущения Орлова, видя такое недоразумение в лице Семирамида Петровича. – Кто ты есть таков, чтобы сюда заявляться? И как мне не даёт покоя память, то вас, сударь, сюда лишь тогда пускали, когда я на то давал распоряжение. – И, хотя каждое произнесённое Орловым слово вносило свой дисбаланс в и так поганое настроение Семирамида Петровича, его отчего то зацепило больше всего это не ко времени к нему обращение Орлова.
– Это ещё за обращение такое, сударь!? – возмутился мама не горюй Семирамид Петрович. – Что всё это значит? И что вы себе такое позволяете?!
– А то, что вы и всё, что с вами было связано, отныне для меня в прошлом. – Заявляет Орлов.
– Ничего у вас из этого не выйдет. И вам не получится от меня отделаться. – В свою очередь заявляет Семирамид Петрович.
– Вы в этом уверены? – требовательно так смотрит на Семирамида Петровича Орлов.
– Да. – После небольшой заминки, не слишком уверенно говорит Семирамид Петрович.
– Что ж, сами напросились. – Делает знаковое заявление Орлов, выдвигая перед собой руки, и как можно понять по ним и по их расположению по отношению друг к другу, то приготовленных для хлопка. И теперь эти два, так антагонистически смотрящие друг на друга господина, а в собственных глазах ничтожества в самом мягком, рецензируемом случае, своих взглядов не сводят с ладоней рук Орлова.
Что между тем легче делать Семирамиду Петровичу, всё-таки лицом стоящему к рукам Орлова, тогда как Орлову приходиться в сторону своих рук коситься. Но зато он обладает несомненным перед Семирамидом Петровичем преимуществом, этот его взгляд исподлобья, с которым он смотрит на Семирамида Петровича через призму своих рук, выглядит очень даже угрожающе, плюс от него и только от него зависит, когда эти ладони его рук между собой звонко соприкоснутся и тем самым вызовут знаковый хлопок, на чей зов, как понимается всеми участниками этой встречи, должны отозваться люди из числа охраны, кто в момент, по указанию Орлова скрутит Семирамида Петровича в бараний рог и выставит его, во-первых, перед всеми идиотом, а уж затем, во-вторых, вон отсюда.
И вот настал момент истины и Орлов усиливает кульминацию момента своим заявлением. – Стоит мне только хлопнуть в ладоши, то не пройдёт и минуты, как вас отсюда выставят в чём есть и мать родила. – Оглашает приговор для Семирамида Петровича Орлов, всё же давая ему время отсрочки для вынесения этого приговора, чтобы он без всех будущих подробностей, какие с ним произойдут по собственной вине и глупости, и которые его низведут до самого презираемого здесь человека, унёс отсюда ноги по добру по здорову.
Но видимо Семирамид Петрович настолько закоренел в своей надменной и самонадеянной природе, что он и слышать не желает, что ему так предупреждающе говорит Орлов. И он как стоял на месте, уперевшись своим набыченным взглядом на Орлова, так и продолжал демонстрировать в себе вот такую самостоятельность мысли.
– Что ж, сам напросился. – Примерно так можно было прочитать обращённый на Семирамида Петровича взгляд возмездия Орлова (повторяется). И можно так же было понять по Орлову, то он своим мозговым центром принятия решений отдал команду своим рефлексам и мышцам на их сокращение и оглашение тем самым приговора Семирамиду Петровичу. И сейчас всеми участниками и свидетелями этого происшествия буквально ожидался удар гонга для начала нового этапа этого противостояния, с форсированием событий.
И текущие, и слегка застоявшиеся на одном месте события, действительно приобрели свою динамику, и прямо сейчас и буквально, хоть Орлов и не успел хлопнуть в свои ладоши. Но этого и не нужно было делать для до чего же потрясной гражданки в деловом костюме и с папкой в руках, вышедшей вдруг из кабинета, занимающего серединное положение между этими противостоящими сторонами конфликта, Семирамидом Петровичем и Орловым, застывших в одном застолбленном положении и не сводящих с этого момента своих взглядов с этой деловой сотрудницы банка.
