— А почему я просто не воспользуюсь Друджем завтра, и всё это не начнётся сначала?

— Как только Бродячие вернутся внутрь, я попрошу Мунинна хорошенько запечатать пещеры. Мёртвые останутся там на тысячу лет. При условии, что ты не подорвёшь себя сама, как Ренье, то затем снова сможешь опробовать свой план.

— Давай Друдж.

— Доставь сюда моих друзей, и я отдам его. Сделаешь какую-нибудь глупость, и твой светловолосый мальчик умрёт, и ты ни черта не сможешь с этим поделать.

— Это ангельский нож. Он может просто убить тебя.

— Думаю, у меня получится уйти от твоего ножа, но просто уверен, что Аки не сможет избежать моего. Звони, и все отправятся домой спать в своих постелях.

— У меня нет телефона.

— Вон там на столе есть телефон.

Она подходит к письменному столу Люцифера и набирает номер.

Я бросаю взгляд на Аки. Клейкая лента всё ещё крепко держится и туго стягивает его руки и ноги. Вокруг ноги небольшая лужица крови. Достаточно, чтобы у него кружилась голова, но недостаточно, чтобы волноваться.

— Они в пути. Займёт несколько минут. Передвижение сегодня ночью слегка затруднено, — сообщает Коралин.

Я подхожу к одному из диванов и сажусь.

— Присядь, расслабься. Эта комната довольно уютная. Для нас. Бедняга Аки, должно быть, сейчас довольно сильно страдает. — Я оглядываюсь на него. — Как дела, чемпион? Нога пульсирует?

Он что-то бормочет сквозь липкую ленту. Даже с кляпом во рту, я могу распознать искреннее «иди на хуй».

Коралин присаживается на диван напротив меня, едва опираясь задницей на край. Она держит нож вертикально, остриём между грудей.

— Так как, кажется, мы заключили сделку, я положу свой нож, если ты положишь всё своё оружие.

Я достаю Смит и Вессон, и кладу его на стол. Рядом с ним располагаю чёрный клинок и атаме. Я кладу наац на самый край, где она может хорошенько его рассмотреть.

— Итак, что произошло между тобой и Элеонорой? Должно быть, она действительно тебя ненавидела, раз сбежала с твоим тайным оружием.

— Она была проблемным ребёнком.

— Интересный способ выразиться, потому что в тот момент, когда ты вводишь её в свою историю, в ней что-то перестаёт сходиться. Вы, Гействальды, Рождённые Смертью. Но Элеонору укусил вампир, и она обратилась. Это значит, что она была живой.

— Элеонора не была Дер Тодес Геборен.

— Я так и думал. А твой муж?

— Конечно. Он был патриархом. И Ренье. Элеонора, однако, напоминала тебя. Семейный гротеск.

— Она была папиной дочерью, не так ли? Это он виноват, что Элеонора не была мёртвой, как Мамочка.

Коралин пару минут ничего не говорит. Просто смотрит на Аки. Я жду. Я считаю молекулы, из которых состоят жемчужины ожерелья.

— Не будучи живыми сами, мы не можем произвести на свет собственных детей. Ян зачал Элеонору с живой женщиной, — наконец, говорит она.

— Она была хорошенькой? Милой? Он влюбился в неё?

На её губах играет лёгкая улыбка, словно она нашла приятное воспоминание.

— Расскажи мне о своём отце, — говорит она.

— Каком именно? Похоже, у меня их много.

— О человеке.

Я пожимаю плечами.

— С ним всё было в порядке. Я был непростым ребёнком. Он старался изо всех сил, но никогда по-настоящему меня не любил.

— Какой сюрприз. А твой другой отец?

— Ещё час назад я думал, что это Люцифер.

— Это была бы практически такая же хорошая семейная тайна, как наша.

— Итак, Ян влюбился в красивую женщину-человека, и у них появилась девочка. И что потом?

Она смотрит на свои руки, а затем вздрагивает.

— Ян был романтиком. Он любил эту женщину и не хотел, чтобы их дочь была Рождённой Смертью. Дети Гействальдов получают укус смерти при рождении, когда глава семьи удаляет пуповину своими зубами. Ян отказался. Он похитил ребёнка, и к тому времени, когда вернул её, было уже слишком поздно для её перерождения.

— Поэтому ты мучила и изводила Элеонору и её отца каждый день её жизни.

— Они заслуживали худшего. Я бы убила её, но она всё же была Гействальдом, и пошли бы разговоры.

— Однако, Ренье родился правильным. И ты не собиралась его упускать.

— Ренье был хорошим мальчиком, и я заботилась о нём.

— Но всё же он был слишком глупым, чтобы жить. Даже со всеми твоими издевательствами, мне кажется, Элеонора и Папочка выиграли от той сделки.

— Мой новый Ренье родится должным образом и станет новым главой семьи.

Она машет ему рукой.

— Дорогой, я люблю тебя. Потерпи ещё немного. Папочка уже в пути.

— Ты только что сказала, что Рождённым Смертью нужно быть с рождения. Аки по меньшей мере двадцать пять.

— Есть способы это обойти. Колдуны, которые могут изъять его дух и поместить в тело новорождённого. Я лично сделаю ребёнка Дер Тодес Геборен, и Ренье возродится.

— Но он всё равно будет Аки. Ты продолжаешь выбирать в сыновья долбоёбов.

Она наклоняется вперёд на сиденье.

— Теперь расскажи мне о своём настоящем отце.

— Я не так хорошо его знаю. Он доктор, но это его вторая профессия. Раньше он был архангелом.

— Кински? Как забавно. И ты только сейчас это узнал?

— Если Люцифер сказал правду. Думаю, он не солгал. Ему гораздо забавнее прикончить тебя с помощью правды, чем лжи.

— Хотела бы я быть там, чтобы видеть твоё лицо.

— Всё было не настолько драматично.

— Видеть тебя с любой степенью боли было бы радостью.

— Перед этим я порезал руку осколком стекла.

— Болела?

— Жгла.

— Отлично.

Звонит телефон. Коралин подходит к письменному столу и обменивается со звонящим парой фраз.

— Ян здесь.

— Скажи ему подняться на лифте на третий этаж.

Я беру свой пистолет и иду к двери.

— Наша сделка по-прежнему в силе, но если ты приблизишься к Аки, пока я их впускаю, я несу ему башку.

Я распахиваю дверь как раз в тот момент, как подъезжает лифт.

— Сюда.

Кэнди проходит первой. Она обнимает меня и крепко прижимает к себе.

— Он мёртв. Док мёртв. — Говорит она. — Эта ангельская сучка Аэлита убила его.

— Я знаю. Всё хорошо. Мы справимся с этим.

За ней входит Ян с сумкой для боулинга Касабяна.

Я указываю ему пистолетом.

— Подойди к столу и достань его. Затем сядь рядом с женой.

Ян расстёгивает молнию на сумке и кладёт Касабяна на стол. Ян садится на дальний край дивана, как можно дальше от Коралин.

— Пошёл на хуй, сраный фриц.

Я усаживаю Кэнди в кресло возле письменного стола.

— Касабян, ты в порядке?

— Уж точно не заслуга этих мудаков. Эта сучка стояла там, когда та ёбнутая ангельша зарезала Кински.

— Сиди тихо и спокойно. Скоро всё закончится.

— Прошу прощения, — говорит Коралин. — Твои друзья у тебя. Пожалуйста, положи пистолет.

Я смотрю на Аки, затем на неё, и кладу пистолет на стол.

— Мы сделаем всё медленно и осторожно, чтобы не было никаких недоразумений, верно?

— Конечно.

— Хорошо. Коралин, встань и держи руки так, чтобы я их видел. Подходим со мной к краю стола. Я достаю из кармана Друдж и отдаю тебе.

Я стою, пока Коралин подходит ко мне, сую руку в карман и достаю Друдж. Я излишне подчёркиваю каждое движение рук, чтобы она могла видеть, что я делаю. Достав его, я показываю ей Друдж, и что не держу ничего больше.

— Протяни руки.

Она повинуется, и я кладу в них Друдж. Делаю шаг назад, а Коралин улыбается и поднимает его так, чтобы Аки мог видеть.

— Дорогой, он у нас. Он наш.

Она поворачивается ко мне, вся такая полная материнства и аристократического негодования.

— Вы все покойники. Я спущу на вас всех големов города. Каждый из них сделает по одному маленькому укусу. Ты будешь умирать несколько дней.

Коралин действительно хочет, чтобы бродячие были рядом с ней, так что они приходят к ней. Те, что я привёл из коридора и вестибюля, ранее прятавшиеся по краям комнаты, тянутся к ней и Друджу. Когда она видит их, то смеётся от радости. Она отвлекается как раз достаточно для того, чтобы я успел схватить наац и вонзить его конец ей в грудь, словно кинжал. Не было времени тщательно прицелиться, но всё получилось идеально.