За всеми этими мыслями Джин не заметила вернувшегося в спальню мужа. Но тот почему-то не стал ложиться в кровать, а с каким-то угрюмым видом прошел к маленькому окошку и, ничего не говоря, встал возле него, обеспокоенно вздыхая.

– Любимый, тебя что-то беспокоит?.. – присев на кровать, осторожно поинтересовалась Джин. – Может, расскажешь?

Курт долго молчал, продолжал вздыхать.

– Курт?.. – не унималась она. – Что-то не так?.. Ты сам не свой…

Еще немного постояв в полнейшем безмолвии, супруг, наконец, ответил:

– Да… так… – отмахнулся, повернулся, – не обращай внимания…

– А если честно? Я же не отстану… – наседала Джин, – …что стряслось?

Тот одарил ее каким-то хмурым взволнованным взглядом, потом опустил глаза.

– Да планирую завтра на охоту выбраться, а заодно – и по домам походить… – сознался Курт, – хочу нам мясца добыть, сигарет уже почти не осталось, да и так… по хозяйству кое-чего, – чуть помолчал, потом вспомнил: – Заплатку опять же.

– Да есть у нас мясо-то, – не поняла та, – в погребе лежит, еще на несколько дней хватит. И потом… куда ты пойдешь? Посмотри, какая метель!

Курт с потрясенным видом поглядел на окно, словно только что узнал об этом известии, усмехнулся:

– Ну, не вечная же она, в самом деле. К утру закончится. Зато после нее хорошо так, тишина и крупных стай хищников нет – еще сутки пережидают непогоду.

Джин прилегла, кровать тихонько скрипнула.

– И ты бы дома оставался… – потом прибавила: – Опять тебя к вечеру ждать?.. Изводиться?..

– Не знаю… – мотнул головой муж. В глазах виднелась неуверенность, голос похолодел. – Как получится, Джин. Это ведь все-таки не прогулка – загадывать нельзя…

– Все! – не выдержала Джин. – Ни слова не говори! Прошу тебя! Мне и так страшно за тебя!

Курта это откровение тронуло, он расцвел в улыбке, ответил утешительно:

– Ну-у-у, дорогая, ты чего?.. – и присел рядом на краешек кровати, положил мозолистую ладонь на ее руку, несколько секунд посмотрел на обручальное кольцо на безымянном пальце, потом теплым голосом продолжил: – Не надо за меня так волноваться! Так никакого здоровья не хватит!

Джин вместо ответа крепко взяла его руку, поцеловала, прижала к щеке. Ее тепло ошпарило Курта, одурманило, по телу мигом промчалась приятная дрожь, сердце взбудоражилось.

– Ради бога, только будь осторожен! – просила она. – Не рискуй, ладно?..

– Не буду, – пообещал Курт, – мне это ни к чему. Да и в места я не столь глухие пойду, а тут, можно сказать, неподалеку. – И, ласково взглянув на жену, – неожиданно сменил тему: – Помнишь день нашей свадьбы?

Джин тихонько засмеялась.

– Чего ты смеешься? – удивился тот, улыбаясь.

– Помню, конечно! – наконец, ответила она, перестав смеяться. – Какой же все-таки у тебя был идиотский свадебный костюм! Боже, как мне хотелось снять с тебя этот глупый пиджак!

– Эй!.. – в шутку обиделся супруг. – Мне его друзья помогали выбирать, между прочим!.. Тебе же нравился!

– Ну и вкус у них! – с усмешкой подметила Джин, смотря на него любя, беззлобно. – А про пиджак пришлось тебе чуточку приврать – а то обидишься.

Курт промолчал, удрученно выдохнул. Поняв настроение мужа, та добавила:

– Ну, согласись, не очень он смотрелся…

– Ну, в общем, да… – смирился муж, пожал плечами. – Мне просто нравиться тебе хотелось.

Джин посмотрела на него как на мальчишку, тихо проворковала:

– Ты и так мне нравишься, глупый! – и обняла, положила по-матерински голову себе на плечо, погладила волосы, будто утешая. – Как же ты не поймешь…

– Правда?

– Ну, конечно, правда! – Джин поцеловала Курта, крепче прижала к себе. – А теперь ложись уже в кровать – времени много.

Муж молча снял с себя свитер, обошел кровать, лег под одеяло, нежно поцеловал супругу в губы.

– Я обязательно что-нибудь интересное для тебя достану! – заверил Курт, накрывая и себя, и жену нагретым ее телом одеялом. Говорил это пылко, с энтузиазмом. – Непременно достану!

– Давай-ка для начала ты выспишься, добытчик, – посоветовала Джин и, положив ладонь на горячую грудь мужа, тихо пожелала: – Спокойной ночи, Курт.

– Спокойной ночи, Джин…

Метель, беснующаяся всю ночь, успокоилась только ближе к полудню. Кипящая серая мгла, еще какое-то время висевшая в воздухе после нее, вскоре окончательно рассеялась, рассосалась, словно водяной пар, обнажила черно-зеленые сугробы и угольные стволы деревьев. Легкий пеплопад, подгоняемый совсем обессиленным ветерком, стал почти незаметным, неторопливо сыпался на затерянные в грязных снегах машины, заборы, руины давно брошенных жилищ, прятал старые звериные тропы. От крепкого мороза то тут то там скрипели обледенелые оборванные провода на столбах, с треском ломались потяжелевшие от наледи ветви, крошились зеленоватые корки льда. Небо же, что за двенадцать лет ни разу не изменило цвет, было по-прежнему кровавым, страшным, будто бы вовсе не земным, а каким-то чужим, незнакомым, инопланетным. Да и облака отличались от него несильно – такие же багровые, как засохшая корка на ране, разве только чуточку светлее. И лишь солнце, ставшее навеки оранжевым, вновь и вновь выглядывало из-под них с каким-то особенным озорством и весельем, чтобы пролить на грешную землю свой негреющий рыжий свет, от чьего возникновения, казалось бы, должно быть теплее, но на деле еще сильнее пробирало холодом до самых костей. А дополняла этот скудный пейзаж поистине пугающая глухая тишина, не нарушающаяся ни противным гоготом птиц, ни рыком бродячих хищников.

Тишь, тишь, тишь…

– Хорошо, когда так тихо, – проговаривал сам себе, ступая по хрустящему снегу, – все кругом слышно, ни одна зараза даже при желании со спины не подкрадется – одним словом, замечательно!

Идти приходилось крайне осторожно и внимательно, осматривая едва ли не каждый пенек или полуразвалившийся автомобиль, дабы случайно не нарваться на какую-нибудь зверюгу, любящую притаиться возле таких вот неприметных мест и поджидать добычу. Но мои опасения оказались ложными, и, кроме примятого снега и присыпанных пеплом давно заледенелых следов, никого так и не обнаружил. Однако в опустошенном багажнике одного из фургонов мне таки удалось найти несколько клоков чьей-то облезлой замерзшей шерсти и россыпь мелких почерневших от времени птичьих костей – по-видимому, старая берлога, чей хозяин уже позабыл сюда дорогу или нашел новую, более надежную. В остальном все виделось спокойным, правда временами от ветра поскрипывали доски на окнах запустелых домов и шумели поземки.

Обойдя фургон с правой стороны, я скинул с плеча старенькую поцарапанную полуавтоматическую снайперскую винтовку, поправил защитные очки – единственное спасение от пепла, способного за секунду растворить глаза, – и внимательно осмотрелся. Вдали виднелись одинокие бесхозные двух- и трехэтажные здания, огороженные коваными заборами, немного левее – детская спортивная площадка, где теперь разлилось непроходимое болото, за ней – детский садик, куда уже доводилось наведываться, а справа, если пройти наискосок и пролезть мимо старых гаражей и почты, – крупный супермаркет – эльдорадо любого собирателя вроде меня. Но, как и любое место, богатое на полезные вещи и всякого рода припасы, его непременно стережет целая свора свирепых хищников, даже близко не подпускающих на свою территорию ни людей, ни сородичей-конкурентов. Впрочем, несмотря на всю опасность, очутиться там и набить рюкзак непортящимся продовольствием, не став при этом чьей-нибудь закуской, означает не просто накормить семью минимум на неделю, но и ненадолго забыть, что такое охота. Надо сказать, везет так единицам, а если уж быть точнее – то никому, вот и приходится шнырять по всяким шатким зданиям, довольствуясь найденным хламом, и отстреливать – если, конечно, есть патроны – всякую мелочь вроде ворон или полудохлых собак.

«Может, все же рискнуть и как-нибудь сходить туда? – с какой-то тревогой помыслил я. – Или не стоит?.. Как думаешь, Курт?»