– Ни перед чем не останавливаешься, да? – спросила Вика, кутаясь в ветровку на два размера больше нужного.

– Мне нравится, – согласился Макс. – Получаю больше.

– А цена?

– А за ценой не постою, – пропел он и сыпанул в мангал углей из хрустящего пакета. – Тебе пора смириться. Если я хочу быть здесь, я буду.

– Боюсь, все не так просто. Видишь ли, в законе есть такое понятие, как частная собственность…

– Ты ведь рада? – перебил он бесцеремонно. – Рада, что я вернулся? Не ври, Синицына. Если бы это была неправда, я бы уже уехал. Нет, не так – я бы даже не приезжал.

Вика отвернулась. И все равно краем глаза наблюдала за ним – блестящая угольная взвесь осела на его руках, а когда он смахнул назад волосы, чёрная полоса пересекла лоб. И до того нестерпимо захотелось стереть ее, почувствовать тепло его кожи, настоящее, ровное, человеческое. Вика сжала в кулаках отвороты куртки.

– Не называй меня по фамилии, – нервно попросила она.

– Хорошо, Вика. Или лучше Виктория? Почти как королева…

– Перестанешь когда-нибудь паясничать?

– Когда-нибудь точно. На кладбище скорее всего, и то, честно говоря, вряд ли.

– Зря ты про частную собственность не дослушал.

– Вик, ну перестань, – он запалил угли, полив жидкостью для розжига. Пламя занялось мгновенно, скользнуло рыжим языком по пепелищу. – Не порти хороший вечер.

Вика промолчала. Проблема уже ясно ощущалась и тянула в груди, но смириться еще только предстояло. И столько препятствий – Вика ясно их вообразила – они скрывали широкоплечую фигуру Макса почти что полностью, только вихрастая макушка выглядывала.

«Нельзя, – твердо сказала она себе, – нельзя пытаться построить отношения, пока не сожжены все прошлые мосты».

– Домой заезжал? – спросила она вроде бы невзначай, но с вполне понятным намерением поддеть.

– Нет, – не повелся Макс. – Гостиницу снял. Адрес не скажу, и не проси.

– Жаль, – обронила Вика.

Он распрямился, взглянув на нее с осуждением. И отчего-то от решимости в его глазах ноги у Вики онемели.

– Не начинай, Синицына, – упрекнул Макс. – Я только-только в себя вернулся.

Вика пожала плечами и ушла в дом – нанизывать мясо на шампуры. И когда скользкий холодный кусок никак не накалывался на гнущуюся заточенную алюминиевую спицу, Вика почему-то снова представила собственное сердце, вынутое из груди, неподатливое, жесткое. Почему она так сражается? Он ведь не захватчик, хоть и несет на себе печать рыцарства. Хочет отблагодарить – его право. И вовсе необязательно искать за благодарностью подтекст.

И вечер окрасился иными тонами – легкости, дрожащего в пламени воздуха, светло-серых глаз Макса. Вика лихо рубила овощи, Машка, уже не стесняясь гостя, помогала, расставлять посуду на веранде, а Макс попутно развлекал ее, фехтуя освобожденными шампурами.

Пустое ведро из-под шашлыков Вика залила водой, а потом потащила к сточной яме у забора. В темноте дорожка была едва различима, но одинокий тусклый фонарь пролил на нее полукруг света. Вика подняла глаза и, вздрогнув, остановилась.

Под фонарем, небрежно прислонившись к нему плечом, стоял мужчина и курил. Он ничем не выделялся – мятые, рваные на коленях джинсы, вытянутая футболка – такие часто приезжали на выходные из города. Но что-то тревожное было в нем. Что-то, что Вика уловила, но не смогла объяснить.

– Ищете кого-то? – спросила она первая, переборов страх.

– Да, – кивнул мужчина. – Савельевых.

– А, это в конце улицы, – Вика расслабилась и упрекнула себя за подозрительность. – Синий с белым дом.

– Спасибо, – ответил мужчина, бросил окурок в грязь и раздавил носком ботинка.

Тень его отклеилась от дорожки и поползла плоским хвостом следом. Вика выплеснула воду в яму, а потом вдруг сообразила: ботинок, которым незнакомец затушил окурок – почти как у Макса. А Савельевы – пожилая пара, к тому же бездетная. С пустым ведром Вика вылетела за калитку, но мужчина исчез – как не бывало.

И впервые за вечер ей захотелось, чтобы Макс остался.

А он тем временем учил Машку определять готовность шашлыков. Язычок пламени, жадно облизнувший один из шампуров, вызвал яростный протест и шипение воды об угли. Вика растеряно унесла ведро в дом, а в дверях неожиданно столкнулась с Максом – наигранно возмущённым и румяным от близости огня.

– Что ты мечешься? – укоризненно спросил он. – Сама же говорила – нужно уметь отдыхать. Пойдём. Теперь учить буду я.

Он попытался обнять ее за плечи, но Вика высвободилась. Однако же ощущение горячих пальцев, скользнувших по предплечью, снова всколыхнуло в ней ту волну бессилия, от которой хотелось обратить время вспять.

Когда воздух пропах дымом и пленительным ароматом жареного мяса, Федя появился на крыльце с затуманенным взглядом. Вике страшно хотелось обругать Макса за подарок, который позволит брату еще реже выходить из дома, но она отложила экзекуцию – не при матери же. Федя подошел, остановился напротив Макса, посмотрел по сторонам, будто убеждаясь, что за ним не следят, и неожиданно протянул ладонь для рукопожатия.

– Если ты хочешь жениться на Вике, – сдобрил он свое признание Максовой состоятельности, – я согласен.

Вика никогда так еще не краснела.

Однако ни тени улыбки не промелькнуло в глазах Макса. Он пожал худые, с аккуратно остриженными ногтями пальцы Феди и для верности кивнул.

Тут уже Машка, почивавшая в объятиях гигантского медведя, соскочила с места и в избытке чувств ткнулась носом в небритую щеку своего благодетеля, смутилась своей смелости, после чего ритмичный топот ее ног по лестнице был слышен даже на веранде.

– Кто-то совершенно счастлив, – заметила Викина мать, которая прежде почти не вмешивалась в происходившее. – Мы ваши, Максим, пожизненные должники.

– Если здесь кто-то и должен пожизненно, – Макс акцентировано ударил по последнему слову, – то это я.

Мать прищурилась и смерила Вику взглядом, ясно говорившем: «Он не должен отсюда уехать, тащи его в постель, куда хочешь, тащи, но не вздумай упустить журавля из рук».

– Всем пора по койкам, – громыхнула она, и выразительно дернула бровью в сторону Феди. – Прослежу, чтобы умылись и не болтали, – пообещала мать Вике, нелепо подмигнув, что, конечно, не укрылось от Макса.

– Меня укладывает Вика, – возразил Федя, не двигаясь с места.

– А сегодня Вике нужно помочь дяде Максиму прибраться, – проявила необычную для нее мягкость мать. – Если хочешь, я почитаю тебе…

– Меня! Укладывает! Вика! – неожиданно взорвался Федя, бросился к Вике и больно впился в ее ладонь.

– Пойдем, – Вика предостерегающе посмотрела на мать. – Попозже уберусь.

В комнате Федя с ногами забрался на кровать и закачался вперед-назад, успокаивая себя. Вика ласково обняла его за плечи и поцеловала в горячий влажный затылок. Ей невольно вспомнился Макс в кресле переговорной – такой же потерянный, не в силах совладать с собой.

– Извини, – еле слышно пробубнил он. – Но меня ведь правда укладываешь ты?

– Конечно, – Вика крепче сдавила худощавые плечи брата. – Никаких проблем. Что будем читать?

– Снежную королеву.

Вика вооружилась цветной, разлохмаченной по углам книжкой, которую за пять лет выучила до последней запятой. Федя, не стесняясь, разделся до гола и скользнул под одеяло, замотавшись в него, как в кокон шелкопряда. Викин голос плыл по детской, когда Федя, уже закрыв глаза, прошептал:

– Не бросай нас. Никогда.

Вика сбилась, но тут же вернулась к потерянному абзацу и спасла тем самым Кая от верной смерти. После, напитавшись спокойствием Фединого дыхания, положила закрытую книгу на стул и неслышно спустилась по лестнице.

Дверь в ее комнату кто-то плотно закрыл, из чего напрашивался вывод, что мать сумела уложить Малышку. Впрочем, вскоре нашлось и другое подтверждение – мать поймала ее в прихожей с непривычно расслабленным лицом и даже искрой тепла в давно опустевших глазах.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».