Они поднялись на крыльцо, прошли через вестибюль мимо гардеробной и, свернув в один из коридоров, остановились перед стальной дверью. Водима отпер ее ключом, за ней была еще одна дверь, деревянная, которую он обычно оставлял открытой и теперь распахнул легким толчком.

– Это мой кабинет. – Он пропустил девочку вперед и, оглянувшись, поспешно прикрыл дверь за собой. Кажется, никто не видел, что они вошли вместе. – Будешь чай?

Не дожидаясь ответа, он включил электрический чайник, стоящий на низком столике рядом с диваном, и с сомнением посмотрел на остатки старого печенья в треснутой пластмассовой вазочке: угощать гостью было особенно нечем. Но ей, похоже, этого и не требовалось, она прошла к рабочему столу и остановилась перед двумя большими мониторами, на которых транслировались кадры, поступающие с камер видеонаблюдения, расположенных внутри и снаружи здания интерната.

– Ого! Вы за всеми отсюда следите? – спросила она, разглядывая экраны, поделенные на квадратные сектора «окнами», показывающими происходящее в различных местах: в учебных классах, коридорах, в столовой, в школьном дворе.

– Такая работа. Отвечаю за безопасность.

Гостья понимающе кивнула и уселась во вращающееся кресло перед столом. Настороженность во взгляде исчезла, плечи опустились – расслабилась. Вовремя произнесенное слово «безопасность» всегда работало.

– Меня зовут Тильда, – сказала она, крутанувшись в кресле и оказавшись лицом к нему. – А тебя?

«Перешла на «ты» – хороший знак!» – отметил он и назвал свое имя.

Она тут же заговорила снова:

– Я в интернате ненадолго, на следующий год не останусь. Отец меня в июле отсюда заберет. – Тильда произнесла это с такой дрожью в голосе, что ему стало ясно, как сильно она страдает.

– Конечно, заберет! – согласился он, желая подбодрить её. – А если не заберет насовсем, то приедет навестить. У нас есть комнаты для родителей, где твой отец сможет погостить несколько дней.

– Нет, он меня точно заберет! – Тильда побледнела, напуганная такой перспективой. Наверное, каждый день, прожитый в интернате, давался ей нелегко.

Водима встревожился: а вдруг ее заберут раньше, и он не успеет воплотить задуманное? Можно, конечно, выбрать любого другого ребенка, но ведь эта девочка – просто идеальный вариант! Несчастная, обиженная и слабая – у такой не будет шансов вернуться назад. Еще одно возвращение он может и не пережить. Последний раз, когда это случилось, у него почернели кисти рук и ступни, а потом и ноги отказали. Он едва успел все исправить.

Звонок телефона отвлек его от воспоминаний. Звонил стационарный аппарат внутренней связи интерната, стоявший на столе. Водима подошел и снял трубку. Оттуда донёсся громкий сердитый голос заведующей кухней Нонны Петровны, которую за глаза все звали Тонной:

– Ты что, вообще в камеры не смотришь?! Я опять десять кило свинины недосчиталась! Сколько раз говорила: надо проверять всех, кто с сумками выходит!

– Не городи ерунды! Мимо меня муха не пролетит! Приходи, сама съемку с камер посмотри: никто с большими сумками из здания не выходил!

– Да что ж за чертовщина! Не испаряется же оно, а? Разве что его кто-то, не выходя из интерната, сырым жрет?! – распалялась заведующая и тут же ухватилась за собственную догадку: – А что? Известно ведь, что ненцы мороженую строганину едят! Пройдись-ка по спальням, по тумбочкам как следует пошарь – вдруг они где-то мясо припрятали?

– Ладно, погляжу. Но сомнительно это. Может, обсчиталась ты?

– Как же, обсчиталась! За дуру-то меня не держи! Воруют у нас, и давно! А ты вычислить никак не можешь! Хреновый из тебя охранник, получается! Не найдешь вора – буду начальству писать, чтоб нормальную охрану наняли, значит!

Затем послышался грохот брошенной на рычаг трубки, прервавшийся короткими гудками.

Повисла неловкая тишина, нарушаемая ритмичным скрипом: Тильда крутилась в кресле из стороны в сторону, старательно изображая невозмутимость, но лицо покраснело так, будто прозвучавшие по телефону угрозы предназначались ей. Конечно, она все слышала. Наверное, сочувствует ему сейчас. И это хорошо. Теперь он не сомневался, что девочка ему поверит.

– У тебя неприятности, – пробормотала она, нервно постукивая ногой по полу. – Я пойду, наверное.

– Нет, что ты! Ерунда! – заверил её Водима и решил, что пора действовать, пока им еще кто-нибудь не помешал. – Я тут хотел тебе кое-что показать. Ты умеешь хранить секреты? – Услышав его вопрос, Тильда мгновенно заинтересовалась: повернулась к нему, вскинула брови и уставилась с любопытством.

– Вот! – Он развернул перед ней рулон коричневого холста, который заранее незаметно выудил из укромной ниши, скрытой за шкафом. Это была старинная рукописная карта, найденная им двадцать лет назад в опустевшем Нумги, – единственная вещь, оставшаяся у него в память о Мастере. По фамилиям, указанным на полях, Водима выяснил, что составителями карты были западноевропейские путешественники семнадцатого века. Линии, названия и обозначения ландшафта были нанесены на холст масляными красками и неплохо сохранились.

Тильда порывисто склонилась над потемневшим от времени и покрытым пятнами куском ткани, медленно прошлась указательным пальцем по цепочке латинских букв, протянувшейся вдоль жирной извилистой линии, обозначающей разделение суши и водного пространства, и прочла:

– «Лу-ко-мо-ри-а»… – Подняв голову, метнула в него недоверчивый взгляд и повторила вопросительно: – Похоже на Лукоморье.

– Точно! – кивнул он с довольной улыбкой, предвкушая шквал вопросов и возражений.

Тильда провела ладонью по холсту, расправляя едва заметные складки, и вкрадчиво спросила:

– И что это за карта? Для какой-то настольной игры?

– Нет. Обычная карта. Настоящая. И очень старая.

– Ой, да не может быть! – воскликнула она с усмешкой, но глаза уже загорелись. – Лукоморья-то по-настоящему нет!

– С чего ты это взяла?

– Ну, так все же знают, что это выдумка из сказок Пушкина!

– Ну, а почему ты решила, что Пушкин его выдумал? О Лукоморье знали еще до его рождения. Вот ты помнишь, в каком году он родился?

– Эм-м-м… – Она задумалась на мгновение, потом вдруг спохватилась, вынула из внутреннего кармана куртки телефон, пробежалась пальцами по экрану и через мгновение воскликнула: – В тысяча семьсот девяносто девятом!

– А теперь обрати внимание на год издания карты. Вон он, в нижнем левом углу, рядом с фамилиями составителей. Ну что?

Ему было смешно наблюдать за тем, как скептицизм на ее лице сменяется восторгом:

– Тысяча семьсот пятнадцатый! Ого! Ничего себе! Правда, что ли, было настоящее Лукоморье? То самое, где по цепи ходил говорящий кот? Но ведь говорящих котов не бывает!

– Конечно, не бывает. Каждый сказочник может придумать что угодно, хоть, например, что в Африке водятся летающие слоны. Но если не бывает летающих слонов, это же не значит, что и Африки тоже нет. Понимаешь?

Тильда задумалась и через минуту спросила:

– Ну, тогда, значит, настоящее Лукоморье было обычной страной, а не волшебной.

– На этот счет я тебе так скажу: если захочешь, можешь отправиться туда и сама все увидеть. Я знаю дорогу и могу тебя проводить.

– Ну конечно, так я тебе и поверила! – Она откинулась на спинку кресла и презрительно сморщила тонкий носик.

– Можешь не верить и не ходить. И никогда не побываешь в Лукоморье! – Он притворился обиженным. Это подействовало. Она заерзала в кресле, вращая его из стороны в сторону, и произнесла извиняющимся тоном:

– Да почему бы и нет? Можно и сходить…интересно же. А что, это где-то недалеко?

– За час доберемся, но надо на лодке переправляться, поэтому лучше дождаться, пока лед сойдет, иначе опасно.

– А когда он сойдет?

– В июле.

– А-а… – Она разочарованно взмахнула рукой. – В июле меня уже здесь не будет! Жаль… И что, раньше нельзя пойти? По льду, пока он еще крепкий?

– Можно, но все же это опасно: слишком холодно, мы замерзнем. Да и вход замело так, что за весь день не откопать.