- Пошли, - протянула ему руку. - Генри, я освобожу тебя.
Тот вскочил будто укушенный, грубо отбросил ее руку и вылетел в дверь, будто за ним уже гнались. Яркий свет факелов на секунду остановил его, заставив прищуриться, закрывая глаза рукой, но вскоре, заключенный снова сорвался с места и размашистыми шагами побежал на выход. Казалось, он знает все эти дороги, но откуда - он не понимал. Вверх, налево, прямо. Оступился и с грохотом упал, имея ошибку перенести на больную гангреной ногу слишком много веса. Тут же подскочил. Не понимая куда он бежит, двинулся к лестнице, при этом явно хромая и спотыкаясь, падая на каменных ступенях.
- Что за шум? - послышалось грозное сзади.
Замок спал. И только этот шлепок голым телом о камень, смог разбудить безмятежную стражу. Генри подскочил, в который раз упав на колено, схватился за перила и с помощью больных рук вытащил себя на следующий этаж. Слева послышался грохот доспехов. Заключенный, сам не понимая что он делает, прижался к стене, избегая попадания на глаза этим воинам. Те прошли быстро, грозно и тяжело, проверяя коридор на наличие неизвестных. Генри подождал, пока они исчезнут с поля зрения. Взошел на этаж, покрутил головой. Неизвестно что именно, но его потянуло вслед за воинами - направо. Опасаясь любого лишнего звука, он шел тихо, почти беззвучно, ощущая холод благородного камня под ногами всем телом. Прогулка эта была не такой долгой. Миновав два поворота, Генри пристал к одной из дверей. Дождался, пока стража удалится так далеко, чтобы не было слышно дребезжания их доспехов. Взялся за ручку. Рывком открыл дверь и вошел.
Он оказался в своих покоях, но в данный момент, эта комната казалась ему совершенно чужой. Огляделся. Кровать… Перед глазами начали проплывать какие-то образы. Льена. Это блаженное тело, что словно лепесток розы украшал непримечательное до этого ложе. Эти прозрачные длинные ноги, что при попадании на них света начинали сиять как звезды или как нежное пламя свечи вечером в спальне. Эти белоснежные волосы, спадающие на одеяло и подушки, будто водопад свисающие вниз, к земле. Этот невозможный образ прекрасной женщины заставил его скованную грудь снова расшириться, он заставил снова ощутить свое сердце, свое присутствие, свою душу. Генри приложил руку к груди, что одухотворенно стучала по руке, будто желая раскрыться для той птицы, что заключена в клетке из ребер.
Неизвестно по какой памяти, но он нашел свечу, спички, зажег маленькое пламя и поместил эту палочку воска в подсвечник. Вместе со светом огляделся. К сожалению, тут никого не было. Заключенный подумал, что это покои этой прекрасной дамы и она наверняка скоро вернется, обрадуется ему. Он не помнил ее грустной. Он вспоминал только улыбку на губах и глазах, когда их взгляды встречались. Пока девушки не было, молодой человек решил присесть за стол. Его мучала жажда, а там как раз стоял кувшин, предположительно с питьем.
Поставив рядом с собой горящую свечу, он взял было сосуд и заглянул в него. К сожалению, тот был пуст. Очевидно, вино, простоявшее уже несколько дней на открытом воздухе, просто вылили. Опечаленно вздохнув, молодой человек отставил кувшин в сторону. Заметил записку. Сразу понять, что там было написано, оказалось сложно, так что он взял послание в руки. Сквозь просвет свечи также мало, что было понятно. Подвинув огонек к себе, он наконец смог понять смысл чернил на бумаге. “Я не вернусь”.
Генри не понял почему, но в его душе неожиданно настала такая пустота, которой он в жизни не чувствовал. Он будто растворился в пространстве, будто стал этим кувшином без вина или воды, стал пустой чернильницей без пера и смысла. Он вышел на балкон.
Случайный ветер колыхнул его кудрявые волосы, что так недавно наслаждались прекрасной белой рукой, в них погруженной. Взгляд его потерял смысл. Он забыл себя. Забыл мир. Забыл жизнь.
Встал на перила. Ступил вперед. Другие услышали лишь шлепок тела о камень, расторгший эту мертвенную ночную тишину.
Следующим днём, не первым, но в числе первых фраз за день, Давид услышал о смерти Генри.
- Ну, - надел кафтан, - вот и суда никакого не понадобилось. Сам себя изжил. Молодец, - поправил воротник.
Наана же была в ужасе, лишь узнав об этой новости. Для нее Генри всё еще был невиновен, а это самоубийство девушка считала подставным, имея ввиду то, что молодого человека просто выбросили из окна. Она не хотела с кем-то говорить. Граф Поднебесный однако отреагировал на это неадекватно - он игрался и веселился, как делают это настоящие дети, вместо того, чтобы осознавать смерть своего первого и нелюбимого сына. Сложно сказать кто по нему скорбил больше. Возможно, это были девушки, влюбленные в его красоту, а возможно и мужчины, что любили слушать его прекрасную музыку. Может быть, это был кто-то из королевского оркестра или придворных, с которыми он быстро находил общий язык. Возможно, сам барон Гризи, на чьих глазах он не только вырос, но и загубил свою жизнь. Барон особенно остро чувствовал свою вину за произошедшее, ведь, если бы он ничего Давиду не сказал - Генри бы не схватили и он бы не покончил с собой.
Похороны назначены не были. Тело положили в гроб. Решили дождаться братьев Поднебесного, что при отъезде назад, должны будут забрать своего старшего с собой.
========== Глава 22 - Любовник ==========
Слушание просителей уже в который раз затянулось и на совет Давид отправился только к одиннадцати, началу двенадцати. Уставший уже от разговоров крестьян, король подпер голову кулаком и принялся теперь слушать не просто людей, а министров, таких важных и властных, что хоть и не жаловались, но просили решить проблемы о которых они говорили. В половине второго, Давид просто схватился за голову, что уже просто раскалывалась. “Да за что мне всё это? Да откуда у нас столько всего? Как не проблемы, так реформы… Этим министрам лиж бы поговорить, лиж бы сделать что-то… А проблемы их расхлёбывать должен я. Да твою ж…” Прервав совет на обсуждении постройки новой системы канализации и водоснабжения в одном из крупных городов на юге, король сообщил, что всё их собрание продолжится в четыре вечера и что он сейчас хочет не только есть и пить, но и умереть от переизбытка тех мелочных вопросов, которые могут решить и без его участия.
- Но на это просят целых 10 тысяч га из королевской казны, - вставил Люциус.
- Найдите мне казначея! - грюкнул по столу кулаком. - Я умру, если ко мне каждый раз с вопросами о казне подбегать будут! У меня в голове не счёты! Я и о других вещах должен думать! Филипп! - зло посмотрел на советника, что аж сжался от страха. - Где кандидатура?! Сколько уже времени прошло?! Неужели никто деньги считать не умеет?!
- Считать-то умеют, ваше величество, - поспешно начал тот, - вот только считают они неправильно. Часть золота в карман себе считают.
- Я головы этим казнокрадам поотрубаю! Хоть один га! На самое видно место пику с башкой поставлю! - ударил по столу. - Найти казначея! - встал, а за ним и остальные. - Продолжим совет в четыре вечера! - развернулся и грузно отправился к себе.
После обеда, к которому правитель немного успокоился, Давид отправился в сад. Позвал к себе барона Гризи и маркиза де Жаннера. Все сели за стол в открытой для обзора беседке и переглянулись.
- Я просто устал, - изможденно выдал Давид. - Амиран, где ваши карты? Давайте просто сыграем? Эти министры уничтожат меня своим желанием поговорить о чем-то…
- Они тут, - достал из-за пазухи колоду. - Но что же эти министры вас так утомляют? - стал мешать.
- Посмотреть вокруг, так всё в стране стабильно, - легко выдал молодой маркиз и откинулся на спинку, забросив ногу на ногу.
- Ага, стабильно, - устало выдал правитель, подперев голову рукой. - Да только казначея нет. И пока его нет, я просто умирать на этих советах буду… - закрыл лицо руками.
- Так найдите временную замену, пока казначея не найдете, - выдал Амиран. - Казначеи это вообще страшные люди, - стал раздавать.
