У Теккерея в «Эсмонде» (буквально на днях видел) сказано, что тщеславие – сильнейшая из всех человеческих страстей. Я столько раз в своей жизни перечитывал эти строки и могу сказать, что хороший писатель сродни хорошему врачу. Честный, порядочный человек с чувством собственного достоинства, чуждый мимолетных увлечений и слабостей, он стремится сделать лучшее из того, что ему дано, а дана ему человеческая природа – далеко не самый прочный материал. И все же у меня, как и у Теккерея, есть то, чем я горжусь, и то, перед чем не могу устоять, и склонность воображать себя большим писателем занимает в этом списке не последнее место.
Тем не менее, когда я впервые увидел бедную мисс Р., мне было не до шуток. На прием ее записал Райан, и, по правде говоря, сначала она не вызвала у меня расположения, показалась угрюмой. Юные особы, которые якобы умеют определять характер или предсказывать судьбу по одному только внешнему виду, назвали бы ее застенчивой. Бесцветная – это слово пришло мне на ум при взгляде на мисс Р. У нее были темные волосы, гладко зачесанные назад и собранные заколкой или лентой, карие глаза, длинные, изящные кисти, которые она спокойно сложила на коленях, в то время как нервные девицы обычно теребят перчатки или сумочку. Сейчас, увы, так уже не говорят, но я бы сказал, что мисс Р. выглядела как леди. Платье соответствовало ее возрасту и положению: темное, аккуратное, совсем не нарядное и даже – хотя мне оно тогда понравилось – немного чопорное. Она говорила низким, ровным голосом и производила впечатление образованной девушки. Не припомню, чтобы она хоть раз искренне засмеялась, впрочем, когда мы познакомились ближе, я часто видел ее улыбку.
Симптомы мисс Р. – приступы головокружения, периодическая абулия[1], потери памяти, паника, страхи и недомогания, из-за которых она не могла работать, вялость, бессонница – свидетельствовали об остром нервном расстройстве, возможно, истерии. О них мне честно доложил этот обаятельный мерзавец Райан, к которому семья обратилась, когда проявления нервного расстройства девушки стали очевидными. Как и в большинстве семей, в этой, состоявшей, впрочем, из одной только тети средних лет, предпочитали не замечать явных признаков невроза, всячески оправдывая пациента, пока дело не зашло слишком далеко. В одной семье родители сознались, что их обожаемый сын с детства страдает лунатизмом только после того, как парень сбежал, прихватив из отцовского сейфа несколько тысяч долларов. Так или иначе, Райан, пребывавший в растерянности, ибо мисс Р. не помогали его обычные средства (тоник, успокоительные, послеобеденный отдых), и знавший мой интерес к загадкам человеческой души (хотя я не перестаю повторять: я не один из этих ваших психоаналитиков, а обычный терапевт, который считает, что болезни души существуют наравне с болезнями тела и незачем забивать голову такой скромной и порядочной девушки, как мисс Р., вашей психоаналитической чушью), договорился со мной о приеме.
Мисс Хартли, моя медсестра, записала имя пациентки, ее адрес, возраст, другие необходимые данные, и все это было в карте на моем столе, когда пришла мисс Р[2].
Она села и робко улыбнулась. Мой кабинет обставлен таким образом, чтобы стеснительные пациенты чувствовали себя как можно увереннее, – ваши врачи, у которых в кабинетах сплошь хром и кафель, считают это излишним. Полки с книгами (оставшимися еще со школьных лет, мадам, – признаю́сь, опережая ваш упрек), плотные занавески на окнах (пропитанные, дорогая мисс, сигарным дымом и благодаря этому отпугивающие моль), глубокие кресла и диван с подушками (на который, сэр, вы в любое удобное время можете пристроить ваш внушительный зад, чтобы посидеть часок-другой с бокалом хорошего вина и одной из сигар, что так не нравятся мисс), – все это несколько успокоило мисс Р. Она глупо смотрела вокруг, однако не демонстрировала признаков истерического ужаса, который, позволю себе заметить, часто наблюдался у пациентов старины Райана. Сложив длинные кисти на коленях, как хорошо воспитанная девушка, усвоившая, что леди должна сидеть тихо, мисс Р. уставилась на угол стола, нервно провела языком по губам, бессмысленно улыбнулась, после чего открыла и закрыла рот.
– Итак, – громко произнес я, желая показать, что заметил ее присутствие, что разговор наш, если можно так выразиться, начался сам собой и что мое драгоценное время, за которое платит ее тетя, в полном распоряжении мисс Р., – итак, мисс Р., что вас беспокоит?
Я приготовился услышать ответ. Порой удивительным образом вот такая тихая девушка без особых усилий с моей стороны начинает весьма охотно рассказывать о своих самых невероятных фантазиях. Но мисс Р. только опустила глаза на пепельницу и пробормотала:
– Ничего.
– Возможно, – согласился я. – Возможно, так оно и есть. Однако доктор Райан хотел, чтобы мы с вами побеседовали, и, пожалуй…
– Мы только тратим ваше время.
– Допустим. – Я не люблю, когда меня перебивают, но мисс Р. казалась такой уверенной в своей правоте, что меня одолело любопытство. Не скрою, в ту минуту я подумал, что это наша последняя встреча. – Доктор Райан написал, – продолжил я, заглянув в записи Райана, – что вы плохо спите.
– Нет. Со сном у меня все в порядке. Тетя сказала ему, что я плохо сплю, но это не так.
– Ясно. – Я сделал в своих записях небольшую пометку и осторожно спросил: – А головные боли?
– Ну…
Мисс Р. чуть заметно сжала руки на коленях. Не услышав продолжения, я поднял глаза и выжидательно посмотрел на девушку. Она внимательно, словно ничего подобного прежде не видела, изучала мой настольный календарь.
– Так как же головные боли? – резковато повторил я.
Она принялась заламывать руки и впервые посмотрела на меня – пустым, глупым, лишенным всякого интереса взглядом.
– Мисс Р.?
Как будто опомнившись, она вскинула одну руку и, закрыв глаза, стала тереть шею сзади. Когда я в очередной раз задал свой вопрос, она вполне осмысленно взглянула на меня огромными от ужаса глазами и громко произнесла:
– Мне страшно.
– Страшно, мисс Р.?
– У меня не болит голова. Я хорошо себя чувствую.
– Но вам страшно.
Я вдруг заметил, что верчу в руках канцелярский нож. Я убрал его и ровно, одна параллельно другой, положил руки на стол.
Мисс Р. тоже аккуратно сложила руки на коленях и, глупо улыбаясь, вперила взгляд в край занавески.
– Что ж, мисс Р., – сказал я, испытывая огромное желание обернуться и посмотреть на занавеску, – предположим…
– Большое спасибо, доктор Райт. – Мисс Р. встала и направилась к двери. – Уверена, наша встреча пошла мне на пользу. Мне прийти снова?
– Пожалуйста. – Я неловко приподнялся из-за стола. – Мисс Хартли могла бы записать вас на послезавтра.
– Всего доброго.
Когда дверь закрылась, я снова сел за стол и подумал, глядя на занавеску: если мисс Р. и заговорит о своей болезни, то уж точно не по собственной воле, а может, и не в сознательном состоянии.
Так прошло мое первое знакомство с мисс Р. (прежде чем читатель ахнет и язвительно укажет мне на грамматическую ошибку, замечу, что тавтология «первое знакомство» здесь не случайна и даже служит своего рода шуткой, ведь у меня, как вскоре поймет, устыдившись своей поспешности, читатель, было не одно знакомство с этой необычной девушкой). Скажу честно: я увидел человека психически нездорового, неспособного в одиночку справиться с обрушившимися на него трудностями. Я не люблю торопиться с выводами, и в тот день у меня не было готового диагноза, который я мог бы, как клеймо, поставить мисс Р.
Моим коньком вот уже долгие годы является гипноз. Я много практиковался и достиг определенных результатов. Огромная польза гипнотерапии, ее эффективность в случаях, аналогичных случаю мисс Р., успокаивающее воздействие, которое она оказывает на пациента, убедили меня в том, что искусное и осторожное применение сего метода дает неоценимое преимущество перед этими вашими современными врачами, мечтающими поскорее приклеить пациенту какой-нибудь ярлык. Я твердо решил, что гипноз – лучшее и едва ли не единственное средство, с помощью которого мы сможем выявить трудности мисс Р. и облегчить ее состояние, и намеревался к нему прибегнуть.