Что будет, а то…

Атемир, безусловно, понял, что будет, если он не сможет повлиять на своего внука. Поэтому нужно быстрее положить конец вольному образу жизни Семетея. Но стоит поинтересоваться у этих переговорщиков, что будет, а то…

– Что вы предпримете, если он меня не послушается? – спросил Атемир, указывая на свою слабость перед внуком.

– Вынуждены будем переехать всем городом далеко от вашей ставки, – ответил торе Колой очень хитро, но уважительно.

В голове Атемира крутился другой ответ: «Мы можем прогнать чужеземца». Атемир был доволен своими некогда покорными людьми, придержавшими грубый ответ при себе.

– Хорошо, торе Колой! – заговорил Атемир о своем решении. – Я повлияю на своего внука, чтобы он не беспокоил город.

– Спасибо, о-о, почтеннейший! – завопил Колой.

– Но при условии, – Атемир остановился.

– Какие условия?

– Вырву язык тому, кто припомнит моему внуку, что он сын Манаса, что Каныкей его мать, а не родная тетка. Снесу голову тому, кто даже подумает о прошлом Семетея.

Атемир вынул из-за пояса кривую саблю и взмахнул ею так, будто срубает кому-то голову. Было очень страшно.

– Х-хорош-шо, почтеннейший, – пролепетал Колой дрожащим голосом, будто ему сейчас приготовились снести голову.

Всем было понятно, что разговор закончен. Переговорщики засобирались покинуть дворец.

– Запомните мои слова, – огрызнулся Атемир вслед.

Да, народ помнит, как и откуда появился Семетей. Если кому-нибудь что-нибудь известно, то это станет достоянием всего города. Когда Колой сказал о происхождении Семетея, у всех переговорщиков в глазах стоял один и тот же вопрос. Что скажет Атемир? Значит, они все как один знали о происхождении его внука. Пока еще сам Семетей не знает, кто он. И слава Тенгри.

Прохаживаясь по саду, Атемир осознал, что раздумья в одиночестве не помогут ему решить, как обуздать вольности внука. Поэтому он решил посоветоваться со своим братом Абылкасымом. Вспомнил о младшем брате Шаатемире, который заслужил кличку «дерево» за свое поведение, но махнул рукой в сторону. Отправил он охранника дворца за Абылкасымом…

Вскоре тот появился.

– Что же случилось, брат мой? – спросил Абылкасым, как только Атемир повернулся к нему лицом.

– Народ Букары жалуется на Семетея, – объяснил Атемир. – Что он житья не дает горожанам.

– Да, брат мой, до меня доходили слухи, – признался Абылкасым.

– А почему ты мне не сообщил о проделках Семетея?! – Атемир набросился на брата.

– Ты бы меня живьем съел, – рассмеялся Абылкасым. – Твоя любовь к внуку была так сильна. Собственного сына Исмаила так не любил.

– Все же ты должен был меня предупредить, – выразил недовольство Атемир.

– Я не хотел ранить твое сердце, – оправдался Абылкасым.

– Теперь оно у меня кровоточит, – сказал Атемир. – Посоветуй, как мне обуздать Семетея.

– Сделай так, чтобы Семетей заботился о народе, – посоветовал Абылкасым. – Вот тогда он перестанет мучить народ.

– Правильно говоришь, родной мой Абылкасым! – обрадовался Атемир. – Я его назначу ханом города Букары, чтобы он проявил заботу о спокойствии народа.

– Вот тогда у Семетея будут уже другие заботы, – согласился Абылкасым. – И он перестанет разъезжать по городу.

– Это большое событие в жизни Семетея, – сказал Атемир. – Следует устроить большой праздник.

– Это большое событие и для духа Манаса тоже, – подсказал Абылкасым.

– Ты прав, мой брат! – Атемир обрадовался. – Мы и помянем великодушного богатыря Манаса.

– Этот праздник – поминки по Манасу, для тех, кто знает и помнит Манаса, – решил Абылкасым.

– Этот праздник – вознесение в ханы Букары Семетея, для тех, кто не знает и не помнит Манаса, – заключил Атемир.

– Пусть никто не узнает об этом разговоре, – предупредил Абылкасым.

– Хорошо, мой брат! – согласился Атемир.

– Устройство праздника моя забота, брат мой, – сказал Абылкасым. – А то твое раненое сердце не позволит тебе взять такую большую ношу.

– Хорошо, брат мой, – согласился Атемир.

Дошла до Каныкей весточка, что Атемир собирается проводить большой той по случаю достижения Семетеем двенадцатилетнего возраста и вознесения его в ханы Букары. Во время праздника устраивается множество состязаний в различных играх, в том числе скачки быстроногих скакунов. От этой весточки у Каныкей екнуло материнское сердечко. Особенно ей стало страшно, что Семетей будто все больше отдаляется от нее. Она не может сказать ему, Семетею, что сама его родила. Она не может сказать, что сама приходится ему родной матерью, а не Кумушай, жена Исмаила. У нее от обиды брызнули слезы из глаз. И что-то горькое, непонятное застряло в груди. Слезы лились все сильнее. Она сидела и горько плакала. Был уговор, что никогда Каныкей никому не проговорится, что Семетей ее сын.

Что же будет, если не узнает Семетей, кто же он на самом деле? Каныкей стало страшно. Разве можно, чтобы Семетей не узнал о своем великодушном отце Манасе, о храбром своем народе, о кыргызах, что спасли человечество от чудовищ, и о своих благодатных высокогорных землях Ала-Тоо, вершины которых соприкасаются с Вечным Синим Небом. Слезы лились беспрестанно. «О-о, Тенгир мой! Укажи путь моему бедному сироте в сторону святых земель Ала-Тоо! Дай ему знаки, кто на самом деле его народ. Где вы, благородные чильтане?! Поддержите меня и моего сына ради духа великодушного берена моего!»

Вытирая слезы платком, она посмотрела на своих скакунов, которые паслись рядом с юртой матери Чыйырды. Скакуны Тайтору и Акборчук казались ей лучшими в мире быстроногими рысаками. Вообразилось ей, будто Тайтору бежит среди многих скакунов на скачках в праздник, посвященный вознесению Семетея в ханы Букары. «А почему бы нет?» – мысль, спрятанная в глубине души, против воли повлекла Каныкей на скачки с Тайтору. Постепенно она овладела всем ее сознанием, не отпуская ни на миг, будто ястреб намертво схватил добычу. В конце концов, Каныкей решилась принять участие в скачках со своим любимым скакуном Тайтору. Ему, скакуну Тайтору, в этом году исполнилось шестьдесят асый от роду. Возраст для лошади самый старый. Ну и что? Кыргызы говорят, что у старого волка всегда есть силы еще для одного барана. На одни скачки у старого Тайтору найдутся необходимые силы. Каныкей была уверена в силе скакуна Тайтору. Его привел хан Кошой на похороны великодушного в качестве дара, чтобы выразить соболезнование от имени народа катаганов. Да, подумала Каныкей, возможно, участие Тайтору в скачках станет для Семетея каким-то знаком в жизни. Возможно, как будущий воин, он заинтересуется подвигами Манаса, зятя Атемира и мужа родной тетки Каныкей. Кроме того, Каныкей загадала в скачках будущее своего сына. В том случае, если Тайтору выиграет скачки, Семетей узнает, кто же он на самом деле. Семетей должен служить своему народу, как сын своего народа, как сын Манаса. Если на скачках Тайтору проиграет, то у самой Каныкей жизнь потеряет всякий смысл. В этом случае кыргызский народ потеряет навсегда еще одного сына. Тогда не будет никакого интереса в жизни и для Каныкей.

Опять потекли у Каныкей слезы. Предстала в воображении перед ней мать Манаса Чыйырды. Сейчас ей сто пять лет. Мечтает увидеть Семетея в ордо Манаса в Таласе. Ради этой мечты она до сих пор не прощается с жизнью. Движут ею благородные мысли вернуть своему народу богатыря Семетея. Она родила для народа богатыря Манаса, теперь спасла для народа сына Манаса Семетея. Вот и хочет вернуть его своему народу. Пришло к Каныкей чувство, что она должна получить благословение от Чыйырды на участие Тайтору в предстоящих скачках, устраиваемых Атемиром в честь Семетея. Она немедля прибежала в юрту Чыйырды.

– Дай вам Тенгир, крепкого здоровья, мать моя, – поздоровалась Каныкей со свекровью. – Как вы себя чувствуете?

– Хорошо, доченька, – отозвалась Чыйырды. – Сегодня намного лучше.