Когда только подбегал к заветной двери, ещё на что-то надеялся, но узрев на ней висячий в стальных проушинах траурного вида замок с белеющей в нём бумажной контролькой и чьей-то неразборчивой подписью, сообразил, что чуда и в самом деле не предвидится, а ехать в огромный незнакомый город придётся всё-таки одному.

   - А-а-а, мать твою гребсти раз по девяти!!! - пытался успокоить Ванька сам себя малым петровским загибом, молотя костлявым кулаком дверной косяк, - Бабку в спину, деда в плешь, а тебя, сукина сына, жеребячьим прямо в спину и тихонько вынимать, чтобы мог ты понимать, как имут твою мать, а-а-а!!!

   - Ты чего это тут, Ванюш, разорался с утра пораньше, а? - выглянули из соседней двери насмешливо-добродушные усищи колхозного счетовода Поликарпа Матвеевича, - Слова-то запиши мне, обязательно запиши, мне они по осени пригодятся для общего собрания. А ты никак повадился к нашей Наталке? Свадьбу, бабы бают, на Яблочный Спас сыграете? А что, очень даже хорошая примета! Ты мне морду-то давай не вороти, "бисов сын"! Прошёл с красной девицей по деревне у всех на виду, так женись!

   - По-по-по-... Поликарп Матвеич... Честное слово... И вообще она... - испуганно заблеял Ванька, - Я в том смысле, что она может быть, конечно, и красная, но уж давно никаким таким вашим Макаром сто лет в обед совсем даже и не девица!

   - Ладно-ладно, Вань, считай отмазался! - гулко заржал Поликарп Матвеевич, - Шучу я, сынок! Наталка-то наша, может быть, баба и хорошая, да только не для тебя расцвела эта роза без шипов! Зайди-ка лучше ко мне, дело к тебе одно есть на сто-пятьсот мильёнов.

   Один из старейших и уважаемых работников колхозного правления таинственно поманил за собой ещё не отошедшего от испуга Ваньку, прошёл к своему заваленному бумагами и прочей ерундой столу, вытащил из его выдвижного ящика какую-то серую коробку.

   - Дорогой Ваня! - неожиданно торжественно начал счетовод, - От имени и по поручению отсутствующего здесь по причине подготовки уборочной техники правления, разреши мне вручить тебе ценный подарок в ознаменование, так сказать, успешного окончания школы и неоценимых услуг нашему колхозу на ниве рационализаторства и изобретательства, во!

   Протянув Ване под эту трогательную речь невзрачного вида картонную коробку, Матвеич крепко пожал ему руку и, по-отечески приобняв, подвёл к свободному краешку стола, где стояла четвертная бутыль мутноватой жидкости и какая-то немудреная закуска.

   - Вот, Ваня! - с потаенной гордостью произнёс Матвеич, отродясь не слыхавший ничего о фуршете или шведском столе, - Так сказать, банкет, прям как в лучших домах Лондона и Парижа! Давай-давай, сынок, сегодня нам с тобой можно. Так сказать, повод есть!

   - А что, Поликарп Матвеич, - ехидно поинтересовался Ванька, - Вам в Лондоне и Париже тоже приходилось бывать? Не иначе как проездом на тракторе "Беларус"?

   - Не, Вань, куда уж мне! Я только так, разве что немного по Берлину на танке покатался...

   Чтобы скрыть разом нахлынувшее смущение и заалевшее стыдом лицо, Ваньке пришлось наклонить голову, притворившись, что внимательно рассматривает только что вручённый ему подарок колхозного правления. Посмотрел сначала на рисунок и, не поверив, прочёл тогда вслух найденное тут же на коробке название, модель и страну производителя.

   - Программируемый микрокалькулятор "Электроника Б3-21" для инженерных и научных расчётов, сделано в СССР... Поликарп Матвеич!!! Да это же... это же сумасшедших денег стоит! Я ведь даже и мечтать о таком не смел! А я тут уже логарифмическую линейку себе прикупил за три пятьдесят. Но теперь, теперь, Поликарп Матвеич...

   - Ну а теперь, Ванюша, - прервал его Матвеич, донельзя довольный произведённым им самим эффектом, - Попробуй только не поступи! Душу выну! Триста пятьдесят рублей, копейка в копеечку, стоит! У самого, как у, так сказать, потомственного счетовода, душа кровью обливается, но если для дела надо, то Матвеич в лепёху расшибётся! Чего стоишь как не родной? Давай наливай, обмыть такую дорогую технику надо бы, а не то, не ровён час, сломается ведь, железяка бессловесная, ить как пить дать, сломается!

   Против подобного аргументированного опытом поколений довода Ваньке возразить было, собственно, нечего, да и, по большому счёту, просто неохота. Башка, конечно же, после пары пропущенных ещё дома стаканов уже не ломилась куда-то в дубовую дверь, однако, настроение для абстинентного синдрома было пока достаточно показательным. А потому, больше не мудрствуя лукаво, Ванька разлил обоим по полному гранёному стакану, на что счетовод только довольно крякнул и уважительно прокряхтел в усы что-то неразборчивое.

   - А даму-то на светский раут никто так и не догадался пригласить! - неожиданно, вплоть до испуганного плеска благородной жидкости в поднесённых ко рту стаканах, прозвучал от двери полный внутреннего страдания и наружной укоризны голос всеми забытой, но так и никем не сломленной паспортистки.

   - Да мы тут с Ванюшей, - ужом засуетился счетовод, застигнутый врасплох одновременно по двум преступлениям сразу, включающем в своём составе распитие спиртосодержащих напитков на рабочем месте и спаивание несовершеннолетнего лица, как ни странно, тем не менее, достигшего половой зрелости.

   - Эх, мужчины! - снисходительно вздохнула Наталка, - Время-то уже к обеду, давайте-ка заодно поснедаем что ли. Куды ж вы без нас, женщин, денетесь-то? Я вот тут кое-чего из дому принесла нормально закусить, благо недалече живу. Да и Ванюшу, Матвеич, надо бы в город достойно проводить, "так сказать, от имени и по поручению правления".

   - А вот это ты, Наталка, здорово придумала, дай я тебя поцелую! - приосанился Матвеич, протягивая руки и практически скрытые под пышными усами губищи по направлению к молодой паспортистке, - Давай-давай, солдат ребёнка не обидит!

   - А вот не дам! - решительно выпалила Наталка, поднося маленький, но задорный кукиш к самым усам Матвеича, - Больше никому не дам, хватит, наотдавалась уже! Последний, можно сказать, нормальный мужик из нашей деревни уезжает. Кто остаётся в деревне, а, Матвеич? Только алкаши, сосунки, да вы, старики! Ладно уж, Матвеич, не пыжься! А ты, Ванюша, хороший парень, но больно доверчивый. Ох и непросто же будет тебе в городе! Ты думаешь, почему Лёха-радист укатил поступать без тебя? Не знаешь, Ваня? А я знаю! Да обзавидовался он, когда на днях увидел, какой тебе хотят подарок вручить! Поначалу-то он думал, что это ему приготовили. Ага, щас, лодырю и трусу? Кто в тот раз убежал, а кто остался один против тех озверелых шабашников, что меня хотели... Вот зря ты, Ваня, плохое в людях так быстро забываешь и только хорошее помнишь, зря! А я вот всё всегда помню, и плохое и хорошее! Но о тебе, Ваня, я буду помнить только хорошее, потому как ничего другого от тебя никогда и не видела. За тебя, мой хороший, за тебя!