– Бита пришла, – сообщил он Сержу.
– А, может, что другое?
– Нет, точняк бита. Для разрушения укрытий только ее и используют. А всем остальным арсеналом лупят только прямой наводкой. В смысле, по нам лупят.
– Ух ты! Хорошо, что так, утешил. Значит, наша задача не высовываться и не подставляться.
На это заявление Сержа Братец отреагировал еще одной механической улыбкой. Жутковатой, надо сказать. Лучше б ты так не улыбался, братишка, подумал Серж. За тобой я тоже приглядываю.
На выстрел неприятеля взвод тут же взорвался ответным огнем. Трассы из пэпэшек, ПП-100, прожигая пространство, пролегли над их головами. По кому-то конкретному бойцы стреляли, или же били, что называется, по площадям, понять было невозможно, но лес на той стороне вскоре загорелся. Правда это вовсе не заставило противника отступить, спрятаться в укрытия и перестать стрелять. Завязалась полноценная огневая дуэль, и биты с той стороны пади продолжали прилетать, теперь уже не только по передовой группе, но и по всему ряду траншей.
– Что, ползем дальше?
Лис по своему обыкновению оскалился и вместо ответа толкнул салазки.
Последующие две трети пути они продвигались медленно, незаметно для глаза, как ползают камни. Серж читал, или видел по телевизору, что где-то в Америке по дну высохшего соляного озера неведомо как ползают булыжники, маленькие и большие, оставляя на ровной поверхности борозды-следы. Вот и они, такие же камни, только куда как более уязвимые. Один большой медленно ползущий валун, по которому каждый с той стороны может запустить битой. К тому же для этого вида транспорта поверхность оказалось недостаточно ровной, и лыжи постоянно зарывались в выходы глины или цеплялись за кочки и другие, попадавшиеся на пути, камни. Хорошо еще, что растительности крупней травы на этом участке не произрастало. Да, собственно, на это и был расчет. В конце концов, преодолеть встречающиеся препятствия было возможно, непреодолимых не попадалось, и они толчками, рывками продвигались вперед.
Снег между тем продолжал идти, мелкий, колючий, злой, похожий на крупу сорго, крошки льда и странных белесых рассерженных насекомых. И он, похоже, усиливался. Ветер все больше разгуливался, раззадоривался, отмечая праздник первого снега сложным ритуальным танцем, в котором почти не было прямолинейных движений, а сплошь переходящие друг в друга вихри и пируэты. Он то упирался объемным плечом встречно в их защитную конструкцию, то со всей неистовостью начинал толкать в спину, и при этом не забывал подкидывать пригоршни белой смазки под лыжи. Это действо становилось похоже на метель. Неуклонно холодало, однако земля оставалась теплой, была достаточно эластичной и ползла под воздействием упиравшихся в нее локтей, колен и подошв берцев. Тем не менее, глина, из которой в основном здесь состояла почва, почти не прилипала к одежде и она оставалась в относительной чистоте – по сравнению с тем, что могло быть, продолжайся сейчас дождь.
Серж уже сомневался, правильно ли сделал, что потащил с собой в это предприятие Братца Лиса. Честно говоря, сомнения были с самого начала, но он действовал импульсно, по наитию. Он ведь понимал, что в такой опасной ситуации нахождение рядом человека, на которого нельзя положиться, которому просто не доверяешь – это совсем не лучший выбор. Ну а что было делать? Надо же как-то прояснить ситуацию, понять, что происходит и прекратить, наконец… Прекратить, что? Слова даже не подобрать сходу, чтобы описать, охарактеризовать то, что происходит в его взводе. Верней то, как он чувствует происходящее, потому что кроме его личных ощущений практически ничего конкретного-то и не было. Да имелось странное поведение отдельных личностей, ни с того, ни с сего полезших вдруг на рожон, но что их к этому вынудило? И кто стоял за всем – если стоял? Теория заговора? Преступление? Да, возможно. Тонкое и коварное. Но как его доказать, как вывести на чистую воду того, кто за всем стоит? У него ведь давно, с самого начала, как он только начал вникать в положение дел, возникло ощущение противостоящей ему некой скрытой силы. Она внешне никак не проявлялась, но, он чувствовал, все проникала и всегда находилась рядом. И чтобы заметить ее – его – надо было суметь абстрагироваться от происходящего и взглянуть на все словно со стороны. И тогда он заметил этого парня, который всегда находился неподалеку, присутствовал физически, но как бы отдельно и не при чем, словно за стеклом, смотрел в сторону – если смотрел, – невозмутимо, не участвовал. Слишком нарочито не участвовал. Но и Серж ведь за последнее время привык приглядываться, принюхиваться, вникать. Подозрения возникли вскоре, и постепенно оформились в нечто конкретное, но предубеждение и догадки ведь к делу не пришьешь, нужны доказательства. А где их взять? Вот, пусть актор и дела его говорят сами за себя.
Они продвинулись вперед еще метров на тридцать, может, больше, точно было трудно определить, и совсем выбились из сил.
– Стоп! Перекур! – скомандовал Серж.
Они забрались на внутренний настил, уселись на него, привалившись спиной к защитному экрану. По сторонам от них, от их ног уходили вверх по склону две веревки, ограничивая и отделяя от поверхности темные борозды их следов. Кто-то в траншее, проверяя концы, пустил по ним волну, сначала по левому, потом по правому. Впрочем, с какой стороны смотреть. Серж отстегнул от пояса флягу, напился воды, передал ее Братцу Лису. Потом закурил. Предложил напарнику:
–– Будешь? Что, здоровье бережешь?
Братец не успел ответить, прилетевший заряд ударил по экрану, отбив от него верхний уголок, кусок, впрочем, незначительный. Грохот, как обычно, случился изрядный, такой, что они даже вынужденно склонились долу, ударившись при этом касками.
– Смотри, здоровеньким помрешь… – усмехнулся Таганцев, когда отгремело.
– Не-а, вообще не собираюсь, – в ответ осклабился, откидываясь, Братец.
– А как ты можешь знать? – удивился Серж браваде гоплита. – Все ведь под Богом ходим? А его пути, как известно, неисповедимы.
– Знаю. Про себя я все знаю, точняк.
– Хм… Может быть, не буду спорить. Но тогда мне интересно, а что ты еще знаешь?
– Ты о чем?
– Да обо всем. Например, о том, что происходит – и происходило раньше – у нас во взводе.
– Да я не в курсах, вообще-то…
– Вот только не надо, ладно? Я ведь не слепой, да и, кроме того, уже успел кое в чем разобраться. Ведь это ты для майора Бегунова испытание придумал?
– Может, и я, может, и нет. Какая разница?
– Думаю, для него разница была. Но что вообще за испытание? Он ведь целый майор, а ты…
– Ну и что с того, что майор? Бегунов он, прежде всего, вот пусть и побегает.
– И ты так спокойно об этом говоришь? Теперь? Зная, что с ним случилось?
– Послушай, взводный, никто его силком никуда не гнал. Никакого принуждения, понуждения, ничего такого – не было. Он, в конце концов, сам вызвался. Ему просто обозначили ориентиры. Хочешь, чтобы с тобой считались – пожалуйста, вот от сих до сих. Это нелегко и даже опасно, но возможно. А что бы ты хотел? Всем нынче трудно. Его, кстати, кое-кто отговаривать пытался. Но товарищ майор все обдумал и принял самостоятельное решение. Какие к кому претензии? Он сам себе начальник.
– Да, жестко. Но ради чего все? Ради того, чтобы Туз стал взводным?
– Туз?
– Ну, Туз. Какая разница? Пусть, Демон. А… Я понял, ты сам на это место метишь? Но не пойму я, зачем тебе это? Что такого привлекательного в этой должности? Сплошной геморрой. Даже лычек на погонах не предусмотрено. Потому что и погонов-то как таковых нет.
– Что погоны? Красиво, конечно, но и без них известно, кто есть кто.
– Ну, хорошо. Вот и объясни мне, что такого в должности взводного? Для тебя лично? И вообще, раз уж разговор все равно зашел, расскажи, кто ты таков, откуда? Что за душой имеешь? Да и есть ли она у тебя? Я, честно говоря, что-то даже сомневаюсь.
– Правда? А что, ты не изучил моего досье?
– Откуда же? В Особом легионе, как во французском Иностранном, все личные данные и биографии бойцов засекречены. У меня к ним доступа нет, потому что уровня взводного недостаточно. Так, в общих чертах сообщают, кое-что, когда возникает необходимость.
