Мартин говорит устало и сдержанно: "У нас нет денег, сэр".
"Здесь нельзя установить предел, - отвечает мистер Мэнор. - Я должен только заручиться вашим словом, что, если благодаря моим связям мне удастся спасти вас от виселицы, я получу какое-то вознаграждение за хлопоты от вашего благотворителя".
Одновременно мистер Мэнор обещает им, что он благодаря своему дружескому контакту с надзирателем, мистером Арчером, создаст им более сносные условия, чем многим другим в Ньюгейте, и просит всех их поставить свое имя или знак под документом, который составлен по этому поводу. Конечно, Мэри отделяют от ее товарищей-мужчин, но все получают столь приличные условия в камерах, что впоследствии Батчер говорит на суде, что он ощущал, как будто "из ада попал в небесное царство при переводе в Ньюгейт". И конечно, он единственный заключенный в истории британского судопроизводства, который произнес такие слова.
Мэнор написал письмо о беглецах из Ботани-Бея своему прежнему коллеге Джеймсу Босвелу, эсквайру, владельцу поместья Аучинлек в южной Шотландии, троюродному брату его величества короля Георга III и в то время довольно ничтожному человеку в Лондоне, адвокату, который не выиграл ни одного дела в лондонских судах, любителю изящной литературы (его работа о докторе Джонсоне ныне признается наилучшей в этом жанре), но более или менее презираемому, хотя сам он и его окружение выражают это следующим образом: "Подобострастный и бессовестный, пошлый и педантичный, ханжа и пьяница, одолеваемый фамильным тщеславием и безудержным прославлением достоинства прирожденного джентльмена... все, что другие люди хотели бы скрыть, за что они были бы повешены, если бы это стало известно, - все это эта развращенная душа рассказывала всему свету".
Этот большой толстый увалень сначала был гвардейским офицером. Военная карьера ему не удалась. Затем он попытался добиться известности как опытный донжуан, но для этого он не обладал соответствующей внешностью и не имел денег, так что данный путь тоже совершенно не увенчался успехом и последствиями эксперимента оказались алименты и венерические болезни. Далее он, будучи одним из шотландских пэров, решил стать политиком, членом палаты лордов. Но никто не принимал его всерьез. Когда он наконец обосновался в качестве адвоката в Лондоне, в возрасте 50 лет он выполнял такую работу, которую в других адвокатских конторах выполняет младший клерк или стажер. Однако обо всем этом он пишет без стеснения в своих дневниках, одновременно столь же откровенно порнографических, сколь и слезливо сентиментальных. По странному капризу судьбы эти дневники обнаруживают спустя почти двести лет. И здесь нам открывается совершенно иной облик Джеймса Босвела - филантропа, намного опережавшего свою эпоху, который осмеливался писать сам для себя как самостоятельно мыслящая личность о том, каковы были условия жизни в Лондоне в последние два десятилетия восемнадцатого века.
2
Дневники Босвела и их исследование, проведенное профессором Фредериком Поттлом, открыли связь между Босвелом и Мэри Брайент. И речь идет не о литературном произведении детективного жанра, а о правдивой истории. Дневники Босвела, содержащие материалы об истинном облике этого человека, в настоящее время хранятся в Йельском университете в США, где покойный Фредерик Поттл занимал должность профессора английской литературы. Дневники Босвела имели столь откровенный характер (теперь это определяют словом "порнография"), что было немыслимо издать их в конце восемнадцатого века, не говоря о более поздней, викторианской эпохе. После смерти сыновей Босвела поместье Аучинлек было унаследовано группой дам из полузнати, которые презирали все, связанное с памятью их дедушки. Портрет Джонсона, нарисованный сэром Джошуа Рейнольдсом [56] и поныне считающийся одним из шедевров британского портретного искусства, был унесен из гостиной на чердак и поставлен лицом к стене. Это, конечно, вряд ли удивит нас, так как в то время многие так называемые благовоспитанные люди из образованных классов, скорее всего, предпочитали закрывать глаза на правду жизни. На том же чердаке был обнаружен большой деревянный ящик с дневниками и письмами Босвела.
Как известно, в сбмом сыром платяном шкафу сохраняются кости мертвецов, но редко случалось, чтобы спустя много лет на каком-нибудь скелете сохранилось столько живой плоти, как в рассматриваемом случае - с Босвелом. Многими странными и витиеватыми путями всплыли документы Босвела, некоторые из них использовались в качестве упаковочной бумаги в одном из магазинов в Булони [57], другие были обнаружены эксцентричным американцем старшим лейтенантом Ральфом Хейуордом Исхемом, который приобрел их за столь большую сумму, что сам обанкротился. Чтобы возместить убытки, он продал их Йельскому университету, где профессор Поттл получил возможность изучать их. Исхем проследил родословную Босвелов до старинного поместья Малахайд в Ирландии. В течение многих месяцев он обследовал весь замок, его угловые башни, многочисленные чердачные помещения, погреба, стенные шкафы и старые сундуки и в 1937 году нашел на чердаке над конюшней деревянный ящик, в котором, как он вначале полагал, лежали крокетные молотки. Оказалось, между прочим, что среди прочих бумаг там хранились последние дневниковые записи, сделанные Босвелом незадолго до своей кончины. Там он рассказал о помощи, оказанной им Мэри Брайент, которую он называл Мэри Брод, и четырем остальным участникам путешествия на "Надежде". Между страницами дневника лежали несколько листьев сарсапарильи в небольшом конверте с надписью, сделанной рукой Джеймса Босвела: "Листья из Ботани-Бея, используемые как чай". Благодаря этому дневнику Босвела стала известна судьба Мэри и ее товарищей по возвращении в Англию. Листья сарсапарильи были подарены Йельским университетом библиотеке имени Митчелла в Сиднее, где они находятся и поныне.
3
Джеймс Босвел не терял времени: на следующий день он сообщил в тюрьму Ньюгейт и подарил Мэри Брайент фунт стерлингов и широкопузую бутылку "напитка, с помощью которого мы, шотландцы, устанавливаем знакомство".
"Позвольте мне обратить ваше внимание на дезертиров из Ботани-Бея", продолжает он в письме тюремному надзирателю, так как самое разумное установить добрые отношения с этим неприятным человеком (при встрече он сразу же даст ему несколько шиллингов). "Теперь вы хорошенько позаботьтесь о том, чтобы несчастные беглецы находились в приличных условиях, дружелюбно замечает сэр Джеймс. - В противном случае я буду вынужден жаловаться на вас, мистер Арчер".
Надзиратель кланяется ему, когда он приходит с судебными документами. "Я сделаю, что могу, ваша милость, чтобы обеспечить всем необходимым этих дезертиров, пока их не повесят, - ухмыляется он. - В подтверждение истинности моих слов, будьте добры, спросите моего друга, мистера Мэнора, и вы поймете, что я говорю правду!"
Капитан Эдвард Эдвардс собственноручно расписался в доставке своих узников в Ньюгейт. Их вид описан, о Мэри сообщается следующее: "Мэри Брайент, она же Брод, возраст 25 лет, рост 5 футов 4 дюйма [163 см], каштановые волосы, мертвенно-бледный цвет лица, уроженка Корнуолла, вдова".
"Я хочу поговорить с заключенными. Будьте добры, сначала приведите женщину из дезертиров в следственное помещение".
"С удовольствием, ваша милость". Надзиратель просит одного из помощников привести Мэри. Она вскоре предстает перед Босвелом, исхудавшая, измученная, убитая горем, с безжизненными глазами и в одежде, которая скоро превратится в лохмотья.
Босвел дает понять, что она должна сесть перед ним. "Я буду пытаться помочь вам и вашим товарищам", - говорит он.
Она посылает ему слабую улыбку в знак благодарности.
"В одном вы должны быть уверены: вас не повесят! Статьи в газетах привлекли внимание к вашему делу, что показывает, что не может быть речи о смертной казни".
"Я скорее бы предпочла, чтобы меня повесили, чем послали обратно в Порт-Джексон. Не дай бог пережить то же самое еще раз".
