Эта обида осталась в глубине души на всю оставшуюся жизнь. Он мне показался слишком правильным и весьма серьёзным. Тогда, наверное, притупилась и сгорела во мне любовь. Вскоре мы поженились. Мать тогда сказала, что это бывает со многими женщинами: стерпится – слюбится. Свадьба была скромной, не такой, какие сейчас гуляют новые русские. После окончания института работала в ОКТБ, которое полностью занималось проблемами космонавтики. Работа была очень интересной, один раз в квартал приходилось ездить в командировку в Звёздный Городок. Кирилл подался в науку, окончил аспирантуру, через год защитил диссертацию, стал кандидатом технических наук, преподавал в институте. Стали думать о том, чтобы завести ребёнка. В браке прожили пять лет, а детей всё не было. Посетили несколько клиник. Все считали, что виновата во всём я. Мне пришлось трижды выезжать в оздоровительные профильные санатории. Как-то даже свекровь в шутку сказала: «Оля, может, виноват Кирилл? Так проверься, дай кому-нибудь, смотри – забеременеешь». Конечно, я не монахиня, были случайные связи. Может быть, это помогло, может быть, но на шестом году жизни я всё-таки забеременела. Родила дочку, радости было через край. Всё, казалось бы, счастье пришло в дом. Дома всё шло по наезженной колее, как у всех. Стирка, уборка, готовка, дочка, муж. Ну и о себе, любимой, думала в ракурсе мнения мужа: больше сидеть дома и не высовываться. А Кирилл постоянно ехидничал: «Образованна достаточно хозяйка, коль отличает, где штаны, а где фуфайка». Понравится? Не понравится. Однообразие жизни может постепенно убивать человека. Злобой наполняется весь организм. Муж работал над докторской, по уши увяз в науке. Понятно, ему было не до нас: весь в хлопотах и заботах. Однако ж, ко всему прочему, мне стало понятно моё одиночество, я оставалась где-то на третьем плане, муж стал подозрительно придирчив и ревнив, хотя повода я не давала. Мне стало как-то невмоготу, и я стала его просто ненавидеть. Жизнь проходила стороной, а любви очень хотелось. У нас все заняты либо работой, либо её поиском, остальное – и внешняя политика, и общественный уклад – патриархально, всё направлено на подчинённое, второстепенное положение женщины, особенно замужней. Скукота и быт разъедали жизнь, а любви такой, о которой мечталось, так и не было хорошей у меня. Однажды, проводив дочку в школу, я отправилась прогуляться по магазинам и случайно встретилась с городским художником Борисом Старцевым. Борис был старше меня лет на пятнадцать, среднего роста, с бородой и большой литературной гривой на голове. Нас с ним когда-то познакомила моя подружка Таисия. Борис был обаятельный человек, с тонкими интеллектуальными чертами лица, воспитанный, с покладистым характером, так как вырос в семье известных и уважаемых в городе врачей. Окончил Московскую академию художеств. Он первым напомнил мне о своём знакомстве и пригласил меня к себе в студию посмотреть картины и дать оценку его провинциальному творчеству. Ибо, как он выразился, ему недостаёт критических замечаний постороннего человека и вдохновения на создание шедевра. Чисто из любопытства и желания приобщить себя к миру искусства я отправилась в мастерскую, которая была всего в квартале от места нашей встречи. Его мастерская располагалась на втором этаже в двухэтажном домике дореволюционной постройки. Помещение небольшое, но весьма уютное. С первого взгляда можно было сделать вывод, что он страстно любил свою мастерскую, даже боготворил, так как всякие предметы и мелочи как необходимые предметы для творчества или достижения цели были аккуратно разложены по местам и полочкам. По стенам было развешено много картин, особенно много было пейзажей нашего края: городские кварталы, пейзажи берегов Дона, Аксая и Кундрючинского леса на берегу Северского Донца, несколько натюрмортов. Мы попили кофе, я стала осматривать картины и кой-где высказала свои оценки, замечания и пожелания, вложив в них весь максимум своего дилетантского познания высокого искусства. Борис жил и занимался творчеством как свободный художник и содержался фактически на заказы богатеньких нуворишей. При советской власти ему выделили эту мастерскую как работнику отдела культуры, а позже он её приватизировал. Во всяком случае, он не бедствовал. Он предложил ему попозировать, так как в нём загорелось желание написать с меня портрет женщины, романтической и загадочной натуры. Я не могу расхваливать свои женские достоинства и объективно себя оценить, но знаю: фигура и женские данные давали основание заявить о себе, потому как мужчины частенько смотрели на меня с томным вожделением и, кажется, хрустальной мечтой овладеть моим телом. Иной раз замечала мужской взгляд, который сопровождался открытием рта, из которого того и гляди потекут слюни, как у племенного быка перед случкой. Это сейчас, может быть, я состарилась, а раньше… Борис нашёл во мне какие-то красоты, притягательную силу и что-то ещё, и всё это вызывало в нём эмоции, заставляющие написать портрет женщины для одной из его картин. Я объяснила ему, что времени у меня очень мало: если это займёт не более получаса, то я смогу позировать, когда буду приводить дочь в школу. На этом и согласились. Так я стала приобщаться к миру искусства. Борис был холостяк со стажем, после развода не женился, как он объяснил, потому что не нашёл для себя достойной пары. После трёх или четырёх позирований, когда приходилось примерно час сидеть без движения, было очень трудно. Потом всё пришло в привычку. Мы очень много говорили на всякие темы, начиная с городских сплетен и заканчивая личными делами. Борис часто делал в мой адрес комплименты, отмечал, что я для него, как и Гала для Дали, была вдохновительницей творческих порывов. Мне хотелось как-то помочь ему в его творческих замыслах и одновременно больше узнать о мужчинах, их психологии, характерах. Борис оказался хорошим собеседником и учителем. Его рассуждения о жизни, опыт и умение сыграть на душевных нотах свою музыку меня просто очаровали. У меня постепенно нарастал интерес к Борису, возникло такое приятное и особенное чувство близости. Я поняла, что отдаляюсь от мужа и переключаюсь на Бориса. Появилось чувство нетерпения, ожидания следующего дня, чтобы увидеть и услышать интересного партнёра. О сексе с ним пока не было и мысли, но я всё больше и больше думала о нём. Я влюбилась в него, как говорится, по уши. По мере наших частых встреч в мастерской у меня развивалось чувство и уверенность в своей возрастающей привлекательности. Его комплименты о моей ладно скроенной фигуре, лучезарных голубых глазах и каштановых волосах, вздёрнутом носике, притягивающих к ним мужской взгляд, окрыляли и уносили в царство небесной дали, словно я была царицей в лоне Туманности Андромеды. Кроме того, эти тайные от мужа и чужих завистливых глаз встречи вызывали интригу смешанных чувств: удовольствия и опасности. Через месяц портрет был готов, стараниями Бориса с портрета смотрела женщина, которая по своим внешним данным и одежде могла спокойно соперничать совершенством форм только с лучшими древними изображениями греческой Киприды, богиней любви и красоты. Я была счастлива в тот момент и одновременно расстроена тем, что во мне как манекенщице отпала необходимость, но я с его молчаливого согласия не перестала приходить к нему. Как-то Борис предложил мне позировать ему голой, я была несколько ошарашена таким предложением, смущена и отказала, но наши встречи продолжились. В нём была какая-то сила, которая, как магнит, притягивала к нему и цепко держала. Потом мы начали обниматься перед моим уходом, касаться друг друга. Потом начались поцелуи. Мы несколько раз целовались и обнимались – ничего больше. Затем он сказал, что больше не может сдерживать чувств, что любит меня. Я не смогла не ответить взаимностью. Мне было тридцать шесть лет, я была замужем шестнадцать лет. Вскоре мы стали с ним любовниками. Свою любовную связь с Борисом я держала в глубокой тайне. А дома жизнь для меня превратилась в кошмар. Я становилась эмоциональной рабыней, а хотелось быть свободной. Внешне брак – обычный «совковый». Моему браку завидовали подруги, но я не была счастлива. Борис проявил себя отменным любовником, он разбудил во мне женщину и стал другом. После нескольких месяцев сексуальной связи с ним я почувствовала, что душой и телом люблю Бориса до такой степени, что не представляю дальнейшую жизнь без него. Настолько всё перевернулось, что я готова была развестись с мужем, но передумала, поскольку финансово для меня это было невозможно. Муж – солидный, прекрасный человек, профессор, доктор наук, финансово обеспечен, и вот тебе незадача. Он любил меня, но в сравнении с любовником он – ничто в технике постельной любви. Развод. Борис не настаивал на разводе. Он каждый раз отправлял меня в семью. Жена уходит к нищему художнику. Вокруг начались бы пересуды, сплетни – город маленький. Не лишена мудрости по этому поводу и народная поговорка «О чём думает жена профессора, обнимая простого слесаря? Ответ: „Ум хорошо, а секс слаще“». Это точно про меня. Вся беда оказалась в том, что Борис не хотел брать меня в жёны.