– Можно сказать и так, – протянул скульптор.

– Тогда пройдемте! – Руководитель кинематографического бюро провел Клода Дешанеля в просторное помещение и усадил перед компьютером.

– Здесь – вся наша база данных. Смотрите, выбирайте. Вы можете увеличить любое изображение и вывести его на видеопроектор. Изображения трехмерные, так что вы можете крутить их, как вам угодно, рассматривая с разных сторон – как скульптуры. Женщины сняты в разных ракурсах, так что абсолютное разнообразие вам обеспечено. Когда вы выберите то, что вам понравится, скажите мне – и я тут же свяжу вас с выбранной вами девушкой.

Просмотр изображений потенциальных актрис, хранившихся в банке данных кинематографического бюро, оказался настолько увлекательным делом, что Клод Дешанель даже позабыл о времени. Собранные здесь типы женских лиц и фигур поистине завораживали своим разнообразием. Клод сидел перед компьютером и смотрел, крутил, выбирал, разглядывал. Это увлекало не меньше, чем сам процесс творчества.

В конце концов он выбрал трех женщин – профессиональную актрису из Марселя, студентку из Лиона, занимавшуюся в драматическом кружке при университете и мечтавшую о ролях в кино, и бывшую фигуристку, которая оставила профессиональный каток и жила в Гренобле и также грезила о кинематографической карьере.

Клод Дешанель хотел сначала встретиться с актрисой Женевьев Лоран-Белль в кафе, в котором ей будет удобно, но она отказалась: «Зачем? Давайте я сразу приду к вам в мастерскую».

Через час она уже звонила в дверь. Открыв ей, Дешанель не смог сдержать радостной улыбки: Женевьев Лоран-Белль была в точности такой, какой она была изображена на своих фотографиях. Пожалуй, даже еще лучше…

Отступив на шаг, он несколько секунд восхищенно разглядывал ее. Потом, опомнившись, радушным жестом пригласил в саму мастерскую:

– Проходите, прошу вас!

Женщина прошла в просторное светлое помещение, все углы которого были уставлены небольшими скульптурами и незаконченными работами, которые Клод Дешанель создавал на разных стадиях своего творчества, и с любопытством огляделась. Тряхнув головой, она повернулась к Клоду:

– Ну что ж, я готова позировать!

Он указал на возвышение в центре зала:

– Встаньте, пожалуйста, сюда. – И, – он неожиданно покраснел, – я попрошу вас раздеться. Вы должны позировать мне обнаженной.

– Конечно, – обворожительно улыбнулась Женевьев Лоран-Белль и быстро сбросила с себя одежду. Чуть покачивая бедрами, она прошла на возвышение.

Слегка прищурившись, Клод Дешанель оглядел ее с головы до ног. Формы Женевьев Лоран-Белль были совершенны. Их, пожалуй, лишь чуть-чуть портили слегка тяжеловатые бедра, но скульптор прекрасно знал, как «убрать» эту излишнюю тяжесть из окончательного произведения. Все, можно было начинать.

Он приблизился к Женевьев и помог ей принять ту позу, в которой собирался ее лепить.

– Только чуть откиньте голову назад, – попросил он. – Вот так! Идеально! Superbe!

Размешав гипс, он принялся быстро набрасывать его на проволочный каркас. Вскоре на его рабочем месте появилось сделанное вчерне изваяние Женевьев Лоран-Белль. Клод Дешанель вылепил ее ноги, изящную линию рук и приступил к проработке лица.

– Вы можете подумать о чем-то хорошем? – попросил он. – Мне нужно, чтобы ваше лицо как бы осветила внутренняя улыбка. Только не явная, а именно внутренняя. Да, именно так! – обрадовался он и принялся быстро лепить новое выражение лица женщины в гипсе.

Через два часа Клод Дешанель почувствовал, что полностью выдохся. Напряженная работа забрала у него все силы. Он не жалел себя, выкладываясь по полной. Но зато он был очень доволен результатом.

– Отлично, Женевьев. На сегодня – все. – Он улыбнулся ей. – Вы – молодец. Прекрасно позировали. Даже не ожидал, что у вас так хорошо получится.

Женщина близко подошла к нему. На ней не было ничего – даже легчайшей накидки. Ее белоснежно-матовое тело божественно сияло в солнечном свете, точно изваянное из паросского мрамора.

– Вы оказали мне огромную честь, Клод, выбрав меня в качестве модели для вашей статуи. Я мечтаю, чтобы работа благополучно завершилась и я увидела себя на фронтоне морского вокзала. – И прежде, чем Клод успел ответить, она наклонилась к нему и запечатлела на его губах очень чувственный и исполненный неподдельной страсти поцелуй.

У Клода захватило дух. Женевьев Лоран-Белль была действительно чертовски соблазнительна. Но еще лучше было то, что ему удалось сегодня слепить. Он чувствовал, что находится на верном пути.

Ночью Клод Дешанель проснулся, словно от толчка. Накинув на голое тело халат, он прошел в мастерскую.

Изваяние Женевьев Лоран-Белль стояло на том самом месте, где он оставил его накануне. Но теперь, в ярком электрическом свете, оно уже не казалось Клоду столь же прекрасным. Он медленно обошел его кругом, пристально вглядываясь в свою работу. Сделанные из гипса черты Женевьев Лоран-Белль точно потускнели и уже не выглядели столь совершенными. А вся статуя словно растеряла за ночь всю ту магию, которая присутствовала в ней накануне. Теперь она казалась Клоду просто массой гипса – не одухотворенной никакой идеей, холодной и неживой изнутри.

– Ничего не получилось, – прошептал он.

Вот почему он вскочил посреди ночи и примчался сюда, едва не упав в коридоре. Глаза вчера еще могли обманывать его, но подсознательно он, должно быть, уже тогда почувствовал, что у него ничего не получается.

Или получается плохо.

Женевьев не сумела пробудить в нем настоящего вдохновения. Все надо было начинать сначала.

– Но почему, Клод? Ведь все же было так хорошо. И у вас все так замечательно получалось вчера. – Женевьев Лоран-Белль внимательно посмотрела на него и тихо произнесла. – Может быть, вы просто разуверились в собственных силах? Знаете, у меня порой бывает то же самое – я снимусь в какой-нибудь сцене, все довольны, в первую очередь режиссер и партнеры, а я – нет… и даже не могу понять, в чем дело. Но потом это проходит!

– Я не знаю, в чем тут дело, Женевьев… Мне очень жаль, но у меня ничего не получается. Ничего. – Клод Дешанель кусал губы. – Извините, что я зря потревожил вас. Я, разумеется, заплачу вам за тот сеанс, когда вы мне позировали, но… нам все равно придется расстаться.

– Может быть, нам стоит попробовать еще раз, Клод? – предложила Женевьев Лоран-Белль. В ее голосе появилась обворожительная хрипотца. – Быть может, вчера был не самый удачный день, и лишь из-за этого вам кажется, что все вышло не так, как хотелось?

– Нет, Женевьев, нет… не уговаривайте меня, – с отчаянием выдохнул Клод Дешанель. – Я чувствую, что это – тупик. Мне ведь надо создать не просто статую, а создать шедевр – только так я смогу выиграть конкурс. Иначе вся затея не имеет ровно никакого смысла.

– А со мной у вас шедевра не получится? – медленно произнесла Женевьев Лоран-Белль, и ее глаза сверкнули недобрым обиженным блеском. – Ну что ж, прощайте, Клод!

После того, как Женевьев ушла из его мастерской, Дешанель долго не мог прийти в себя. Ему казалось, что он обошелся с Женевьев недостаточно честно… может быть, даже грубо. Это беспокойное чувство крепко засело у него в груди, разъедая его изнутри. Он бесцельно ходил по комнатам, ерошил волосы, останавливался перед зеркалом… оттуда на него глядело отмеченное усталостью и разочарованием лицо сорокалетнего мужчины, со лбом, изборожденным морщинами и черными глазами, которые за последние дни потеряли свой привычный блеск и стали как будто тусклее. Наконец, он встряхнулся.

«Никто не выиграет этот конкурс за меня, – пронеслось у него в голове. – А мне, чтобы выиграть его, обязательно надо найти подходящую модель».

Слава Богу, Женевьев Лоран-Белль была не последним номером в его списке. Он отобрал еще двух девушек. Кого же выбрать теперь – студентку Сесиль Мирабо или фигуристку Адриенн Тассиньи? «Брошу монетку, – решил он. – Если выпадет «орел», то позвоню Сесиль Мирабо. Если «решка» – то Адриенн Тассиньи».