Следы пережитых потерь выжгли во мне все эмоции. И будучи абсолютно разбитой, истерзанной в длительных страданиях, я не могла биться в истерике. Хотя хотела. Просто не получалось. Взгляд избегал Тима, бегал по серой ряби на воде, по скалистому утёсу, нависающему над нами надёжным укрытием, по бледному силуэту луны, который плавал над морем в зыбком тумане.

— Оксана… — слабый хрип раненого заставил обернуться и склониться над ним. Тим приоткрыл разъеденные морской солью красные глаза под опухшими веками.

— Да? — задрожал ослабленный голос.

— Ты сказала, у тех, кто поступает по велению совести, друзей не бывает… — Тим сглотнул и кашлянул. Капля крови осталась на воротнике моей рубашки. — Но… знай, что я поступил именно по совести, когда бросился на Стивенса, чтобы тот не застрелил вас…

— Тим! — шёпот сорвался на рваный крик. Я обхватила его голову руками, прижала к себе, зарываясь замёрзшими пальцами в мокрые каштановые пряди волос. — Забудь! Забудь ту глупость, которую я тогда сказала. Ведь это всё неправда! Это всё грёбаная ложь! — меня прорвало на рыдания. — Боже, прости меня, Тим! Я тысячи раз была не права. И, чёрт возьми, я ужасно хотела бы отмотать время назад, чтобы ты не остался там, на Кайо дель Пасахе, чтобы не перешёл на сторону Стивенса. Чтобы… — всхлип, — чтобы не умирал сейчас на моих руках!

— Почему же… Это закономерный исход, — на его посиневших губах проступило вымученное подобие улыбки. — Третий лишний. У меня не было другой судьбы. В любовном треугольнике всегда кто-то должен отступить. — Я тихонько взвыла. Плеча легко коснулась рука Тима — успокаивающе, ободряюще. — Знаешь, Оксана… Сначала я жалел. Жалел, что лишним оказался я; представлял, как было бы нам хорошо вместе… ненавидел Джека за это. Но потом понял, что я банально желаю тебя счастья… Именно поэтому я ушёл тогда, именно поэтому отступил и оказался… здесь. — На мгновение в опухших серых глазах проступил прежний задорный огонёк. — Потому что я всегда тебя любил.

— Я… обязана тебе жизнью… многократно.

— Э-эй, не плачь, — пальцы Тима ласково прошлись по моей щеке. — Ты ничем не обязана… Можешь считать свою жизнь подарком. Знаешь, как неприятно умирать? Но я в отличии от тебя успел повидать виды, успел познать любовь, попробовать все запрещённые прелести нашего мира… И мне есть, что вспомнить на смертном одре. Поэтому, Оксана… пообещай мне одно…

Я наклонилась ближе, слеза упала на его щеку. Губы Тима покрыла тень улыбки, и они весомо шепнули, отпечатывая слова в памяти навсегда:

— Проживи жизнь, которую запомнишь.

Он уронил голову. Глаза закатились под веки, а лицо навечно расслабилось. Я вскочила на ноги. Замотала головой в немом отрицании, попятилась назад. Плечо наткнулось на Джека, который всё это время стоял рядом в скорбном молчании. И я разрыдалась, закусив кулак. А после обернулась к Джеку и уткнулась ему в грудь. Его руки обвили меня как никогда прежде нежно, трепетно и лаконично. Эти объятья заменяли все слова, все утешения. Они были важнее всего на свете. Потому что пустые слова — это всего лишь мишура, всего на всего формальность, которая только подначивает ещё пуще разреветься. Настоящая поддержка в поступках.

— Мне жаль, дорогая, — прозвучало необыкновенно искренне. Мокрые глаза болезненно поднялись к лицу Джека. На нём не было ни капли притворства — лишь горечь и сочувствие. Мало кому доводилось увидеть такого капитана Воробья — искреннего, понимающего, знающего — потому что мало кто смог заслужить его доверие, и мало кто сам ему доверял. Я верила. Даже на грани отчаяния — всё равно верила. Потому что узнала его намного больше и глубже, чем другие. Потому что теперь знала — Джек не эгоист. Он умеет быть другим.

— А вот и наши блудные союзники.

Я с натугой оторвалась от Джека. Губы скрасила мрачная усмешка, едва в глаза бросились два огромных мощных силуэта кораблей на фоне бледной розовой зари.

— Надо подать сигнал, — сообщил Джек. Он отлучился и направился из-под каменного навеса, отчего ощущение одиночества сдавило меня душащим холодом.

— Да, — с запозданием шепнула я ему в след. А после наклонилась к Тиму и навсегда закрыла его глаза. — Прощай, Тимми.

И зашагала за Джеком. А впереди, под бледным прощальным утренним заревом, волны рассекали «Летучий Голландец» и «Месть королевы Анны».

====== Глава XXIV. Рассвет ======

В скалах жалобно завывал ветер. Несмелый луч рассвета прорезал облака, и на парусах «Мести…» и «Голландца» заплясали солнечные блики. На палубу я ступила, как несчастный продрогший щенок, которого бросили хозяева — таращась вокруг огромными запуганными глазами и съёжившись, будто в ожидании удара. Джек невесомой тенью пронёсся мимо меня и устремился на мостик к Барбоссе, а я мазнула взглядом по скалистой отмели, на которой навечно осталось тело Тима — и стремительно отвела глаза. Наверное, я превратилась в бесчувственное, полуживое существо, раз смогла о думать о том, что самое важное дело ещё не закончено, а потом услышать и понять лаконичный приказ:

— По ветру! Идём за Стивенсом.

На палубе «Мести…» поднялась суматоха. Хлопнул парус, поймавший ветер. Я привалилась к фальшборту и медленно сползла на палубные доски.

Жестокая реальность сжигала во мне остатки всего живого. Пустота затормаживала, убивала разум и подводила меня всё ближе и ближе к краю. С каждым днём, с каждым часом. С каждым неверным поступком и каждым результатом. Я загоняла в бездну саму себя — сама того не понимая и надеясь, что новый шаг будет правильным. А в результате всё получалось как обычно. Именно поэтому я не рыдала и не оплакивала Тима — потому что теперь знала, что нужды живых важнее, и я обязана исправить то, что ещё можно исправить. Стивенс не мог успеть уйти далеко — и это шанс поставить финальную точку. Главное, не упустить благоприятный момент.

— Хочешь выпить?

Плывущий взгляд остановился на Элизабет Тёрнер и бутылке в её руке. Она качнула бутылью и повела плечами:

— Мне очень жаль. Я знаю, каково это — потерять близкого человека. Кажется, что жизнь на этом закончена…

Я медленно закивала, кусая губы и с трудом поднимаясь на дрожащие ноги. Взгляд замер на палубных досках у бушприта. Я резко вскинула руку, хватаясь за горлышко бутылки — и сделала огромный глоток. Обжигающий ром, вместо опьянения, будто подействовал наоборот — отрезвляюще, вытряхивая забытьё и напоминая о важном и уже не далёком. Ещё глоток, и ещё — пока глаза не заслезились от горечи и солнечного света.

— Ещё ничего не кончено, — я всучила бутылку в руки Элизабет и стремительно покинула палубу.

В полумраке кубрика приятно постукивало дерево. Я не могла понять, почему интуиция привела меня именно сюда — просто чувствовала, что Джек здесь.

— Есть оружие? — пробасила я в темноту. Стук на мгновение прекратился, и из глубин трюма показалась выцветшая бандана кэпа.

— Именно этот вопрос привёл меня сюда, — отозвался он, возобновляя поиски. Я молчаливо прошла рядом и облокотилась спиной о переборку. С ящика съехала тяжёлая крышка, и громыхнул ликующий возглас: — Нашёл!

Я оттеснила Воробья и запустила руку в ящик. Пальцы наугад подхватили первую попавшуюся рапиру и разряженный пистолет. Пока я сурово сопела, закрепляя оружие на поясе, Джек принюхался и издал понимающее «Хм». Я была благодарна за то, что он воздержался от комментариев насчёт алкоголя, которым от меня, оказывается, уже начало разить. Он понимал и прекрасно знал это состояние, когда отсутствие утешений и советов помогает держать себя в руках.

— Что насчёт «Жемчужины»? — я подняла голову и поправила пояс с оружием.

— Она слишком потрёпана боем, чтобы идти за нами.

— Значит, план в том, чтобы догнать и добить Стивенса?

— Да. «Месть…» и «Голландец» отлично вооружены и совершенно целы. «Августиниусу» же и так порядком досталось от «Жемчужины», поэтому шансы на победу у нас высоки как никогда.

Я понимающе кивнула и прикрыла глаза.

— Парус на горизонте! Две мили! — донеслось с палубы. Я дрогнула. Рука обвила эфес.