Из шуршащей листвы вырвались гибкие воинственные фигуры дикарей; воздух снова разрезала стрела. Я едва успела пригнуться. Хилые ступеньки моста застучали под ногами — времени на раздумья не предоставилось, поэтому мост оказался единственным путём. Стоило перепрыгнуть пропасть между двумя дощечками, хлипкая конструкция пришла в движение. Лес впереди закачался, под ногами поехала влажная доска — я едва успела вцепиться в лиановый леер, чтобы не ухнуть в пропасть. Не давая равновесию как следует восстановиться, я кинулась дальше чуть ли не ползком. Сзади истошно и обречённо вскрикнули, что-то ударилось в землю. Я развернулась в прыжке, так, что воздух свистнул в ушах, и встретилась с круглыми глазами Джека. Он лежал на животе, на самом краю ущелья. Его отделял сантиметр до спасительного мостика. Пират попытался суматошно подгрести под себя руки, приподняться на локтях, но чёрно-оранжевые фигуры аборигенов мощной волной обступили его через секунду после того, как в пиратском взгляде прочитался ясный посыл: «беги».
Нога подвернулась, не найдя опоры. Края обломанных досок царапнули по рёбрам, рука в отчаянии ударила по краю доски. Ломающийся мост смачно захрустел, и мир ушёл из-под ног. Вертикальные стены ущелья просвистели мимо. «Нет!» — вспыхнул внутренний голос, пока я отчаянно пыталась ухватиться за воздух, падая в пропасть. Спина ударилась о воду, холодный бурный поток обступил, перед взглядом забурлила поверхность воды, оказавшаяся надо мной. В лёгких сразу же оказалась порядочная бадья воды, отчего глаза судорожно распахнулись. Рывок вверх — но вместо прохлады воздуха, меня завертело в горных порогах. Сила реки перевернула безвольное тело прямо под водой, припечатала коленкой о каменистое дно, и подбросила вверх. В рот шумно ворвался воздух — и тут же вырвался. Волна опрокинула меня на спину, в самую гущу. Рефлекторное барахтанье привело лишь к упадку сил, а я полностью оказалась во власти буйного потока. Вода расступилась над головой. Судорожный вдох — и я снова на глубине. Меня кидало и вертело как в центрифуге, пока маленький водопадик влёгкую не скинул меня в более мирное течение. Рывок вверх — и я оказалась на поверхности. Горные массивы ущелья остались за спиной, закончились резким обрывом. Здесь река разливалась, успокаивалась и несла мирные воды в низких пологих берегах. К одному из них я подгребла на исходе сил и вымученно раскинулась в траве.
Организм решительно требовал передышки, хотя бы минуты спокойствия — даже невзирая на выясненное обстоятельство, что где-то средь этого леса обитает вовсе не дружелюбное дикое племя.
Когда сердце утихомирилось и вернулось на положенное место, электрическим разрядом ударило осознание: «Джек у них. И уверена, выжившие матросы тоже».
— Чё-ёрт… — на выдохе пропела я, переворачиваясь на четвереньки. Взгляд прошёлся по отдалившимся стенам ущелья, по его зелёным вершинам. Страшнее, чем остаться одной в лесу аборигенов, только стать для них ужином. Вдруг они не брезгуют жареной человеческой плотью? Меня бросило в жар. Пошатываясь, я поднялась с колен, и, спотыкаясь, трусцой понеслась в тень деревьев, прочь с открытой местности. Спустя десятиметровку, согнулась пополам и опёрлась рукой о ствол пальмы. В голове на репите засел вопрос: «Что опаснее? Отправиться на поиски кэпа и команды, или прятаться?». Ни то ни другое добра не сулило, и теперь спасительная суша превратилась в настоящий кошмар. И я снова побежала. Не разбирая дороги. Да и была ли она, дорога? Лишь бы подальше от рокового места.
Внутренний голос сопровождал меня ехидными комментариями: «Боже, как банально! Аборигены! Но смертельно, чёрт возьми!». Наверное, проблемы окончательно выбрали объектом пристанища именно меня. Даже не удивительно, что остров оказался новой западнёй — я уже привыкла. Но всё равно бегу в страхе, мечусь в непонимающих «Что делать?!», несусь сквозь джунгли.
Не знаю, сколько времени прошло, но ощущения вернулись только тогда, когда земля резко ушла вниз, и тело плашмя встретилось с голой землёй. Падение привело в чувство, будто выбило из головы какое-то забытье. Я непонимающе моргнула. Лес вокруг молчал. Сзади, с вершины низкого обрыва, ниспадали корни и лианы. Наверху, в кружочке из крон, синело небо — далёкое как никогда. Осознание одиночества окатило ледяной волной. Захотелось в исступлении зарыдать.
Я забилась под обрыв, свернулась калачиком и уставилась в зелёную темноту зарослей, улавливая мельчайшие шорохи, чтобы при нападении незамедлительно дать отпор. Хотя бы попытаться. Шло время. Время, которое можно было потратить на поиски друзей, но потраченное на пустое блуждание средь страхов. Однако действовать надо будет в любом случае — даже если Джек умудрится выбраться самостоятельно (чему я не удивлюсь), я могу так и остаться в неведении и рано или поздно угодить к хозяевам острова.
Зашуршало слева. Рука вцепилась в эфес. Я сочла необходимым вскочить на ноги и замереть в засаде, с микроскопической точностью вглядываясь в мрачный куст. Шуршало недолго — до тех пор, пока оттуда не вывалилась грузная крупная жаба. Облегчённый выдох сорвался с губ. Я вытерла пот со лба, сабля вернулась в ножны. «Господи, я так скоро с ума сойду!» — внутренний голос истерично рассмеялся. — «М-да-а, ну ты и влипла, подруга».
Шорох впереди. Короткий свист в воздухе. Резкая краткая боль в боку чуть ниже рёбер. Взгляд нырнул вниз, натыкаясь на тонкий шип с оперённым концом, торчащий из рубашки. Перед глазами сразу же взорвался бурный фейерверк пёстрой ряби, в ушах зазвенело. Внутренний голос возопил обречённое «Чё-ё-ёрт!». Рука поспешно схватилась за кончик дротика, выдёргивая из тела, но порядочная порция яда, попавшая в кровь, уже делала своё дело: обзор заволокло чёрными пятнами, и меня повело куда-то в сторону. Под щекой оказалось что-то склизкое и холодное. Отчаянно не желая превращаться в никчёмного пленника, я зарычала и вцепилась в эфес сабли немеющей рукой, но он показался тяжёлым как гиря, напрочь завязшим в ножнах, словно в тисках. Вдобавок перед последними миллиметрами взора появились несколько смуглых поджарых фигур. Я пыталась дёргаться, сопротивляться, но воздух превратился в вязкое болото, затормаживающее движения. Кажется, кто-то подхватил под руки, закинул меня на плечо. Моё мычание и попытки молотить кулаками, скорее похожие на поглаживания лапок букашки, увенчались провалом. И резко, будто экран старого телевизора, мир погас. Всё растворилось во тьме.
Перед глазами всё плыло, уши заложило. Сознание возвращалось, а какой-то острый камешек, лежащий под поясницей и упрямо вдавливающийся в тело, подсказывал, что душа ещё не покинула бренную плоть. Я хлопнула ртом, чтобы открыть слуховые проходы, и зажмурилась, смаргивая плывущую пелену. Фокусирующийся взгляд встретился с мутным аборигенским лицом в обрамлении зелёной краски. Оно нависло прямо надо мной и понуро разглядывало.
Я издала звук похожий на визг и мычание одновременно, подорвалась и инстинктивно зарядила кулаком в челюсть незваному наблюдателю. Того откинуло назад, а я заворочалась, пытаясь собрать расползающиеся вялые конечности.
— А-а… Зараза.
Уловив знакомую интонацию, я вздрогнула, а взгляд застыл где-то на земляном полу. Голова поднялась к источнику звука.
Джек, украшенный боевой аборигенской раскраской, болезненно потирал подбородок и шипел как кот.
— Вот почему — почему?! — когда к ней подходишь с чистосердечным желанием помочь, получаешь кулаком в лицо? — несчастно простонал Воробей, обращаясь к грозной безэмоциональной личности с копьём наперевес, что застыл немым стражником рядом с нами.
— Ах-мх… Наверное, потому что твоё желание помочь выглядит как покушение на убийство, — неохотно ответствовала я. Мир обрёл прежние очертания и довелось оглядеться. За спиной Джека расстилалось круглое помещение, стены которого сужались к потолку конусом. Посередине земляного пола трещал маленький костерок, обложенный камнями, а на нём в глиняном котле кипело ядовито-красное варево. В стенах, симметрично друг напротив друга, расположились три прохода, завешанных — неприятная дрожь сотрясла тело — трупами длинных пёстрых змей. У каждого из проходов дежурила группа стражников. Отсветы костра жутко блестели на наконечниках копий и бросали пугающие тени на неестественно глубоко посаженные глаза людей — всех как один обвешанных шкурками убитых зверей и клыками, похожими на акульи. У стен на полу покоились соломенные коврики, на которых, неприлично раскорячившись, сидели несколько женщин. Впрочем, об их половой принадлежности можно было судить лишь по наличию абсолютно обнажённой груди — лица же скрывались под плотным слоем раскраски. Впрочем, она не имела ни капли общего с раскраской воинов, которым нам не посчастливилось попасться: лица женщин покрывались неприметной, растрескавшейся серой краской — наверное, такая цветовая дискриминация обусловливалась тем, что они занимали низший ранг прислуги.
