После выступления я снова сидела в запертой кабинке туалета, пытаясь собраться с силами и не плакать. И все больше спрашивала себя, стоит ли моя никчемная жизнь таких мучений? Приходилось признать: я больше не могу танцевать. Под конец выступления я готова была растянуться на сцене и орать в голос, посылая все и вся к черту. Перед залом, перед Витом. Мечтала позвонить врачу, умолять забрать меня, сделать так, чтобы все попросту закончилось. Нога распухала, пуанты давили все сильнее. Удержала меня от необдуманных поступков только одна мысль: что я без балета? Дочь отвратительных родителей, внучка людей, которые не желали меня знать, и обманутая подружка, из гордости продемонстрировавшая всему свету голую задницу. К слову, пусть от этой самой задницы толку чуть, без балета и ее не останется. Превращусь в одну из тех дамочек, которые ходят летом по улицам в тонких обтягивающих штанах и даже не догадываются, как выглядят сзади.

Я сомневалась, что смогу не выдать хромоту, а потому собиралась сидеть в кабинке до тех пор, пока театр не опустеет. А потом я пойду домой и решу, что делать дальше. На календаре всего пятнадцатое апреля, до конца сезона полтора месяца, и я не смогу их вытянуть. Десять дней репетиций, два балета на сцене, и я сломалась. А мечтала-то, мечтала. Сплошная пустая бравада. Маргарита рассчитала очень правильно: она освободила себе место, лишив меня возможности танцевать. Спасибо еще не машиной переехала!

Дверь туалета скрипнула, послышались женские голоса, и я поспешила поднять ноги на крышку унитаза, чтобы не выдать свое присутствие.

— Спонсор что-то зачастил, опять сегодня в зале. Девочки сразу заприметили его, — услышала я голос одной из балерин.

— Это те, которые в сауне с ним отжигали? — рассмеялась вторая.

— Говорят, не было его, — блеснула осведомленностью первая.

— А ты знаешь, кто из девочек был? — тут же с жаром спросила третья.

Не будь я так обессилена, хмыкнула бы, поражаясь наивности приятельниц той первой. И правда, кто же там был?

— Да все знают… кроме Адама. Просто никто не хочет стучать.

Никто не хочет стучать, чтобы убрать соперницу? Может, будь я такой же дурой, как вторая и третья балерины, жизнь бы стала намного проще и приятнее?

— Кстати о спонсоре. Видели сегодня на поклоне Павленюк? — ехидно поинтересовалась третья, будто почуяв меня.

— Казалось, что она растянется прямо на сцене. Восстановилась она, как же. Сидит поди на наркоте, дабы место не терять.

— Ты думаешь, она на «звездной пыли»? — послышалось с придыханием.

Я обмерла. О да, «звездная пыль» — легенда последних лет. Прорыв в мире синтетических наркотиков. Доза — и ты свободен от боли. В смысле, совсем. Отсюда и название: звездная. Рассчитана на спортсменов и танцоров, которые не хотят уходить из-за травмы по тем или иным соображениям. Совсем для меня. Но только есть проблема: это не просто обезболивающее, это именно наркотик со всеми последствиями в виде привыкания и влияния на психику. Кроме того, поговаривают, если вколоть побольше, можно ногу себе отрезать — и не почувствуешь. В общем, опасная штука: переломаешь все кости — не заметишь.

— Да не может быть. На «пыли» так плохо быть не может. Хотя откуда мне знать? — раздраженно спросила самая осведомленная балерина, которую я никак не могла идентифицировать по голосу. Она из новеньких в кордебалете, видимо. — Но Павленюк ненормальная: ради партии пойдет на все. И с психикой у нее не все в порядке, в точности как у мамаши.

— Ну не знаю… — недоверчиво протянула третья. — Думаешь, никто бы не понял, если б у нее появились признаки шизофрении?

— Да неважно. При ней отца зарезали, слышали? Мать на ее глазах взяла нож, воткнула ему в спину и гоготала, как безумная, пока не приехала полиция. Думаешь, у Павленюк после такого все с головой нормально?

— Поправочка: ее мать не как безумная, она именно безумная.

Они вышли из туалета, хихикая, исключительно довольные собой, а я покачала головой на их домыслы и слезла с унитаза. Дьявол, все понимали, что со мной творится, просто никто не мог доказать.

Когда я все же доковыляла до гримерной, на телефоне маячил пропущенный звонок от Вита. Судя по всему, перезванивать он не стал, а ограничился сообщением:

«Благодарю, но это было более скованно, чем обычно».

«Это временно».

Отправив свое обещание в скором времени «восстановиться полностью», я вздохнула и набрала номер Эда. Мне нужна была прежняя Наталья Павленюк, причем срочно. И вернуть ее могла только «звездная пыль».

Эд был против. Как человек тактичный, он не угрожал сдать меня с поличным, но чувствовалось, что подумывал. Поэтому я была предельно тактична и деликатна. Едва он услышал о «пыли» — сорвался с места и явился прямо в театр. Отвез меня домой (что было очень кстати, учитывая мое состояние), а потом мы спорили до четырех часов ночи. Никогда не забуду, с каким пришибленным видом фотограф закрывал за собой дверь. Мне даже померещилось, что он готов расплакаться. Из-за меня! Из-за того, что я собиралась сделать с собственным телом. Но переспорить меня у Эдуарда не вышло. Мы сошлись на том, что «пыль» я буду принимать только перед выступлениями, а все остальное время продолжу гробить себя обычными таблетками.

Впрочем, ни на что иное я и не рассчитывала. Когда тебе со всех сторон говорят, что с такой наследственностью любой психотроп может довести до психушки, волей-неволей станешь осторожнее. И все это звучало предельно разумно и обоснованно, но… я не была готова к тому, что чертов наркотик внезапно станет долгожданным спасением от всего.

Игла вошла в стопу так глубоко, что пришлось закусить губу, дабы не застонать в голос. И пока я давила на поршень шприца, руки дрожали, в голове крутилась единственная мысль: что ты творишь, Павленюк? Остановись, пока не поздно! Это никакие не игрушки!

Я едва успела спрятать в сумке шприц, когда в дверь постучали, предупреждая, что до выхода на сцену десять минут. Я сначала испугалась, что наркотик не успеет подействовать, но все прошло как по маслу. Едва свет прожекторов ударил в лицо, я почувствовала себя одной из мириады пылинок, движущихся в его лучах. Зал рукоплескал прямо в ушах, приветствуя свою звезду. И вообще все чувства усилились многократно. Боль исчезла полностью, и тело было настолько легким, будто вообще не моим.

«Обещай колоть непосредственно перед выступлениями, по минимальной дозе».

Минимальной дозы оказалось достаточно, чтобы боль исчезла полностью, а мир стал не более, чем отголоском моих чувств. Я слышала бег крови в жилах и биение сердца — каждый его удар. Внезапно я стала лучшей Наташей, воспарила над собственным телом и всеми проблемами. А зрители показались далекими и неважными.

Даже Вит. Мне было плевать, пришел он или нет, и если нет — с кем он сейчас. Мой мир был прекрасен и без него, наконец-то. Если я и хотела, чтобы он был в зале, так только для того, что восхитился моей независимостью. Приняв «звездную пыль», я обрела свободу, о которой грезила годами. От прошлого, от истерзанного тренировками тела, от мужчины, который меня не заслуживал. Я задышала полной грудью. Впервые. Я могла танцевать. Я могла танцевать без боли.

«Пыль» сделала то, что не мог ни один человек в этом мире — она подарила мне счастье. Я кружилась под музыку, окутанная светом — всего лишь пылинка, прекрасная, естественная, невесомая, движущаяся в потоке других. Вместе с ними, а не против. Кто-то был рядом, помогал, кружил меня в объятиях, тело само знало, что делать, я же наслаждалась каждой минутой, забыв обо всех проблемах. Свободная.

Возвращаясь домой после этого выступления, я улыбалась и корила себя за трусость. Почему я не обратилась к наркотику сразу, почему сначала нужно было довести себя до состояния полного отчаяния и морального истощения? И Адам еще… впервые за все годы, что я прима, он выскочил на сцену из-за кулис и бросился целовать меня на глазах у зрителей. Получается, наркотик, название которого произносили исключительно шепотом и с придыханием, подарил мне то, чего не могла ни одна самая усердная работа. Невидимые крылья, которые раскрылись за спиной, ослепляя всех вокруг своим великолепием. Даже балетмейстер не устоял!