– А куда здесь нажимать? – спросила она и пальчиком с накладным ногтем показала: – Сюда? Ой!

Спуск у пистолета работал легко, только прикоснись. Он и сработал. Выстрел случился внезапно, неожиданно. Пуля, расталкивая воздух, точно поршень, ввинтилась в небо в сантиметре над головой Сержа. Испугаться он не успел, как вообще ничего не успел с той девицей сделать. Кротов находился рядом. С криком «Стоп! Все стоп! Прекратить стрельбу!» он подскочил к девице и отобрал у нее пистолет.

– Что вы тут, совсем мозги отключили? Куда смотрите? – набросился он на Сержа. – Да вы полуофицер еще! Кто вас только из училища выпустил? Идите к автобусу, от греха подальше, без вас обойдемся!

До конца стрельб Серж курил в сторонке. Настроение было безнадежно испорчено, будущее выглядело мрачным. Даже то, что он мог бы сейчас лежать тут же, на земле, с дыркой в голове и в полном безразличии к табакокурению, но не лежит, не радовало. Девица в розовом издали поглядывала в его сторону, но подойти не решилась. Позже Серж узнал, что она – жена Хостича, Оксанка, Юра сам за нее извинялся.

А вот с Кротовым отношения у Сержа испортились навсегда, и после того случая на стрельбище было между ними еще несколько стычек мелких и покрупней. Тут все сложилось для Сержа не слишком удачно. Возможно, он просто высунулся не вовремя, или случай вытолкнул его вперед – там, где не следовало. Но, видимо, главная причина заключалась все же в личности Кротова.

Кротов был карьеристом по складу характера, но по жизни – карьеристом-неудачником. Должность заместителя начальника штаба по режиму оказалась для него ловушкой. В свое время он думал, что легко с нее перескочит выше, но годы шли, а ничего не происходило, и чем ясней он понимал, что пик его карьеры позади, тем сильней портился его характер. Он стал законченным мизантропом – вообще, и по отношению к молодым перспективным, олицетворением которых для него являлся Серж, в особенности. Поджарый, седой, похожий на Гриценко в роли Вадима Рощина, только без усов. Плюс темные очки и запах коньяка, которым Кротов стал частенько лакировать действительность, особенно по выходным, доводя свой образ до совершенства. «Темные очки запаха не устраняют», – посмеивались в штабе. Кто-то ловкий на язык придумал Кротову прозвище – штабс-подполковник, и оно приклеилось. Но ЗНШ внимания на досужие разговоры не обращал. К тому же, дело свое он знал и обязанности выполнял безукоризненно. И тут – такой провал. В общем, было от чего Сержу держаться настороже, чего опасаться.

– Входите, Таганцев!

Кабинет Кротова был скорее пуст. Стол буквой Т, пара стульев, шкаф, сейф, причем все это сконцентрировалось в дальней половине комнаты, если разделить ее воображаемой линией, у окна, под которым, спиной к нему, восседал сам подполковник. От входа до середины, комната оставалась совершенно пустой. Никаких признаков чинопочитания в виде портретов начальников, только голые выбеленные стены. В качестве единственной индивидуальной черты служебного помещения – его необыкновенная чистота. Полы выскоблены, пыль протерта, паутина отсутствует. Даже графин на сейфе отмыт, сияет, как хрустальный, и доверху наполнен прозрачной водой. Один единственный стакан рядом с ним на подносе, перевернут вверх дном.

Кротов на своей половине, за столом, точно в бункере. К себе не приглашает, руки не подает, садиться не предлагает.

Серж остановился в двух шагах от стола.

– Рассказывайте, Таганцев.

– О чем рассказывать, товарищ подполковник?

– Все, что знаете по вчерашнему делу.

– Я знаю не больше, чем все остальные.

– Ой ли?

– В каком смысле? На что это вы намекаете?

– Давайте, капитан Таганцев, сразу с вами договоримся, что вы не будете мне здесь придуриваться. Порядок такой: я спрашиваю, вы отвечаете на поставленный вопрос. Кратко, четко, по существу. Вам ясно?

– Ясно, товарищ подполковник. Я так и отвечаю.

– Не заметно, что так. Ладно, я спрошу по-другому: что вам известно о роли во вчерашних событиях бывшего офицера КП Корпуса и вашего друга Геннадия Хлебчикова.

– Мне о его роли ничего не известно.

– То есть, вы его покрываете?

– Никого я не покрываю. Просто никаких фактов у меня нет. Я Хлебчикова давным-давно не видел, и ничего о нем не знаю.

– Но про пароль на обратной стороне доски вы знали?

– Случайно. Видел однажды, как записывали…

– Кто записывал?

– Хлебчиков…

– Значит, вы не отрицаете…

– Послушайте, товарищ подполковник! Я ведь мог промолчать, и никаких вопросов не было бы.

– Может, вам просто ума не хватило промолчать, кто знает? Но теперь этот факт зафиксирован, никуда от него не деться.

– Ум здесь ни при чем. Я и сам хочу, чтобы виновный в проникновении на КП и краже был изобличен.

– Вот как? Ну, ну. Хотелось бы верить. Ладно, закончим наш разговор. Подчеркиваю, он предварительный, и, чует мое сердце, далеко не последний. Думаю, уверен, что мы еще не раз с вами побеседуем. Вообще, должен вам признаться, что давно за вами наблюдаю. Скажу откровенно, вы мне не нравитесь, Таганцев. Считаю, что все зло в армии от таких, как вы, везунчиков и папенькиных сынков. Поэтому буду стараться, чтобы вы получили по заслугам. Не больше, но и не меньше. И едва только будет доказана ваша связь с Хлебчиковым в этом деле, правосудие тотчас и восторжествует, поверьте. Поэтому, если что-то такое есть, мой вам совет, немедленно облегчите душу чистосердечным признанием. Оно вам зачтется. Нет? Напрасно. Ну, идите пока. Думайте…

Закрыв дверь и оставив за спиной Кротова в его бункере, Серж остановился, какое-то время не решаясь двигаться ни в одну сторону. Пространство вокруг вдруг представилось ему враждебным, оно будто сдавило его со всех боков, прижалось к ушам шерстяными ладонями, наполнило их белым шумом. Ш-ш-ш-ш-ш… И, перебивая его, ритм пульса в висках. Ничего себе, думал он оторопело. Ни сном ведь, ни духом, и вот уже я, вроде, и главный подозреваемый. А с Кротова станется, он что угодно доказывать будет. И докажет-таки, особенно, если других версий не возникнет. Ничего себе… Что теперь делать? А делать надо.

Подумав лишь мгновение, он двинулся обратно, на КП. Что делать в первую очередь, ему ясно было еще вчера. Он, собственно, и пытался – искать Гешу. Но события начинали набирать ход, они ускорялись и уже подталкивали его в спину, поэтому следовало поторапливаться.

Едва он вошел на КП, все взгляды устремились на него. Он поднял вверх руку, сигнализируя, что жив, и что все в относительном порядке, но его буквально у входа перехватил Лукьянович и тут же отвел в сторону, все к тому же окну.

– Ну, что? Как там? Кротов наезжает?

– Да, строит предположения и требует чистосердечного признания. Явка с повинной также приветствуется.