Заморгав, Крис открыл глаза – туманные глаза, как всегда называла их Гас, такие непостижимо светлые на фоне смуглой кожи и темных волос.

– Я детектив Марроне из полиции Бейнбриджа.

– Детектив, Крис испытал ужасную травму, – сказал Джеймс. – Я не понимаю, почему нельзя с этим повременить.

Крис сжал руками край одеяла и взглянул на детектива:

– Вы знаете, что случилось с Эмили?

Энн-Мари не сразу поняла, хочет мальчик узнать об этом или собирается в чем-то признаться.

– Эмили, так же как и тебя, доставили в больницу. – Она нажала на кнопку шариковой ручки. – Крис, что вы делали сегодня ночью на карусели?

– Мы поехали… ну, подурачиться. – Он потянул за край одеяла. – Взяли с собой «Канадиан клаб».

У Гас отвисла челюсть. Крис, работающий вместе с ней волонтером в обществе «Матери против вождения в нетрезвом виде», ездит за рулем нетрезвым?

– Это все, что у вас с собой было?

– Нет, – прошептал Крис. – Я взял с собой отцовский револьвер.

– Что?! – воскликнула Гас, делая шаг вперед, и в тот же момент Джеймс что-то возразил.

– Крис, я просто хочу узнать, что произошло этой ночью, – не моргнув глазом, сказала детектив Марроне и пристально посмотрела на парня. – Мне нужно знать твою историю.

– Потому что Эм не может рассказать вам свою, да? – подавшись вперед, спросил Крис. – Она мертва?

Гас не успела подойти к кровати и обнять сына. За нее это сделала детектив Марроне.

– Да, – ответила она, и Крис разразился рыданиями.

Его спина – только то, что было видно Гас из-за объятий женщины-полицейского, – сотрясалась от приступов кашля.

– Вы поссорились? – отпуская Криса, тихо спросила она.

Гас почувствовала тот самый момент, когда до Криса дошло предположение детектива. «Убирайтесь!» – хотелось ей крикнуть в диком порыве защитить сына, но оказалось, она не в состоянии проронить ни слова. Она поймала себя на том, что, как и Джеймс, ожидает от сына возражений.

Усомнившись на долю секунды, что он станет возражать.

Крис яростно затряс головой, словно сейчас, когда Марроне заронила ему в голову эту мысль, надо было физически избавиться от нее.

– Господи, нет! Я люблю ее. Я люблю Эм. – Он подтянул к себе колени под одеялом и спрятал в них лицо. – Мы собирались сделать это вместе, – пробормотал он.

– Что сделать?

Хотя вопрос задала не Гас, Крис взглянул на мать, и на лице его отразился страх.

– Убить себя, – тихо произнес он. – Эм собиралась уйти первой, – объяснил он, по-прежнему обращаясь к Гас. – Она… она застрелилась. А я не успел сделать то же самое, поскольку приехала полиция.

Не думай об этом! – молча приказала себе Гас. Просто сделай что-нибудь. Она подбежала к кровати и обняла Криса, оцепенев и не смея поверить своим ушам. Эмили и Крис? Совершают самоубийство? Это просто немыслимо, но тогда остается только одна, еще более ужасающая альтернатива. Та самая, которую предположила детектив Марроне. Невообразимо было представить, что Эмили может убить себя, но еще более нелепо предполагать, что ее убил Крис.

Гас подняла лицо над широким плечом Криса и взглянула на детектива:

– Уходите! Сейчас же!

Энн-Мари Марроне кивнула:

– Я с вами свяжусь. Сочувствую.

Когда детектив ушла, Гас продолжала баюкать Криса, спрашивая себя, сочувствует ли женщина тому, что произошло, или тому, что случится после ее возвращения.

Майкл, уложив сонную Мелани в постель, так как на нее подействовал валиум, выписанный врачом скорой помощи, сидел на краю кровати, пока не услышал, как ее дыхание выравнивается. Он не хотел уходить, не убедившись в том, что и ее не отнимут у него тоже.

Потом он прошел по коридору к комнате Эмили. Когда он открыл дверь, на него нахлынул поток воспоминаний, словно внутри была закупорена сущность его дочери. У него закружилась голова, и он прислонился к дверному косяку, вдыхая свежий пряный аромат духов Эмили, маслянистый, этиленовый запах подсыхающего полотна с недавней работой масляными красками. Он прикоснулся к еще влажному полотенцу, перекинутому через спинку кровати.

Она вернется, она должна вернуться – осталось слишком много незаконченных дел.

В больнице Майкл разговаривал с детективом, которому было поручено это дело. Майкл предполагал, что произошло групповое нападение преступников в масках, стрельба из движущейся машины. Он представлял себе, как его руки смыкаются на горле человека, отнявшего жизнь его дочери.

Он даже вообразить себе не мог, что этим человеком была Эмили.

Но детектив Марроне поговорила с Крисом. Она сказала, что хотя любое подобное дело – один выживший, один убитый – будет рассматриваться как убийство, но Крис Харт рассказал о двойном суициде.

Майкл пытался вспомнить детали, разговоры, события. Последний разговор с Эмили состоялся у него за завтраком.

– Папа, ты не видел мой рюкзак? Нигде не могу его найти.

Был ли это своего рода код?

Майкл подошел к зеркалу, висящему над комодом Эмили, и увидел в нем лицо, очень похожее на лицо его дочери. Упершись ладонями в комод, он случайно задел маленький тюбик с бальзамом для губ. Внутри, в желтом полупрозрачном парафине, был отпечаток пальца. Был ли это ее мизинец? Не один ли это из ее пальцев, которые целовал Майкл, когда она маленькой упала с велосипеда или прищемила ящиком стола?

Выскочив из комнаты, он тихо вышел из дому и поехал на север.

Симпсоны, чья призовая чистокровная кобыла едва не околела на прошлой неделе, производя на свет двух жеребят, были удивлены, застав его в конюшне на рассвете, когда пришли покормить лошадей. Они сказали, что не вызывали его и в прошедшие дни все шло хорошо. Но Майкл, махнув рукой, уверил их, что в случае сложных родов предусмотрено бесплатное контрольное посещение. Он стоял в стойле, повернувшись спиной к Джо Симпсону, и наконец мужчина, пожав плечами, ушел. Майкл погладил кобылу по гладким бокам, дотронулся до пушистых грив ее потомства, стараясь напомнить себе, что когда-то обладал способностью исцелять.

Крис проснулся с ощущением, что у него в горле застрял кусок лимона, а сухие глаза забиты дробленым стеклом. Страшно болела голова, но он знал, что причиной тому падение и швы.

В ногах кровати свернулась калачиком его мать, отец спал в единственном кресле. Никого больше в палате не было. Ни медсестер, ни врачей. Ни детектива.

Он попытался представить себе Эмили там, где она сейчас. В похоронном бюро? В морге? Где здесь морг, кстати… Он не указан на этажах около лифта. Крис неуклюже задвигался, морщась от головной боли, пытаясь вспомнить последнее, что сказала ему Эмили.

У него болела голова, но сердце болело гораздо сильнее.

– Крис? – Голос матери обволакивал его, как дым. Она села в изножье кровати, на ее щеке отпечатался след от одеяла. – Милый, ты в порядке?

Он почувствовал на щеке ладонь матери, прохладную, как речная вода.

– Голова болит? – спросила она.

В какой-то момент проснулся отец. Теперь родители сидели по обе стороны от кровати. На их лицах были написаны сострадание и боль. Крис повернулся на бок и закрыл лицо подушкой.

– Когда вернешься домой, – сказала мать, – тебе будет легче.

– Я собирался одолжить на выходные колун для дров, – добавил отец. – Если врачи тебе разрешат, не вижу причины, почему не заняться этим.

Колун для дров? Долбаный колун для дров?

– Солнышко, поплачь, поплачь, – погладила его по плечам мать, повторяя одну из банальностей, которые вчера проповедовал психиатр скорой помощи.

Крис как будто не собирался убирать подушку с лица. Мать несильно потянула за ее край. Подушка упала с больничной койки, выставляя напоказ покрасневшее рассерженное лицо Криса с сухими глазами.

– Уходите прочь, – четко выговаривая каждое слово, произнес он.

И, только услышав в конце коридора звонок лифта, Крис поднес к лицу трясущиеся руки, прикасаясь пальцами к бровям, носу и пустым окнам глаз, пытаясь понять, во что он превратился.