Боб воскликнул: «Если тебе не сложно, Джим!» – и тут в соседней комнате зазвонил телефон.

– Наверняка ваша сестра, – предположила Хелен. – Второй раз за сегодня.

– Скажи, что меня нет дома, Хелли. – Джим снял носок и бросил на паркетный пол, потом запустил вторым ботинком в угол. – Боб, а ты давно общался со Сьюзан?

– Несколько месяцев назад. Я тебе говорил, мы поругались из-за сомалийцев.

– Откуда в Мэне люди из Сомали? – через плечо спросила Хелен уже в дверях. – Кто вообще согласится приехать в Ширли-Фоллз не в кандалах под конвоем?

Боб всегда удивлялся, откуда в Хелен столько неприязни по отношению к их малой родине и почему она даже не пытается этого скрывать. Но Джим просто ответил:

– Они в кандалах. В кандалах бедности. – С этими словами он бросил второй носок на первый, но промахнулся, и носок повис на углу журнального столика.

– Сьюзан жаловалась мне, что они наводнили город, – продолжал Боб. – Мол, табунами приезжают. Три года назад их было всего несколько семей, а теперь две тысячи человек, и всё едут и едут. Оглянуться не успеешь, как вот он, еще один автобус, а в нем еще сорок душ. Я ей сказал, что она устраивает истерику на пустом месте, а она заявила, что женщин вечно обвиняют в истериках на пустом месте, что же касается сомалийцев, то я просто ничего не знаю, поскольку сто лет не был в Ширли-Фоллз.

Хелен вернулась в комнату:

– Джим, ей на самом деле очень надо с тобой поговорить. Она так расстроена, я не смогла соврать. Сказала, что ты пришел. Извини, милый.

– Ничего. – Джим погладил ее по плечу, направляясь к телефону.

Хелен спокойно подобрала его носки, и Боб задумался – может, если бы он сам убирал верхнюю одежду, как Джим, его жена меньше бесилась бы из-за разбросанных носков.

В соседней комнате повисло долгое молчание, потом Джим начал задавать вопросы, так тихо, что Боб и Хелен не разобрали ни слова. Снова долгая пауза и негромкий голос. Хелен рассеянно вертела сережку в ухе.

– Хочешь еще выпить? – Она вздохнула. – Похоже, это затянется.

Однако им обоим было не до виски. Откинувшись на спинку дивана, Боб смотрел в окно на идущих с работы людей. Он жил в каких-то шести кварталах, на другом конце Седьмой авеню, но никому из его соседей и в голову не пришло бы пошутить про здешних обитателей – дескать, проблемы в общаге. На этом конце Седьмой авеню все были очень серьезные – банкиры, врачи, журналисты с кожаными портфелями. Боб подивился разнообразию проплывающих мимо него сумок черного цвета – особенно в руках у женщин. Здесь на тротуаре не валялся мусор, а в маленьких садиках перед домами росли подстриженные кусты.

Джим повесил трубку, и Боб с Хелен обернулись на звук. Джим с наполовину развязанным галстуком остановился в дверях.

– Отпуск отменяется, – произнес он и яростным жестом содрал галстук. Хелен выпрямилась. – Нашего племянника вот-вот арестуют. – Лицо его побледнело, глаза сделались маленькими. Он опустился на диван и обхватил голову руками. – Господи, это же будет во всех газетах. «Племяннику Джима Бёрджесса предъявлено обвинение».

– Он кого-то убил? – спросил Боб.

Джим поднял голову:

– Ты в своем уме?

Как раз когда он раскрыл рот, чтобы это сказать, Хелен осторожно предположила:

– Проститутку?

Джим затряс головой, как будто ему вода попала в ухо, и произнес, глядя на Боба:

– Нет, он никого не убил. – Потом перевел взгляд на Хелен: – И тот, кого он не убил, не был проституткой. – Джим поднял глаза к потолку, прикрыл их и сказал: – Наш племянник, Закари Олсон, швырнул замороженную свиную голову в раскрытую дверь мечети. Во время молитвы. В священный месяц Рамадан. Сьюзан говорит, что Зак не знал, что такое Рамадан, и я ей охотно верю, потому что она сама узнала о нем из газет. Свиная голова была уже подтаявшая и запачкала кровью ковер, а на покупку нового у мечети нет денег. По мусульманским законам ковер теперь положено очистить семь раз. Вот что устроил наш племянник.

Хелен посмотрела на Боба. На ее лице отразилась растерянность.

– А почему это должно попасть в газеты, Джим? – наконец спросила она тихо.

– Ты что, не понимаешь? – так же тихо отвечал Джим, повернувшись к ней. – Преступление на почве ненависти. Представь, что ты захватила синагогу в Боро-Парке и заставила там всех есть бекон с мороженым.

– Ясно. Я не знала. Не знала я этого про мусульман.

– Его обвиняют в преступлении на почве ненависти? – спросил Боб.

– На парня хотят повесить все, что только можно. Уже ФБР привлекли. В генеральной прокуратуре штата собираются вчинить ему нарушение гражданских прав. Сьюзан говорит, это уже в новостях по государственным каналам, но она сейчас невменяемая, не знаю, так ли это на самом деле. Якобы какой-то репортер из Си-эн-эн оказался в городе, услышал эту историю и решил пустить в новости по всей стране. Господи, как можно случайно оказаться в Ширли-Фоллз?!

Джим взял пульт, навел его на телевизор и бросил рядом с собой на диван, так и не нажав кнопку.

– Нет, только не сейчас. Как же я этого не хочу! – Он потер ладонями лицо, запустил пальцы в волосы.

– Его задержали? – спросил Боб.

– Нет. Полиция ищет какого-то гопника, а нужен им не гопник, а наш девятнадцатилетний идиот-племянник. Зак, сын Сьюзан.

– Когда это случилось?

– Два дня назад. По словам Зака, то есть по словам Сьюзан, он был один и «просто пошутил».

– Пошутил?!

– Ну да, пошутил. Понятно, «глупо пошутил». Так Сьюзан выразилась. Он швырнул голову и удрал, никто его не видел. Якобы. Потом он услышал о своей выходке в новостях, испугался и рассказал матери. Она, конечно же, в панике. Я велел немедленно идти с ним в полицию, ему не придется сразу давать показания, но Сьюзан слишком напугана. Боится, что его оставят на ночь в участке. Не хочет ничего делать, пока я не приеду. – Джим обмяк на диване и тут же выпрямился. – Вот черт! – Он вскочил и стал ходить туда-сюда перед окнами. – Глава полиции сейчас некий Джерри О’Хейр. Впервые о нем слышу. Сьюзан говорит, что встречалась с ним в старших классах.

– Два свидания, – сказал Боб. – Потом он ее бросил.

– Это хорошо. Может, чувство вины заставит его обойтись с ней получше. Она собирается позвонить ему утром и пообещать привести Зака, как только я приеду.

Джим походя ударил кулаком по дивану и уселся в качалку.

– Адвоката она наняла? – спросил Боб.

– Сперва я должен его найти.

– А ты никого не знаешь в генеральной прокуратуре? – спросила Хелен, снимая пушинку с колготок. – Там наверняка много лет одни и те же лица.

– Я хорошо знаю самого прокурора, – громко сказал Джим, крепко сжав подлокотники и раскачиваясь взад-вперед. – Мы оба когда-то работали обвинителями. Дик Хартли. Ты его видела один раз на рождественской вечеринке и сочла придурком. Не ошиблась. И я не могу к нему обратиться. Он непременно сунет нос в это дело. Конфликт интересов. И с точки зрения стратегии – самоубийство. Нет уж, Джим Бёрджесс не может действовать нахрапом.

Хелен с Бобом переглянулись. Джим вдруг перестал качаться и уставился на брата:

– Убил проститутку? Откуда такие мысли?

Боб примирительно поднял руку:

– Ниоткуда. Просто Зак для меня загадка, вот и все. Молчун.

– Не молчун он, а кретин. – Джим посмотрел на Хелен: – Милая, прости, что так вышло.

– Проститутку предположила я, – напомнила Хелен. – Не злись на Боба, он совершенно прав. Зак всегда был какой-то не такой, и, честно говоря, вполне можно ожидать подобного развития событий в этой глухомани. Тихий парень живет с матерью, убивает проституток и закапывает их на картофельном поле. А раз он никого не убил, не вижу смысла отменять поездку. Вот не вижу! – Хелен заложила ногу на ногу и сплела пальцы на колене. – Я даже не вижу смысла идти сдаваться. Найдите парню адвоката в Мэне, пусть он голову ломает.

– Хелли, ты расстроена, я понимаю, – терпеливо сказал Джим. – Но Сьюзан просто не в себе. И я найду ему местного адвоката. Однако сдаться Зак обязан, потому что… – Джим помолчал, обводя взглядом комнату. – Потому что он это сделал. Есть и другая причина, не менее важная. Если он сразу сдастся и выразит раскаяние, приговор может быть мягче. Бёрджессы не бегают от властей. Мы не такие. Мы отвечаем за свои поступки.