За эти полгода Сен-Мартену-старшему так и не удалось уговорить сына, начисто лишённого карьерных амбиций, написать своему покровителю герцогу Шуазёлю письмо с просьбой о продвижении по службе. Луи-Клод, сохраняя равнодушие, признал, что это легко может дать ход его успешной чиновничьей карьере, которая завершится уходом на пенсию, добавив ошарашенному отцу:
«Я просто хотел бы приняться за чтение романа с его конца и службу свою начать с того, чтобы её покинуть» [MP. № 277].
Именно желание не огорчать отца и стало причиной того, что сын всё же позволил тому обратиться к Шуазёлю, но с просьбой уже о военной должности. 26 июля 1765 г. Сен-Мартен получает звание младшего лейтенанта в конно-гренадерском полку Фуа, расквартированном в военном гарнизоне Бордо. В решении Шуазёля Сен-Мартен видел «длань Провидения»:
«Знаменитый министр, герцог де Шуазёль, сам того не ведая, стал орудием моего счастья, когда я желал начать военную службу, не по склонности своей, а дабы скрыть от дорогого мне лица свою склонность к познанию. Шуазёль поместил меня в единственный полк, где я мог обрести предназначенное мне сокровище» [MP № 82].
В этом полку уже несколько лет действовал масонский кружок последователей учения Мартинеса де Паскуалли – его жена была племянницей отставного майора, служившего в этом полку [Papus 1895: 24–25]. После прибытия младшего лейтенанта в полк, члены кружка подполковник Грэнвилль и капитан гренадёров Шамполеон приметили своего нового сослуживца, и, оценив его наклонности и познания, через некоторое время вывели Сен-Мартена на Паскуалли, очень высоко им ценимого, хотя и без ложной скромности:
«Всю жизнь благодарю Бога, что дозволил Он мне хотя бы немного причаститься познаниям этого необыкновенного мужа, который был для меня единственным живым человеком из тех, кого я знал лично, которого я бы поставил выше самого себя[3]» [MP № 167].
Сен-Мартен выбрал военную службу, так как она была «государственной» (имея в виду отца) и в мирное время предоставляла ему досуг для самообразования, к тому же, начав военную карьеру, он продолжал семейную традицию. Оказалось, что именно здесь Сен-Мартен обретёт те знания, к которым стремился, в чём также видел перст судьбы:
«Я должен был обрести божественную науку в грязи военной службы» [MP. № 869].
Он оставался офицером менее шести лет, подав в отставку в феврале 1771 г., и никакого честолюбия не проявлял и на этом поприще:
«Никогда не стремился занять первые места. Часто говорил себе на протяжении недолгих лет своей [военной] службы, что больше хотел бы быть солдатом, нежели офицером» [MP. № 279].
Карьеру военного Сен-Мартен выбирал не по душевной склонности. Представить себе, что автором афоризма «ненавижу войну, боготворю смерть» [MP. № 952] был человек с военным прошлым, сложно, но это действительно так. Отставному офицеру принадлежат слова:
«Никогда не чувствовал в себе сил убить человека – долг чести или тот, что стал бы передо мной в боевых условиях в силу моей военной службы, я бы выполнил, только принудив себя и подавляя свою любовь к ближним. В то же время нередко чувствовал и то, что огромных усилий мне бы не стоило себя дать убить, я бы только очень хотел перед этим упросить исполнителя своего убийства его совершить, не будучи в гневе. Он бы и так забрал и мою жизнь, но вот одним грехом у него было б меньше» [MP № 893].
К счастью для Сен-Мартена, в войне он никогда не участвовал – Семилетняя война закончилась за два года до его поступления в полк, а боевые действия, к тому же морские, связанные с противостоянием Англии и Франции во время Войны за независимость США, начались только через восемь лет после его отставки. Сен-Мартен сам признавал, что если выбирать, то из всех «гражданских состояний» ему симпатичнее всего были те, что не причиняли зла другим людям, то есть жизнь врача или епископа. Епископа, а не сельского священника, так как «епископ свободнее священника в своих наставлениях» [MP. № 70]. Хотя Сен-Мартен был офицером несколько лет (не считая полугода работы в городской управе), позднее он полагал, что за этот срок отдал отчизне очень немало:
«Я очень мало времени оставался на службе отечеству, но пожертвовал для него больше, чем те, кто ему служили всю жизнь. Я пожертвовал собственным временем, своей юностью и здоровьем, которое требовало полного покоя, и самой страстной склонностью [своей, к духовному труду]. Единственным плодом, мною обретённым взамен всего этого, было то, что я не сокрушил горем своего отца, который бы меня осудил и никогда бы не смог понять. Но какие же награды взамен я получил в этом рабстве!» [MP. № 1053].
Сложно назвать военным человеком по натуре Сен-Мартена, который был раним и впечатлителен [MP. № 15] (страшная история о сослуживцах, попавших под трибунал и подвергнутых пыткам за провинность, надолго лишила его покоя [MP. № 567]) и имел слабое здоровье, что постоянно подчёркивал [MP. № 19, 42, 44] и чем едва ли не гордился, проводя параллель между своей «ясной головой» и «слабыми внутренностями» [MP. № 583]: «Тело мне дали только начерно» (On ne m'a donné de corps qu'en projet) [MP. № 5]. Это «хвастовство» понятно только в контексте «астральной теории» презрения к материи, всё более увлекавшей Сен-Мартена к концу жизни, как и подобное признание:
«Слабость тела моего, а особенно нервов была такова, что хотя я на скрипке прилично играл как любитель, пальцы никогда не могли вибрировать достаточно сильно, чтобы доиграть до конца каденцию» [MP № 69].
Занятен вопрос, можно ли найти отголоски государственной (то есть юридической и военной) службы Сен-Мартена в его работах. Реминисценцией его юридической карьеры может считаться афоризм:
«Не у слушателей, присутствующих на процессе, официально назначенные защитники получают жалованье за те дела, которые ведут. Нет, уже за пределами процесса, когда он окончен. Такова моя история, таково и моё смирение – в этом презренном мире платы не получить» [MP № 1099].
К военной карьере Сен-Мартена имеет отношение его излюбленное слово ligne [MP. № 562, 595 etc.], обозначающее, в частности, шеренгу военного построения. Говоря о единомышленниках, стоящих бок о бок (des hommes vraiment dans la ligne) [Фиалко 2018a: 190], он имеет в виду тех, кто сражается за истину плечом к плечу, до конца сохраняя строй.
Полное равнодушие к карьерным достижениям было свойственно Сен-Мартену и на его эзотерической стезе. Мартинес де Паскуалли был творцом не только самобытного философского учения, ставшего основой доктрины Сен-Мартена, но и сложной системы градусов и инициаций, практиковавшихся в его Ордене избранных масонов-коэнов [Papus 1895: 213–283], которая вызывала у Сен-Мартена непонимание. Получивший весной 1772 г. личное посвящение во все «тайны» от своего учителя, никогда в жизни ни до, ни после наставником он себя не чувствовал:
«Мне кажется, что я мог бы учиться, но не учить, мог бы быть учеником, а не учителем. Но за исключением моего первого учителя господина П. (Паскуалли – М. Ф.) и второго, Я. Б. (Якоба Бёме – М. Ф.), который мёртв вот уже 150 лет, и не видел я на Земле людей, желавших быть учителями и не пребывающих при этом в положении учеников» [MP № 73].
Некоторое время Сен-Мартену всё-таки приходится быть учителем. Будучи одним из ближайших к Мартинесу де Паскуалли людей, после его загадочной смерти на Карибах в 1774 г. [Papus 1895: 62–64] он становится видной фигурой в Ордене избранных масонов-коэнов и перебирается в Лион, где де Паскуалли ещё в 1767 г. основал мартинесистскую масонскую ложу [Papus 1895: 152–154]. Судьба организации, основанной Паскуалли, будет незавидной. После смерти Паскуалли Орден избранных масонов-коэнов возглавил Канье де Лестер (1725–1778), а следующий глава Себастьян де лас Казас осенью 1780 г. распустил его, присоединив к Ордену Филалет (греч. «любитель истины»), основанному маркизом де Савалетт де Лянжем (1745–1797) в рамках масонской ложи «Объединённые друзья» (les Amis réunis) [Rijnberk 1982: 87]. В Лионе продолжает действовать крупное ответвление Ордена избранных масонов-коэнов во главе со вторым «главным» учеником де Паскуалли, Жаном-Батистом Виллермозом (1730–1824), на основе мартинизма создавшим масонскую систему Исправленного шотландского обряда.
