Христофор, выбравшись из укрытия, увидел картину как молодая девица в стёганом ватнике лежит на животе и смотрит на него испуганными мокрыми глазами. Из-под черного шерстяного платка свисал локон русых волос, обе щеки были измазаны грязью. Христофор на ломаном польском приказным тоном приказал ей не кричать и успокоиться. А потом спросил.

– Как тебя зовут?

– Лида.

– Что ты здесь делаешь?

– Гуляю.

«Лучше бы ты гуляла где-нибудь подальше. Что мне с тобой, горе луковое, делать…», – подумал Христофор.

После внезапно появившейся паузы Лида продолжила разговор.

– А Вы кто, русский солдат? – спросила она, разглядев на ушанке красную звездочку.

– Не твое дело. Иди лучше домой и никому, слышишь, никому не говори про нашу встречу! – ответил он и, внезапно услышав гул мотора, закричал. – Лида беги, скорее беги в лес! берлога

Лида схватила рядом лежавший обрубленный ствол молодой березки, сжала зубы и, не оглядываясь, побежала. С невероятной болью от опухшей ноги она смогла преодолеть не более ста метров, увидев углубление под могучими корнями сгнившей осины вблизи брусничной кочки, она забилась в него, корчась от боли, и потеряла сознание. Прийти в себя ей помогло эхо от двух выстрелов винтовки и автоматных очередей, а потом ее накрыла мертвая тишина. Лида решила минут тридцать отдохнуть и успокоится, и прочитав молитву Богородице, почувствовала, что она под ее защитой. С неба обильно закружили огромные хлопья мягкого снега, которые довольно быстро спрятали своим рыхлым покрывалом все следы недавно состоявшегося боя. Немного отдохнув, Лида попыталась выбраться из своего убежища, но услышала рёв подъезжающей автоколонны. Она предположила, что это немцы, и осталась на месте. Услышав отчетливо немецкие команды для высадки пехоты из бронемашин, она подумала, что это конец: если сейчас ее обнаружат, то скорее всего расстреляют на месте. «Главное, чтобы не пытали», – подумала она и снова забилась под осину. Вокруг нее ходили солдаты, но «крепость» из корней осины ее не выдавала. Вдруг сквозь немецкую ругань она отчетливо услышала команду «По машинам», и десятки ног начали запрыгивать в КУНГи бронемашин. После пережитого страха ее тело ослабло, и она погрузилась в сон. Проснувшись от стука дятла по стволу осины, Лида постаралась на четвереньках аккуратно выползти. Облокотившись на шест из березы, она медленно похромала в сторону дома, всю дорогу читая молитву. По лесу передвигаться было очень тяжело, поэтому она пошла по обочине дороги. «Будь что будет», – решила она. Дорога представляла собой распаханное тяжелой техникой поле, везде были рытвины, заполненные водой, а перед самым селом вся дорога была перекопана. Зачем это было сделано она не знала. «Утром этого еще не было», – отметила она про себя. После траншеи дорога резко поворачивала в село и переходила в центральную улицу. С трудом проходя последние десятки метров, молодая сельчанка почувствовала резкий запах гари, перед ее глазами догорали избы сельчан. Медленно ковыляя, со слезами на глазах Лида почувствовала, что какая-то сила остановила ее около дома деда Вацлава и заставила увидеть страшную картину: на заднем дворе, где сегодня утром забивали свинью, лежали тела женщин, стариков и детей. От увиденного молоденькая девушка упала на колени и прошептала: «Помяни Господи Иисусе Христе души новопреставленных мучеников».

Когда она с поникшей головой дохромала до своего двора, то увидела, что дома нет, вокруг только разбросанные бревна, провалившаяся крыша держалась на двух оставшихся стенах. Возле дома копошился мужчина. Подойдя ближе Лида рассмотрела в нем родного брата матери. Януш плакал над телом своей любимой сестры. «Сейчас будем отпевать!» – услышала Лида голос батюшки Андрея из соседнего хутора, где находилась ближайшая православная церковь и где проживал Януш, и куда каждый воскресный день ходили Лида с матушкой.

Христофор перед тем как войти в землянку командира полка привел себя в порядок и постучал, дверь открыл старший лейтенант Соколов и с удивлением спросил:

– Старшина, ты к кому?

– Разрешите войти, товарищ старший лейтенант? – четко спросил Христофор.

– Разрешаю, – ответил старший лейтенант.

– Разрешите доложить товарищу полковнику Бойко о выполнении поставленной задачи? – продолжил Христофор.

– Какой задачи?

– Не могу сказать, товарищ старший лейтенант, лично должен доложить товарищу полковнику Бойко! – коротко пояснил старшина.

Снова открылась дверь в землянку, и вошел широкоплечий хозяин, увидев Христофора, обрадовался и с порога приказал Соколову налить две кружки чая и не беспокоить их на время доклада старшины.

Христофор подробно рассказал, как добрался до места засады, в деталях передал ход самой операции. Как он первым выстрелом ранил в плечо водителя, и как только из оказавшейся в кювете машины выскочил офицер Вермахта, вторым выстрелом поразил кисть его правой руки, державшей пистолет Маузер. Рассказ о возвращении в тыл был коротким, так как все произошло штатно. Про инцидент с полячкой старшина не обмолвился ни словом, так как был уверен, что секретная депеша находится в руках советской разведки, значит задача выполнена. А курьезы со всеми могут приключиться. Полковник Бойко еще со вчерашнего вечера знал об успехе операции и поручил ему в ближайшее время заполнить наградной лист для вручения старшине уже третьего ордена «Красной звезды».

После Варшавы Христофор оказался под Кёнигсбергом, где и закончил свою войну. В один погожий мартовский день старшине поставили задачу выдвинуться на передовую и потрепать нервишки молодым юнкерам СС, недавно переброшенным в месиво войны из Берлина. Уже в сумерках на берегу бурлящего от паводка ручья, окопавшись среди молодого ивняка, Христофор мог спокойно простреливать противоположный берег с фортификационными сооружениями нацистов. Не успев сделать ни единого выстрела, Христофор услышал неожиданные разрывы снарядов, это молодая «немецкая поросль» начала планомерный минометный обстрел подлеска, где, по их мнению, могли скрываться ночные «советские охотники». С каждой минутой снаряды ложились все ближе и ближе к лежке Христофора. Недолго думая и пробормотав в слух «Наохотился», он побежал из зоны поражения. Как только разрывы стали удаляться, Христофор почувствовал резкую боль. Вылетевший непонятно откуда осколок по касательной задел бедро солдата. Оказавшись в тяжелой ситуации, раненный снайпер вспомнил как в январе под селом «П» он заставил бежать девушку с подвернутой ногой, а теперь ему самому придется перевязать ногу и с помощью усилия воли доползти до своих окопов.

День победы Христофор встретил в военном госпитале под Варшавой, через десять дней его должны были выписать. Полковник Бойко уже успел похлопотать о своем любимце, поэтому после выписки старшина был командирован на службу в советский гарнизон города Кёнигсберга.

В двадцатых числах мая Христофор подал рапорт на зачисление его в штат комендатуры Кёнигсберга. Обустроившись на новом месте, а также, получив комнату в общежитии за прежние заслуги и отлично начатую службу на новом месте, он решил попытать удачи и найти девицу, с которой столкнулся при нелепой ситуации под селом «П». Запала она ему в душу, и вечерами он часто вспоминал ее чумазое личико.

В Кёнигсберге в 1945 году празднование годовщины Великой Октябрьской социалистической революции прошло без инцидентов, что позволило Христофору попросить разрешения у своего руководства на пятидневное увольнение с целью поиска русой полячки.

Христофор, имея при себе подтверждающие документы, что позволяло без ограничений перемещаться по территории Польши, сразу направился в район села «П». Увидев на месте печальную картину разрухи, он был в замешательство, у него не было плана для такого развития событий, он думал, что все будет гораздо проще, походит по дворам, поспрашивает о дивчине и с помощью подсказок сельчан найдет нужный дом, а дальше дело техники. Но всё оказалась проще, дойдя до конца разбитой центральной улицы, он увидел на окраине села несколько деревянных крестов, и около одного из них стоял сгорбившийся поляк с шапкой в руках. Христофор негромко обратился к нему на польском языке: