Кабан отвечать не торопился. Молча прошли добрый километр.

– Я думаю, очень Кипс эту корову полюбил. Наверное, надеялся, мол, вот сейчас заживу, с коровой-то! Давай, Удав, не будем её есть.

– Давай не будем. – Удав зло сплюнул себе под ноги. – Вот ведь, ума нет – и себе горе, и другим неприятности. И сам нищий стал, и нам навороваться не дал!

– Да уж, бедолага! А ведь герой, национальную реликвию спас, Отечество от позора защитил. И такая горькая судьба!

Ещё помолчали.

– Удав, давай ему корову обратно отдадим. Для нас она что – тьфу! А для него – счастье. Пока далеко не отошли.

– Давай, отдадим. Не крокодилы же мы какие. – И разбойнички повернули назад.

Кипс тем временем дошёл до коровьей лепёшки. Лепёшка получилась замечательная, ничего не выдавало её золотого содержания. Вдоволь ей налюбовавшись, потерпевший опустился на колени и бестрепетно засунул обе руки в ещё тёплый навоз.

В таком виде его и застали Удав с Кабаном.

– Вот ведь, убогий, как убивается! Аж говно её гладит, тоскует!

– Забирай уже прелесть свою, да больше не попадайся. На тебе два пахата, купишь чего пожрать. Ишь, застыл от радости.

Полюбовавшись на остолбеневшего дурачка, Кабан с Удавом развернулись и пошли себе своей дорогой. Едва верящий своему счастью Кипс выждал приличное, с большим наверняком, время, выкопал свою закладку и засунул на место.

В «Золотом Рыцаре» бурлила массовая горькая пьянка.

Матаналай, размазывая пьяные слёзы, многократно рассказывал всем и каждому о чудесном сне, о чудесных надеждах и чудовищной несправедливости. Мужики горячо ему сочувствовали, рассказывали свои горькие истории: о негодных жёнах, происках соседей и прочих ударах судьбы. Пенистое пиво, шипучая бормотуха, огненная аракия лились рекой. В этой атмосфере народного единения и скорби денег на выпивку никто не жалел. Бедолаг, карманы которых совсем опустели, расчувствовавшийся Матан угощал за свой счёт. Много скупых мужских слёз было пролито в тот вечер в «Золотом Рыцаре». Многих мужей не дождались той ночью их супруги.

На следующий день Мат проснулся поздно, с трудом. Как ни странно, у себя в номере. Состояние было непривычное, и ужасно неприятное. Матану всё время казалось, что он крутится, желудок выворачивало, башка лопалась. Это было его первое в жизни настоящее похмелье, и оно удалось на славу. Проблемы внутри себя отодвинули на второй план мрачные думы о крушении надежд, и надо было что-то срочно делать для поправки здоровья. То есть похмелиться, чтобы не сдохнуть прямо здесь и сейчас. Трепиля не было – то ли уже ушёл, то ли ещё не приходил. Матан отправился его искать, чтобы разжиться деньгами. У него самого все деньги кончились.

Выйдя за ворота «Золотого Рыцаря», Мат остановился – а куда, собственно говоря, идти? Наверное, правильнее всего будет поискать на базаре. И как только эта светлая мысль его посетила, из-за угла на высокой скорости вынесся глухо занавешенный паланкин. Дюжие носильщики грохнули паланкин о мостовую прямо возле Матана, и тут же окружили бедного парня. Из распахнувшихся дверок вышел неброско одетый поджарый господин.

– Прошу внутрь.

– … А…?

– Лезь в паланкин, садись и не рыпайся! С тобой хотят побеседовать.

– Так… это…

– Живо!

Тут один из носильщиков активно «помог» Матану зайти, а ещё один не мешкая захлопнул дверцы, которые сразу же и заперлись. И уже изнутри никак не открывались. Паланкин возобновил движение.

Путь был долог. Мат и не думал, что Крекен так велик. Занавески паланкина, как оказалось, были насмерть приклеены к оконным стёклам. Без единой щёлочки. Впрочем, совершенно непонятно, для чего такая секретность была нужна: когда Матан был наконец выпущен, он сразу понял, что находится в башне Согора.

Согор, один из самых сильных магов мира, был колдуном при дворе Квелерика Великого. Однако жил не в королевском дворце, а в башне за пределами Крекена. Короли традиционно опасались жить рядом с колдунами: был предрассудок, что магия вытягивает удачу и здоровье из окружающих. Колдуны (которые могли себе это позволить) чаще всего предпочитали жить в высоких башнях, уж непонятно почему. Башня Согора была огромной, чёрной, зловещей. Самая верхняя её часть была много шире, что придавало ей некоторое сходство с водонапорной вышкой. Вокруг простирался внутренний двор с несколькими одноэтажными постройками. Здесь Матана и вытряхнули.

Не прошло и десяти минут, как из башни вышел надменного вида старик в чёрном мундире и золотой цепью на шее. «Согор!» – в ужасе заметалась в мутной голове догадка, и Матан немедленно плюхнулся на колени. Старик досадливо крякнул и пошёл обратно в башню, Матана подняли и повели следом.

В башне старик усадил его за стол и заставил выпить большую чашу мутной розовой жидкости. «Не Согор» – понял Матан.

Жидкость оказалась приятным кисленьким напитком, исключительно полезным для похмельного организма. Посвежевшего, так сказать, «гостя» вымыли, причесали, поширкали одежду мокрой щёткой, и лишь после этих унизительных процедур повели наверх, к господину.

Согор восседал в высоченном кресле, весь в густо-красных, как венозная кровь, одеяниях. Огромные подошвы его мягких багровых сапог попирали специальную золотую скамеечку где-то на уровне Матановых ушей. Гордый лик, как будто бы освещённый дополнительно, смотрел свысока с грозной покровительственностью.

Матан громко икнул и пал коленями на полированный мрамор. На сей раз это было принято благосклонно.

Согор был ужасен. Высокое крепкое тело венчала круглая лысая голова с очень тонкой и длинной бородкой. Из-под насупленных бровей сверкали близко посаженные глаза, под ними топорщилось главное украшение жилистого лица – крупный горбатый и кривой нос, нависающий над широкой щелью рта. Но сильнее всего поражал широкий шрам, толстым розовым бугром опоясывающий длинную шею как раз посередке.

Насладившись произведённым впечатлением, Согор вопросил звучным милостивым голосом:

– Как зовут тебя, крестьянин?

– …Я?… Матан… То есть Матананолай из Макушки. Это деревня наша так называется.

– Матананолай? То есть «Более счастливый, чем свои родители»? Что ж, Матананолай из Макушки, ты можешь действительно стать счастливее своих родителей. Догадываешься, зачем я тебя к себе пригласил?

– Не-е.

– Знаю я, что дано тебе видеть интересные сны. Сие, конечно, не магия, но любопытный феномен, достойный моего внимания. Я, видишь ли, не только величайший колдун, но ещё и выдающийся учёный. Так что, Мат – так я буду называть тебя для краткости – ты удостоен чести стать объектом моих изысканий. Жить будешь прямо здесь, в башне. Тебе будет выделена отдельная уютная камора. Питание и выпивка будут выдаваться бесплатно и в должном объёме. Если тебе ещё чего понадобится – обеспечу. Если сочту целесообразным. За все эти милости ты всего-то будешь обязан подробнейшим образом и без преступного утаивания докладывать мне все свои сны, особенно интересные. И никому более не рассказывай снов своих и того, что здесь увидишь! – тут голос Согора зазвучал особенно громко и особенно жутко – Иначе я буду гневаться. И не обманывать! Покажите ему его место, накормите и выдайте положенное. – это было сказано уже не Матану. Аудиенция закончилась.

Тотчас дюжие ребята подхватили нового работника и повели в трапезную. Матан и рта не успел раскрыть. Собственно, его мнение никого и не интересовало.

Накормили здорово. Первым делом дали большую миску какого-то удивительного супа, который окончательно излечил от похмелья, осталась лишь некоторая тоскливая слабость. Кроме того: кукурузная каша с маслом, лепёшка и два яйца вкрутую. И сладкий облепиховый компот. У Матана открылся не то что аппетит – жор, так что он со всем с лёгкостью справился.

Камора оказалась просторной, хоть несколько темноватой. С широкой удобной койкой, на которой возлежал пышный шерстяной матрас. И всё, что нужно для частого долгого сна – одеяла, подушки, чистые простыни, всякие тряпочки, специальная почивальная одёжа, и даже специальные шоры на глаза – если вдруг свет помешает. Только спи, да о снах доложить не забывай. Кроме того, для полноценной жизни в каморе стояла ночная ваза и большой короб, который можно было использовать как сундук, табуретку или небольшой столик.