— И ты пощадишь мою жизнь? — спросила я со смешком.

Шутен-доджи улыбнулся и отбросил дубину.

— Ты права, звучит глупо. Ладно, Кира из храма Фуджикава. Принеси мне меч, и ты умрешь.

Он сложил пальцами жест такой силы, что я ощущала дрожь в воздухе. Два диска огня появились по бокам от него, кружась, как лезвия пилы. Они полетели вперед, оставили две полосы раскалённого камня по бокам от меня. Жар опалял кожу, высушил влагу в глазах.

«Что это такое?!» — подумала я, глядя, как красная лава пожирает камни под ногами. Холодные камни, на которых я стояла, будто тонули в лаве, и теперь меня не мог защитить волшебный браслет.

Магма гнала меня в руки Шутен-доджи. Раскаленные камни были слишком широкими, чтобы перепрыгнуть, и я оказалась меж двух огненных рек смерти. Я подняла взгляд. Шутен-доджи смотрел на меня хищно, улыбаясь, пальцы складывались в новое заклинание.

— Шевелись, Кира! — крикнул Широ.

Я бросилась вперед. Земля в двух шагах за мной вспыхнула. Шутен-доджи хохотал.

— Точно птица в клетке! Не медли, маленькая жрица, камни уже тают.

Между Шутен-доджи и мной было около пятидесяти футов свободного пространства. Этого было мало для попытки атаки, не обжигая ноги. Так мне потребуются крылья для побега или пружины на ногах, или…

— Они-чан, — прошептала я. Большой кот шагал по крыше главного святилища, облизываясь. Я с трудом сдержалась, чтобы не позвать его, чтобы не выдать его взглядом. Шутен-доджи сжег еще немного земли под моими ногами. — Они-чан, — снова прошептала я, звала его, глядя на короля демонов. Уши кота дрогнули.

— Громче, маленькая жрица, — дразнил меня Шутен-доджи. Он облизнулся. — Если не хочешь, чтобы я заставил тебя кричать.

Я прыгнула вперед, прокатилась, избегая полос магмы. Подавив всхлип боли, я хмуро посмотрела на Шутен-доджи.

— Я сказала, — я поднялась, вдохнула так глубоко, как могла со сломанным ребром, — Они-чан!

Они-чан взревел и спрыгнул с крыши. Шутен-доджи повернул голову, но огромный некомата преодолел расстояние в два прыжка. Он врезался в Шутен-доджи, и он пошатнулся. Король демонов отпрянул на шаг, босая нога опустилась на раскаленные камни. Черная корка появилась вокруг его плоти, раскаленная лава проглотила его ногу до середины голени.

Крик Шутен-доджи поднялся к небу. Он ударил по моим ушам, послал боль в челюсть, виски и голову. Я прижала бы ладони к ушам, но в одной руке держала меч богини, а другую прижимала к сломанному ребру.

Но я не мешкала. Широ прыгнул, впился в гриву Шутен-доджи, лишая огра равновесия. Широ отскочил, когда Шутен-доджи накренился назад. Клыки Они-чана были на его горле. На жуткий миг я подумала, что Они-чан окажется в лаве, но Шутен-доджи сорвал его с себя и бросил в каменную колонну. Кот съехал к земле, скуля, и замер.

Я не стала тратить время, разглядывая обгоревшую ногу Шутен-доджи, или думать о запахе. Я бросилась в безопасность, миновала его извивающееся обгоревшее тело.

— Кира! — кричал Широ с болью в голосе. — Ударяй сейчас!

Я повернулась, стиснула зубы и взяла Кусанаги обеими руками. Сердце билось в горле, я ударила мечом по широкой спине Шутен-доджи. Я попала, но меч отъехал с лопатки к его боку, пронзая там.

«Я промазала? Как? Он же был там…».

Шутен-доджи бросился, двигаясь быстро на четвереньках. Я уклонилась, пнула камень в его лицо и побежала. Я знала, что он последует за мной. У меня был Кусанаги но Цуруги, и мои друзья не были для него угрозой. Уже не были.

Я бежала вслепую, хромая, по храму. Кровавая луна висела низко над горизонтом, словно нарыв на небе. Мотомия поднялся призраком слева от меня. Я обогнула его, прошла в маленький сад, скрытый среди неухоженных зарослей и японских кленов. Дедушке нравилось придавать этим кустам округлый вид, но за месяц после его смерти они дико разрослись. Гравий под ногами хрустел. Я скрылась за живой изгородью и пригнулась, дыша с болью в груди, пытаясь придумать план.

Ветер донес до меня голос:

— Кагомэ, Кагомэ. Kago no naka no tori wa… окружу, окружу. Птица в клетке…

Что-то ткнуло меня в бедро. Я поправила ногу, вытащила из кармана омамори Широ и кусочек дерева в крови из мотомии. Я привязала их к гарде Кусанаги, надеясь, что лисья удача и предки помогут мне.

— Маленькая жрица… — пел Шутен-доджи, хотя в голосе звучала боль. — У меня для тебя подарок. Выходи, встретишь моего питомца. Или я отправлю его найти тебя.

Кусты вокруг меня зашуршали, раздался низкий стон. Неровные шаги хрустели гравием в саду. Я слышала, как они бредут среди живой изгороди, гадая, какое новое мучение меня ожидало. Держась спиной к кусту, я встала, прикусив язык, чтобы не закричать от боли.

— Кира-а-а-а, — всхлипнуло что-то.

Я застыла, искала источник голоса. Нас разделяла стена живой изгороди, и существо стало продираться сквозь нее. Я была посреди сада, и прятаться было негде.

— Кира-а-а, — прохрипело оно снова.

Кусты задрожали, ветки трещали как мелкие конечности. Тонкая рука с серой кожей появилась из-за листьев. Я подняла Кусанаги но Цуруги одной рукой, пятясь от «подарка» Шутен-доджи. Другая рука пробила барьер, пролезли голова, похожая на клубень, и плечи. Оно кричало, пока ползло сквозь живую изгородь, вывалилось на землю с плеском. Его рот был не больше маленькой сливы, а живот выпирал на тощем теле. На поясе были повязаны лохмотья.

Это был гаки, ёкай с вечным голодом, бродящий мучительно по земле.

И у него было лицо дедушки.

— Дедушка? — прошептала я, и сломанное ребро, казалось, пробило сердце. Жалкое существо подняло черные глаза, скуля. Я подошла к нему, хромая — гаки не был опасен для меня — и опустилась на колени, слезы выступили на глазах. — Что они с тобой сделали?

Гаки открыл маленький рот, произнося непонятные звуки. Из всего, что Шутен-доджи сделал со мной, моей семьей и этим храмом, превращение дедушки в гаки было среди худшего.

Король демонов оставил мне лишь один вариант.

Я встала, шатаясь от боли. Дедушка поднял голову, глядя на меня.

— Прости, дедушка, — я сморгнула слезы. — Мне очень жаль.

Я подняла Кусанаги но Цуруги, прижала кончик между его бровей.

Дедушка закрыл глаза.

Я пронзила клинком его череп.

Меч вспыхнул, поглощая тело ёкая, сжигая его до пепла. Огонь окутал меня, разжигая белый гнев, сжигая боль, горе и страх. Я вышла из сада, пылая, и повернулась к своему мучителю. Я замечала по бокам призраков предков, присоединившихся ко мне. Они озаряли мой путь.

Шутен-доджи ждал в маленьком дворе. Он опирался на самодельный костыль, левая нога наполовину пропала, грудь и спина были в кровавых ранах.

— Понравился мой подарок, маленькая жрица?

Я ответила ему ярким клинком в тенях, и он рассек его от плеча до бедра. Он согнулся от боли, и я опустила Кусанаги но Цуруги на его шею, рассекая мышцы и кости.

Шутен-доджи умер, еще не упав на землю.

Как дедушка, он горел. Я стояла в маленьком дворе у мотомии и смотрела, как пляшет огонь. Ко мне один за другим присоединялись потрепанные шинигами. Шимада, Роджи, Юза, Ронин, Хейхачи.

Мы смотрели, как его тело становилось пеплом.

Тридцать четыре

Храм Фуджикава

Киото, Япония

Когда наступил рассвет, я села, протерла слипшиеся глаза. Я почти всю ночь провела в зале собраний, отдыхая рядом с Широ, слушая треск погребальных костров снаружи. Запах дыма с трудом скрывал сильные запахи сгоревших волос, шерсти и плоти. Дым остался в воздухе снаружи, и пепел ощущался на языке.

Но я хотела увидеть восход солнца.

Стараясь не беспокоить Широ, я выскользнула из-под нашего одеяла. Мышцы спины болели, когда я встала. Широ пошевелился, но не проснулся, его лицо было в синяках, крови и грязи, Они-чан храпел, сжавшись комочком у согнутых колен Широ. Кот был с новым порезом за ухом, но рану уже обработали, и она заживала. Он открыл желтый глаз, когда я прошла мимо, фыркнул и опустил голову на одеяло.