– Хозяйка, – буркнул охранник.

– Здра-а-аа-вствуйте, – поздоровалась та. – Вы, наверное, по объявлению, – то ли спросила, то ли констатировала факт.

Она с интересом смотрела на Таню, Таня – на неё. Охранник тоже с минуту смотрел на них обоих, а потом, многозначительно хмыкнув, пошел к воротам.

Хозяйка усадьбы ростом была с Таню, но раза в три меньше в объемах. Светлые волосы она подобрала под фирменный козырек, фирменный же комбинезон обтягивал ее фигуру. Кроссовки и перчатки тоже были с нашивками известного производителя. Судя по выпачканным в земле перчаткам, хозяйка возилась в земле.

Алла Борисовна (так звали хозяйку) повела Таню к двухэтажному дому, как оказалось, гостевому, а по пути показывала и рассказывала, что предстоит сделать в усадьбе за лето.

Хозяйка Тане, в общем-то, понравилась. Пришли они в гостевой домик. Комната, где предстояло жить подруге, была похожа на гостиничный номер-люкс: спальный гарнитур белого цвета, японский телевизор, холодильный шкаф, кондиционер. Здесь была отдельная ванная комната и широченная лоджия, откуда открывался вид на заливной луг, ограниченный лесополосой.

Не останавливаясь ни на секунду, Алла Борисовна делилась планами обустройства и мечтами о будущих праздниках, собираться на которые будут «коллеги и друзья Кирилла».

Кирилл, сообразила Таня, хозяин усадьбы и муж Аллы Борисовны.

Пока подруга выкладывала свои вещи из сумки и раскладывала в шкафу, хозяйка принесла ей футболку, перчатки и козырек, как и у неё самой. Наверное, подумала подруга, рабочая одежда закупалась оптом, и всех, кто здесь работал, оделяли ею.

– Только комбинезона нет…, – хозяйка замялась, – вашего размера. Но мы что-нибудь придумаем. А сейчас идемте пить кофе.

Вслед за Аллой Борисовной Таня спустилась на первый этаж и вошла в галерею, где по одной стене тянулась барная стойка с кофейным автоматом и ящичками для кофе и различных приправ.

Поставив перед новой работницей чашку кофе со сливками и придвинув вазочку с конфетами, хозяйка забралась с ногами на одно из кресел и с улыбкой посмотрела на Таню, словно поощряя рассказать о себе. Но Таня о себе не стала рассказывать, а с ходу брякнула, что собирается поработать лишь месяц, так как её нужны пятьсот долларов.

Зря она это сказала. Очевидно, Алла Борисовна считала, что только она вправе устанавливать сроки пребывания в усадьбе, а все должны быть счастливы, что попали именно в эту усадьбу и благодарить судьбу и мечтать провести здесь остаток жизни. Наверное, до Тани все так и было, и каждый нанимающийся на работу планировал продержаться здесь как можно дольше. Но Тане-то нужны были только пятьсот долларов, в не «вечное счастье» в богатой усадьбе.

Мало сказать, что хозяйка в этот момент в лице изменилась. Наверное, и кофе её вмиг стал горьким, потому что она отставила чашку с таким видом, словно Таня туда плюнула.

– Пойдемте, я покажу вам, что нужно делать, – а в голосе металл.

Подруга не успела глотка из чашки сделать, поднялась и, боясь отстать, побежала за прыткой хозяйкой на территорию позади дома, размером чуть меньше футбольного поля.

Да-а-а-а, объем работы, причем самой черной, под силу был разве бригаде, а не единственной разнорабочей. Полчаса Алла Борисовна инструктировала Таню, что нужно сделать до вечера. При этом хозяйка нет-нет да и дернет плечиком, и фыркнет возмущенно, никак не успокаиваясь по поводу «вероломства» новой работницы.

Таня уже кляла себя, что самой себе навредила. Ну что ей стоило промолчать, а черед месяц попросить расчета, сославшись на какую-нибудь уважительную причину.

Но слово не воробей, и Танина честность обернулась для неё долгими часами изнурительной работы. День за днем ей приходилось вскапывать огромные клумбы, полоть грядки, таскать кирпичи, возить тачки с навозом, чистить бассейн, грузить строительный мусор, участвовать в разгрузке стройматериалов.

Начинался её рабочий день в семь утра и заканчивался в восемь вечера, два перерыва на отдых и еду. Вечером полчаса на прохладный душ, полчаса на обработку мозолей и смазывание обгоревшей на солнцепеке кожи. До постели Таня еле добиралась, спала без снов, не меняя положения тела.

Понемногу задний двор преображался: тут и там радовали глаз высаженные в готовые клумбы привезенные в горшочках невиданные для средней полосы России цветы, лохматые экзотические растения оккупировали огромные вазоны, дорожки из разноцветной брусчатки разбегались в разные стороны.

Тяжело было Тане поначалу, а потом она втянулась – деревенская закваска сказывалась. К тому же Танин живот и другие выпуклые места к четвертой неделе стали более плоскими, а выданная хозяйкой футболка теперь на ней болталась.

Но если к тяжелому труду моя подруга привыкла, то к тому, что с ней не общались другие работники усадьбы, её удручало. Она ведь общительная, компанейская, а тут почти месяц не с кем словом перекинуться, не считая самой хозяйки, которая, надо отдать ей должное, работала рядом с Таней. Она, правда, не брала в руки лопаты или мотыги, но часами колдовала над клумбами с совком или что-то подкрашивала, переставляла и так далее.

Отношения между ними так и не складывались. Алла Борисовна частенько прикрикивала на свою работницу, позволяла себе ехидные замечания в её адрес, хотя по возрасту годилась моей подруге в дочери. Но Таню трудно вывести из себя, в трудные минуты ей на помощь всегда приходит врожденное чувство юмора и уверенность в том, что «если жизнь преподнесла тебе лимон, сделай из него лимонад».

На последней неделе своего пребывания в усадьбе довелось Тане увидеться с хозяином. Однажды утром Таня вышла во двор, а там лысоватый мужчина в шортах и с голым торсом ходит, меряя землю шагами, а в руках молоток и колышки, из кармана шортов змеится тонкий шнур.

Не успела Таня поздороваться с незнакомцем, как откуда ни возьмись Алла Борисовна.

– Кирилл, это рабочая…я говорила тебе.

– Угу, – Кирилл забил первый колышек и привязал к нему шнурок.

– Я думаю, здесь… – Алла Борисовна развела в сторону руками.

– Отойди, – буркнул муж и забил второй колышек между кроссовками жены.

Алла Борисовна оказалась умницей: тихой мышкой покинула двор, и скоро её звонкие приказы звучали со стороны оранжереи. Кирилл Андреевич оказался мужчиной за сорок, обыкновенной наружности, немногословным.

– Давай туда и туда, – не глядя на Таню, сказал хозяин. – Потом вправо и больше выровнять.

Что в конечном итоге имел в виду Кирилл Андреевич, подруга не поняла, но встала рядом и, шестым чувством угадывая, что делать, начала копать. Взялся за лопату и хозяин.

Ближе к полудню на земле стал вырисовываться силуэт двух-, а в некоторых местах трехуровневого котлованчика. В короткие перекуры ни Таня, ни Кирилл Андреевич не перемолвились ни словом, Только пару раз мужчина украдкой вскидывал на работницу глаза, вернее, как подозревала она, на её грудь, которая хорошо просматривалась под намокшей от пота футболкой.

Работали до обеда. После обеда и получасового отдыха хозяин выкатил из-под навеса тачку, в которой погромыхивала огромная совковая лопата. В дальнем углу усадьбы, под кленами, были навалены кучи чернозема, песка и какой-то смеси. Этим-то и нужно было заполнить вырытый котлованчик. Вначале они возили песок, потом смесь, потом чернозем. Таня лопатой нагружала тачку, хозяин тачку отвозил и аккуратно сваливал её содержимое в котлованчик так, чтобы не нарушить границ уровней. И так часа три не меньше. Опять перекур. Опять хозяин молчит, и только глазами зырк-зырк.

А солнце в этот день! А жара! А духота! Подруга моя уже ни рук, ни спины не чувствовала. Страшно хотелось пить, а еще больше снять одежду и в воду. Под вылинявшей футболкой пот ручьями стекал по жаркому телу, высыхал, а на этот слой лился следующий. И так бесконечно долго.

И что интересно, привыкшая к тяжелому труду, Таня чуть жива от жары и тяжеленной лопаты, а Кирилл Андреевич только изредка стряхнет с носа капельки пота, подтянет сползающие с животика шорты и катит очередную тачку.